Пришлось снимать. Причём дважды — у этого урода мутация в башке, мозг регенерировал. Первый выстрел проломил, второй уже разнёс к #@%! всё начисто.

А третий… этот слизняк ближнего боя.

Ползал, ползал, и, мать его &!%#, дополз. Части монстра в нём была №%!@, кости делал мягкими, мог пролезть куда угодно.

Дополз до самого окна, уже собирался лезть внутрь.

Максим в тот момент смотрел на барона — и всё, ещё миг, и дружинник остался бы без головы.

Пришлось его убрать.

А потом ещё и труп заметать, потому что если бы дружина нашла тело у себя на территории, вот тогда бы точно начались проблемы.

И попробуй потом объясни, откуда кровь на траве, сука-мать-его-#@! Кровь с травы убрать — это тебе не камень. Сложнее всего. Я возился, пока всё не зачистил, иначе бы утром эти псы нашли пятно и подняли тревогу.

Ладно. Фиг с ними, этих я снял.

Второе и третье место — больше нет. Теперь четвёртое и пятое стали вторым и третьим, но я думаю, теперь к барону никто не сунется.

Если топ-3 Империи в один момент пропали, то даже самые тупые поймут: здесь ловить нечего.

Хотя мелочи хватает.

Штук сто всяких @#$%@%.

Бегали по лесам, думали заработать на бароне.

Смешно, &!%%!

На половину я даже не тратил пули: кому-то голову проламывал, кому-то шею свернул, и всё. Обычные войны по Пути Силы решили, что они «убийцы».

«Если первый не справился, значит, мы справимся».

^%$#! смешные идиоты.

А барон ещё и на завод попёрся. %$#!

@#$%@%. @#$%

Там твари прут шестого — седьмого ранга.

Да, я знаю, Максим рядом.

Да, он прикроет.

Но господина могли задеть!

А я теперь обязан защищать. Я же себе не прощу, если хоть один удар пройдёт.

Раз уж стал тенью — значит, делай всё идеально.

И вот теперь ему Москву подавай.

А по дороге… @#$%@ в рот, сколько же дебилов.

То мина на обочине.

То какой-то урод с РПГ в кустах.

То идиот стоит с двумя мечами — двумя, &!%%! Он что, думал, что прорежет бронированную машину, как консервную банку?

Придурок.

И вот так, шаг за шагом, километр за километром, я чищу дорогу, пока барон снова лезет куда не надо.

А ещё он, @#$%, к Императору собрался.

А как я его без денег отправлю? Ну вот как?

Ну зачистил я леса. Ну вызвал группу по уборке монстров. Да-да, и такие контакты у меня есть. Берут, конечно, конский процент — целых 30 %. Но ничего, справились. На его же территории подработал — и всё честно.

Вот тебе и семь тысяч. Я их и отдал. Пусть думает, что «нашёл».

Зато доехал до завода и обратно, в самых лучших и спокойных условиях.

Так, @#$%, даже Император не всегда ездит, как он проехал.

Ни монстров, ни дебилов, ничего.

Чисто. Тихо. Гладко.

А я всё время рядом. Уже не Безликая Смерть. Ещё не дружинник.

И это &!%% бесит больше всего.

Конец интерлюдии

Ну, нашёл и нашёл. Времени уже всё равно не остаётся разбираться, откуда эти деньги. За костюм я дал две с половиной тысячи. Купюр в десять тысяч здесь в принципе нет — максимум три тысячи. Поэтому странно. На сдачу не похоже. Если бы это была сдача, то у меня и самих денег таких не было бы, чтобы такие сдачи получать.

Ладно. Есть — и есть. Пусть лежат. Возьму с собой, всё-таки в Москву еду.

Кстати… что там с моими невестами? Оделись, не оделись? Потому что они едут со мной.

И пора выходить. Намечается поездка. Надеюсь, пройдёт без приключений.

Я последний раз взглянул в зеркало, проверив, всё ли сидит так, как должно. Камзол лёг безупречно: глубокий синий с серебряной вышивкой герба на груди. Ножны у пояса блеснули чёрной кожей, по которой пробегали отблески стали. В отражении я видел не юнца и не наследника на бумаге — главу рода. Но теперь я понимал главное: этот образ собрал не я. Его собрали они.

Невесты.

Пока я занимался делами дружины и бумагами, они упорно держались в стороне, не обсуждали со мной детали, будто намеренно избегали разговоров. Теперь стало ясно — зачем. Они подбирали всё сами: цвет, ткань, даже узоры. Я лишь ткнул пальцем в материал, а остальное оказалось их решением.

И результат оказался таким, что у меня перехватило дыхание.

В холле они ждали меня.

Милена стояла слева — и первой в глаза бросались её волосы. Белые, почти серебристые, они спадали мягкими волнами и на фоне чёрного платья казались ещё ярче, будто светились сами по себе. Лицо — спокойное, но в этом спокойствии была сила, и взгляд цеплялся за её глаза дольше, чем следовало.

Платье подчёркивало всё, что в ней было самым явным. Плечи оставались открытыми, кожа светилась в полумраке холла. Чёрная ткань мягко обнимала грудь — щедрую, третьего с половиной размера, — и хотя вырез не был глубоким, он давал понять куда больше, чем показывал. Взгляд тянуло туда сам по себе, и каждый раз его приходилось отводить усилием воли.

Талия казалась тоньше, чем я помнил, бедра — ещё плавнее. Платье сидело так, будто его собирали не портные, а сама она: ни одной лишней складки, каждая линия на своём месте. Ниже разрез уходил высоко по бедру, открывая длинную ногу. И в этом была настоящая игра: чуть больше — было бы пошло, чуть меньше — потерялся бы смысл. Здесь же всё сошлось идеально.

Наряд был прост — без россыпи камней и яркой отделки, только лёгкий намёк на узор серебром у линии груди. Но именно за счёт этой простоты он работал сильнее. Он не отвлекал от неё, а наоборот — делал Милену центром. Взгляд скользил сверху вниз, задерживался на каждом изгибе, и всё равно хотелось посмотреть снова.

Она выглядела как женщина, которая знает, что красива, и умеет этим пользоваться. Не вульгарно, не вызывающе — а так, что это становилось её силой.

Взгляд на Ольгу начинался сам собой снизу.

Начиналось всё с туфель — лёгкие, на тонком каблуке, в цвет платья. Глубокий сапфировый оттенок с лёгким переливом будто сразу связывал её с моим камзолом.

Снизу ткань ложилась тяжёлыми складками, но не теряла силуэта. Атласный блеск едва ловил свет, и при каждом её шаге платье играло то глубже, то светлее. Разрез был аккуратным, по правому бедру, и открывал ногу на высоту чуть выше колена. Не слишком смело, но достаточно, чтобы это притягивало взгляд.

Дальше крой становился плотнее: платье облегало бёдра, поднималось вверх по талии и собиралось так, что её фигура становилась особенно стройной. Никаких лишних складок — ткань сидела ровно, будто вторая кожа.

Верхний край платья держался на открытых плечах. Никаких рукавов — только мягкая линия, обрамлявшая грудь. Декольте имело форму плавной «лодочки»: не слишком глубокое, но раскрывающее верх груди и подчёркивающее её объём. Третий с половиной, ближе к четвёртому размер — формы, которые платье не скрывало, а подчёркивало и приподнимало, оставляя ровно ту грань, где женственность переступает в соблазнительность, но не уходит в вульгарность.

Цвет завершал картину. Глубокий тёмно-синий, уходящий в сапфировый, с изумрудными бликами на ткани, когда в свете отражались её волосы. Волосы, такого же цвета с переливом, спадали на плечи и сливались с нарядом так, что казалось: это единый замысел.

Я начал спускаться по лестнице — и именно тогда мысли сами пошли одна за другой. Внизу, в холле, они уже ждали меня.

Милена. Со временем она сможет забрать на себя всё военное: дружину, операции, переговоры с родами. Для неё это не будет тяжестью, она росла в аристократическом доме и успела пройти службу в дружине. Даже её платье подчёркивало это: чёрный цвет и линии силуэта будто завершали картину с моим клинком, превращая оружие с пояса из аксессуара в знак силы.

Ольга. Её путь другой. Финансы, документы, контракты — всё, что можно держать в руках холодным умом и точным счётом. Она понимает цену деньгам, знает, где потратить, а где сберечь. И её сапфировое платье в тон моему камзолу словно связывало всё вместе: её образ, мой образ, всё единым контуром.