Эхо принимало клятву. Оно тянуло невидимые нити куда-то далеко, за пределы зала, далеко за стены замка, за города и земли, к самому горизонту. Я знал — оно вписывает её слова в себя, в свой вечный шёпот, чтобы где бы мы ни оказались, эта клятва оставалась неоспоримой.

Только когда волна силы прошла, отпустив нас обоих, я медленно выдохнул.

Клятва была вписана в сам мир.

Теперь настала моя очередь.

Я распрямился, сохранив ладонь на её груди, и произнёс, чётко, без колебаний, с тем уважением, которого требовал этот момент:

— Я, Аристарх, принимаю твою клятву.

В тот же миг воздух дрогнул. Словно само Эхо ответило нам — лёгкий, но ощутимый удар силы разошёлся по залу, как тихий взрыв, и исчез, оставив послевкусие озона в дыхании. Я почувствовал, как невидимая печать смыкается с обеих сторон — она дала, я принял, и мир это услышал.

Теперь, где бы мы ни были, Эхо всегда будет знать: эта клятва существует. И она не может быть нарушена.

В зале повисла тишина. Воздух, казалось, стал гуще, и я ещё мгновение держал ладонь на её коже, не спеша убирать. Тепло от неё пробирало до кончиков пальцев, мягкий ритм сердца под рукой перекликался с моим, а где-то глубоко внутри ещё дрожали отголоски силы. Было странное, почти притягательное ощущение — то ли я передавал ей что-то, то ли наоборот втягивал, но разорвать этот контакт не хотелось.

Ольга подняла на меня взгляд — широкий, чуть растерянный, но в нём уже горела искра того, что только что произошло. Она стояла на коленях совсем близко, и это расстояние будто намеренно держало нас в рамках ритуала, но не позволяло забыть, что мы — всего лишь двое людей в одном пространстве.

Наконец я, нехотя, медленно убрал ладонь. Она мягко выпрямилась, откинула волосы с лица, и я протянул ей руку. Её пальцы легли в мою кисть, тёплые и чуть дрожащие. Я помог ей подняться, и, когда она оказалась на ногах, она едва заметно кивнула.

— Спасибо, — тихо сказала она.

— Не за что, — ответил я, отпуская её пальцы.

Она легко отряхнула юбку, движения её были спокойными, отточенными, и принялась застёгивать блузку. Пуговица за пуговицей закрывали от меня то, что ещё мгновение назад было открыто моему взгляду. Я сделал шаг назад, позволяя ей закончить, и мы вышли в первый зал, где нас уже ждал Яков.

— Господин, — произнёс он своим обычным ровным тоном, — у вас остаётся минута, максимум две, прежде чем вы потеряете сознание. Прошу, подойдите ближе, чтобы избежать ненужных падений. А то еще голову о камни разобьете.

Я нахмурился, чувствуя, как усталость уже подбирается ко мне:

— Значит… это не ритуал сделал её магом, а я. Я полез в её струны.

— Именно так, господин, — Яков слегка кивнул, как будто мы обсуждали погоду.

— Почему тогда нельзя было провести всё завтра? — я устало выдохнул. — Сегодня я уже падал в отключку.

— Сегодня было лучше, — пояснил он, не меняя интонации. — Вечер. Вы выспитесь и восстановитесь к утру.

Я сжал губы, чувствуя, как в голове щёлкает очередная мозаика подозрений. Всё слишком гладко. Он мог знать ещё с того самого дня, когда я пришёл в себя, и тогда просто не назвал Ольгу в списке, потому что «не время». Он был уверен, что я полезу чинить её струны и сделаю её магом. Более того… Яков наверняка поехал за ней именно сегодня, чтобы после ритуала меня вырубило до утра. А утром — новые заботы, новые проблемы, и никакого разговора о монстре, которого я так и не успел спросить.

— Так ты с самого начала был уверен, что она поедет в Академию? Потому что знал, что я не удержусь и полезу чинить её Эхо? — я прищурился.

— Да, господин, — кивнул он, даже не попытавшись смягчить ответ.

— Подождите, — вмешалась Ольга, до этого молча следившая за нами, — я… маг? И… еду в Академию? — её глаза широко раскрылись, в голосе звучала смесь изумления и недоверия.

— Да, Ольга, — спокойно подтвердил Яков. — Но сейчас наш господин вот-вот потеряет сознание, и мы отнесём его в покои. После этого я всё вам расскажу подробно.

— Два раза за день… — проворчал я. — Может, я всё-таки сам дойду до кровати?

— Не беспокойтесь, — с лёгкой тенью улыбки ответил он. — В поместье уже все привыкли, что вас носят на руках в покои.

Я фыркнул, но сделал шаг к нему. Краем глаза уловил, как лицо Ольги еще не отошло от слов «маг» и «Академия» — и понял, что она всё ещё не до конца верит в то, что с ней произошло.

Мир начал темнеть, и я успел подумать только одно: этот хитрый Яков всё рассчитал до мелочей… и, возможно, знает, чем закончится весь этот мир.

Сон растворился тихо, оставив в теле редкое для последних дней чувство полноценного отдыха. Мышцы отзывались лёгкой приятной тяжестью, дыхание было ровным, а в голове — удивительная ясность. Я потянулся, наслаждаясь каждым движением, и перевернулся на спину. В ту же секунду на грудь легла женская ладонь — тёплая, нежная, с мягким, почти шелковым касанием. От неожиданности я задержал дыхание.

Открыв глаза, я увидел рядом белую подушку, по которой рассыпались пряди тёмно-сапфировых волос. Утренний свет играл в них холодным блеском мокрого шёлка. Ольга. Она спала на боку, лицом ко мне, слегка поджав ноги. На ней была тонкая светлая ночнушка, скрывавшая всё, что могла скрыть и выделявшая все, что нужно выделить, и это немного успокоило, то что она одета. Но вопрос всё равно остался: почему она здесь, в моей постели, и кто вообще решил, что это хорошая идея?

В памяти мелькнуло, как недавно моя ладонь была на этом же месте, где сейчас покоится ее рука, но в тот раз она была на её коже, и как наши Эхо переплелись. Тогда это было напряжённо, почти болезненно. Сейчас — только тихое спокойствие. Я осторожно сдвинул её руку, поднялся, стараясь не задеть одеяло, и поставил ноги на прохладный пол. Взгляд скользнул по комнате, и в груди откликнулось узнавание. Светильник на тумбочке. Рядом — родовой клинок, лежащий там, где и должен лежать, как часть обстановки, с которой я уже свыкся. Мой шкаф. Мои сапоги в углу. Я дома.

Выходит, это не я оказался в её комнате, а она — в моей. Тихо выдохнув, я подошёл к шкафу, достал свежую рубашку, брюки, сапоги, ремень и пояс с ножнами. Собрал всё в охапку, приглушая каждый звук, и направился к двери. В коридоре будет проще одеться, не разбудив её. На пороге я ещё раз оглянулся. Она спала всё так же спокойно. Я прикрыл дверь и вышел в тишину дома.

В коридоре стояла утренняя тишина, которую не хотелось нарушать. Я аккуратно прислонил охапку одежды к стене и начал одеваться прямо там — рубашка, брюки, ремень, пояс с ножнами. Сапоги натянул уже на ходу, чтобы не задерживаться. Мысль крутилась одна: ну всё, теперь весь дом знает, что в моей комнате ночевала девушка. И как бы случайно она там ни оказалась, уверен — в этой истории есть отпечатки Якова. Он мастерски запускает слухи так, что их уже не остановишь.

От моей комнаты до кухни второго этажа было всего несколько шагов. Именно здесь я привык пить утренний кофе или чай, устроившись за маленьким столом у окна. Для больших приёмов пищи меня всегда тянуло вниз, в зал, но для быстрых перекусов эта кухня была идеальной. Всё-таки отец был прав, когда перенёс её сюда — уют, тепло и всё под рукой. Эти мысли были однородны со мной, значит синхронизация полностью завершилась. Как минимум поведенческие привычки точно.

Я толкнул дверь, и в нос тут же ударил аромат свежесваренного кофе, вперемешку с чем-то тёплым и масляным. На плите побулькивала небольшая кастрюля, а у неё, с поджатыми губами и закатанными рукавами, стояла тётя Марина. Услышав шаги, она обернулась, и в её взгляде мелькнуло лёгкое довольство, будто она ожидала меня именно сейчас.

— Доброе утро, молодой господин, — сказала она, снимая с полки кружку. — Даже при потере памяти вы всё равно приходите сюда пить кофе. Как и раньше. Значит, память всё-таки возвращается?

Я подошёл ближе, наблюдая, как она наливает в кружку густую, тёмную, обжигающе пахнущую жидкость.