Но вот вопрос. Как вообще получилось так, что мы сумели отбиться? Да ещё и с минимальными потерями?

Я понимал: у Максима теперь двенадцатый ранг. Но как он его получил?

Когда я смотрел на его Эхо раньше — ему было ещё далеко до перехода. После того дня, когда в меня попали, я заметил, что в его структуре действительно что-то изменилось. Но не настолько, чтобы сразу эволюционировать в двенадцатый. Там появились новые плетения, более строгие, более сложные, чем прежде, но я не верил, что они так быстро выведут его на новый уровень.

А теперь — факт. Максим двенадцатый.

Хорошо. Дальше. Убийца номер один. Его ранг я тоже видел — одиннадцатый. Но модификаций в нём столько, что казалось, у него вообще не осталось собственного Эхо. Целиком чужой, искусственно собранный сосуд. И всё же — сильный боец.

Кирилл Евгеньевич… вот тут всё сложнее. Когда он сбросил щиты и остался почти без сил, я впервые увидел его настоящий запас. Огромный. Внутри него явно была какая-то модификация, способная включаться в нужный момент. Но даже с этим — как он выдержал бой? Да, сорок человек погибло… Больно признавать. Но сорок тел — это не ответ на вопрос, как можно было сдержать шесть сотен элитных, среди которых десяток магов десятого ранга.

И в этот момент я вдруг почувствовал: пальцы.

Правой руки.

Я могу ими шевелить. Значит, не всё потеряно.

Но вместе с этим пришло и другое осознание: мой источник Эхо изменился. Он уже не тот, что был до комы. Сосуд другой, структура другая. Чужая, незнакомая, словно с примесью тьмы.

И тут во мне пронеслась мысль:

А вдруг я и правда умер?

А вдруг это уже не мой прежний мир?

В голове отозвались слова Якова, его голос — ровный, усталый:

Если он сумел перетащить меня сюда однажды — почему не мог сделать то же самое ещё раз? Может быть, это уже новый мир Эхо. А я… опять умер.

Если вспомнить моё же предположение о параллельных мирах… то всё складывается логично. Где-то сейчас может существовать ещё один Аристарх Николаевич. Или, может быть, вовсе не Аристарх — но барон, такой же, каким я был когда-то.

Тогда усталость Якова и его слова становятся понятнее. Возможно, он снова переродил меня.

Теперь ясно и другое: почему тьма показалась знакомой. В прошлый раз в моей голове были только мои собственные образы. А теперь во мне живёт память сразу трёх существ.

Первая — моя собственная.

Вторая — того барона, чьё место я занял в этом мире.

Третья — Морока, которого я поглотил через кристалл, вместе с его накопленной памятью и обрывками души.

Выходит, пока шёл переход между мирами, все эти воспоминания наслаивались друг на друга, смешивались, перекручивались. Поэтому в голове и царил хаос.

Но тогда возникает новый вопрос.

Почему я не чувствую свежих воспоминаний? Почему во мне не появилось ещё одно сознание?

Значит ли это, что я всё-таки остался в своём мире?

Или же три прежних памяти — моя, барона и Морока — просто поглотили, сожрали и убили ту личность, в чьё тело я попал?

И тогда становится понятно, почему до сих пор никто не зашёл и не проверил меня.

Может быть, здесь этот «барон» уже давно считается овощем, пустой оболочкой, почти трупом.

А может, он вообще не барон. Простолюдин.

Именно поэтому никто и не приходит. Никто не следит. Для них я уже не существую.

Меня по-настоящему обнадёжило: двигаться снова можно. Сначала пальцы, потом — вся кисть. Значит, не всё потеряно.

Я сосредоточился, попробовал направить в руку и силу, и магию одновременно. Пусть пути переплетутся — вдруг так восстановление пойдёт быстрее. И правда: через несколько секунд локоть послушался, сустав мягко дёрнулся, а затем рука чуть согнулась. Трудно, будто каждое движение стоило целого боя, но результат был.

Постепенно контроль возвращался. Ладно, руки ожили. Теперь — дальше. Челюсть, язык, горло. Нужно хотя бы звук выдавить. Хоть один. Если кто-то рядом — услышит.

Я поднял руку, ждал реакции… тишина. Никто не подошёл. Никто не заметил.

Значит, действительно — рядом никого нет.

Пара минут — и я уже ощущал язык. Он ворочался тяжело, словно чужой, но хотя бы двигался. Следующим шагом стала челюсть. Я знал, какие именно мышцы отвечают за речь: жевательные, подъязычные, щёчные, те тонкие пучки, что тянут уголки рта и помогают выталкивать воздух сквозь связки. Всё это я начал напитывать Эхо, словно вручную подгонял каждую клетку к жизни.

Оказалось мучительно сложно. Во рту десятки мелких мышц и нервов, и заставить их работать синхронно — почти невозможная задача. Я понимал: руки ещё можно сдвинуть усилием, они завязаны на спину, крупные нервы, привычное управление. Но язык и гортань — куда сложнее. Чтобы подарить себе голос, мне нужно было буквально залить мышцы энергией, протолкнуть её в каждую связку, в каждое волокно.

И я вдруг поймал себя на мысли: возможно, сейчас ими двигает не столько анатомия, сколько моё Эхо. Оно берёт на себя роль нервов, заменяет их.

Значит, шанс есть. Если я сумею напитать горло, язык, гортанные мышцы — я смогу выдавить звук. Слово. Крик. Что угодно.

И я осознал: могу говорить.

Внутри всё сработало по тому самому шаблону, которого я ждал ещё при первом пробуждении. В этом мире. Или в том…

Я прохрипел. Хотел выдавить хоть что-то — «помогите», «я жив», любое слово. Но вместо этого из горла вырвался лишь набор хрипящих, сиплых, шипящих звуков. Значит, не до конца проработал мышцы. Одно дело знать анатомию, и совсем другое — суметь ею правильно пользоваться.

И вдруг совсем рядом прорезался голос:

— Он очнулся!

Женский. Значит, кто-то всё это время сидел рядом, но задремал и не заметил, как я шевелил руками.

Звук долетел до меня глухо, словно сквозь толщу воды. Уши ещё не слушались, нервы и перепонки едва справлялись со своей задачей. Но одно я уловил точно: это был голос женщины. И он казался до боли знакомым.

По-моему… это была Ольга.

А может — я просто хочу верить, что это Ольга.

Да, это была Ольга. Слава Эхо…

Слава Эхо… значит, я всё-таки остался в своём мире. Ну в не том, в котором я родился. В том, к которому уже успел привыкнуть. Пусть времени прошло немного, но он стал для меня почти родным. Здесь у меня появилась своя — семья…

Я понял, что это она, когда Ольга наклонилась и обняла меня так крепко, что её сапфировые волосы упали прямо мне на лицо. Сквозь их холодный шёлк я почувствовал тепло её слёз. Хоть она и аристократка, и умеет сдерживать и не показывать свои чувства, но, может быть, она действительно любит меня. И от этой мысли внутри стало удивительно спокойно и светло.

«Моя…» — слово едва мелькнуло в голове, но его тут же смыло жгучее чувство жажды.

— …Воды, — прохрипел я.

Но воды мне не дали. Вместо этого меня зацеловали и перекричали мои слабые звуки:

— Жив! Он жив!

Ее радости не было предела.

— Ура, он очнулся!

Я услышал сколько искренности было в ее голосе. Ждала. Искренне ждала.

— Я думала, ты больше не проснёшься… что ты умрёшь!

Я всё-таки попытался перекричать ее радость — жажда была сильнее всего. Внутри словно горело: влаги не хватало отчаянно. Я понимал — во время восстановления организм пожирает внутренние ресурсы, но никогда раньше не испытывал такой жажды. Есть хотелось куда меньше.

И я мог предположить, почему. Монстр, которого добила Милена… его имя я так и не узнал, надо будет уточнить позже… он был кислотного типа. И, вероятнее всего, часть его Эхо, пропитанная этой кислотой, попала в мой организм. Она высушила меня изнутри, выжгла жидкость. Организм, пытаясь избавиться от чужеродного, выводил его вместе с влагой, регенерируя ткани — и потому жажда стояла такой невыносимой.