Она замолчала, вздохнув.
Андрей почувствовал, как воздуха в груди перестало хватать.
— А кто мне ты, Лия? Друг или...
— Я та, Андрей, кто обязана тебе всем....
— Я не хочу твоих обязательств, Лия. Не хочу этого... понимаешь? — он вдруг задел ее лицо, глядя прямо в глаза. Его карие глаза стали черными. — Не этого я хочу…. Я смотрю на тебя, и понимаю, что вижу не подзащитную, которую спас, не жертву, которой помог, а женщину…. Лия, женщину, которую… — сглотнул. — Люблю.
В висках Лии застучала кровь, внутри вдруг стало горячо, больно и сладко одновременно.
— Я нарушил все правила, Лия. Я не имел права на чувства к тебе…. Я должен был…. — он смотрел только на нее, в ее глаза. — Ты сама видишь, я честно пытался бороться с этим, дать тебе жить своей жизнью, но… ничего не могу сделать с собой, Лия. Каждый раз, когда вижу тебя, когда ты заходишь в мой кабинет, когда слышу твой голос, понимаю, что люблю. Люблю так сильно, что стоит мне не увидеть тебя несколько часов, и начинаю тосковать. Провожу пол ночи под твоими окнами, но не имею права зайти — ведь повода нет. Но решать тебе. Ты ничем мне не обязана, это я обязан тебе... если бы не ты... я бы и не знал, — он на секунду замолчал, — что можно так любить другого... Что можно не зная человека — знать его целиком. Что можно смотреть на другого и видеть в нем отражение себя, Лия. Что можно любить не только успешность, но и слабость.
Она поверить не могла в то, что слышала сейчас.
— Ты плакала в моих руках, а я хотел защитить тебя от всей боли мира. Ты справлялась сама с трудностями, а я мог только восхищаться твоей силой. Ты спала… Лия, а я…. любовался твоим лицом, тенью ресниц на твоих щеках, боялся дышать, чтобы не разбудить, чтобы не напугать.
А он наклонился и наконец, поцеловал ее так, как хотел все эти долгие, длинные месяцы. Проникая в нее, лаская, удерживая, завоёвывая снова и снова. Так, что внутри все вспыхнуло желанием, которое он крепко держал в руках. И когда почувствовал ответ, робкий, неумелый ответ, ощутил, как все внутри взорвалось огнем любви, заполняя все пространство вокруг.
— Я так люблю тебя, Лия, — услышал свои слова, увидел ее темные глаза, полные слез и счастья, увидел то, на что даже не рассчитывал. Словно между ними упала и разлетелась на осколки бетонная стена.
Целовал и не мог остановиться, а Лия и не собиралась его останавливать. Дрожала в его руках — но это была не дрожь страха, а дрожь желания и любви.
— Я люблю тебя… — услышала свой голос, и по его счастливому смеху поняла — он тоже ее услышал.
Они растворялись друг в друге, они горели друг другом, они согревали и обжигали друг друга, и никак не могли остановиться. Добрались до его квартиры, в которую он внес девушку на руках.
В просторной спальне, в полумраке, разбитом бликами уличных фонарей, время потеряло свою власть. Лия вздрагивала от каждого прикосновения его ладоней, будто он не касался кожи, а настраивал струны где-то глубоко внутри. Каждая клеточка её тела отзывалась отдельной, новой жизнью на его пальцы, и это было так остро, что почти больно.
В ней боролись страх и жажда, робость — с всепоглощающим любопытством. Но Андрей был терпелив, как сама ночь. Он сдерживал бурю внутри, чувствуя её дрожь, и его нежность была прочнее любого натиска. Он был её проводником в этом хаосе ощущений.
Они становились единым целым — не два тела, а один пульсирующий нерв, один сбившийся ритм сердца. Медленно и бережно, чтобы запомнить каждый изгиб. Страстно и порывисто, чтобы забыть собственные имена. Андрей то уступал ей, позволяя вести их танец, то вновь брал инициативу, повинуясь едва уловимому вздоху, сжатию её пальцев, беззвучной мольбе — он читал её желание, как открытую книгу.
И Лия отпустила последние страхи. Они уплывали прочь, как щепки в бурном потоке. Она отдавалась его урокам, следовала за его шёпотом, и каждое его указание было не приказом, а ключом, открывавшим в ней новую, неизведанную грань наслаждения. Она не подчинялась — она парила, и он был тем воздухом, что держал её крылья.
А потом она лежала на прохладных простынях, слушая его размеренное, усталое дыхание. Хотелось и смеяться и плакать одновременно. Никогда еще Лия не ощущала себя настолько счастливой, полной , цельной.
Живой.
Пальцы Андрея медленно и ласково перебирали её волосы, погружались в них с благоговейной нежностью. Он крепко обнимал её, прижимая к себе, и она чувствовала, как его грудь поднимается и опускается в такт её собственному дыханию. Он вдыхал запах её волос, её кожи — этот новый, ни на что не похожий аромат их близости, её спокойствия, её умиротворения, ставшего теперь и его собственным.
— Андрей… — сонно потянулась девушка, — мне пора домой… мама с ума сойдет, если я не приеду…
Его объятия не ослабли, а стали еще крепче, словно создавая вокруг нее невидимый щит.
— Останься… — прошептал он, и его губы коснулись ее виска. — Не уходи… Позвони ей. Скажи, что всё хорошо. И вернись ко мне. — Его пальцы медленно скользнули по ее спине, вызывая мурашки. — Лия, я не хочу терять ни минуты больше. Ни одной.
И девушка не возражала. Не хотела. Как можно желать чего-то другого, когда всё твое существо кричит «останься»?
Где-то в глубине души она знала — мама поймет. Поймет это тихое счастье, звучащее в голосе. Не станет ни осуждать, ни читать нотаций.
А ночью проснулась не от кошмара, а от щемящей нежности, все еще не веря до конца, что обрела не только свободу, но и любовь. Настолько сильную, что все ее существо молило принадлежать этому мужчине, который даже во сне прижимал ее к себе.
Тихо поднялась с кровати, босые ноги неслышно ступали по прохладному паркету. Накинув его широкую рубашку, пахнущую им — безопасностью и близостью, — она подошла к окну. За ним пылала в огнях ночная Москва, безмолвная и величественная. Лия прижалась раскалённым лбом к холодному стеклу, и по лицу сами собой потекли слёзы — горячие, солёные, очищающие слёзы счастья. Она мысленно благодарила Бога, судьбу, вселенную — за то, что жива. За то, что дышит этим воздухом. За то, что любит и любима.
Он подошёл неслышно. Тёплые сильные руки обвили её сзади, а губы уткнулись в шею, в то место, где под кожей стучал частый, взволнованный пульс.
— Моя маленькая… Моя Лия… — его голос был сонным и густым от переполнявших его чувств. — Почему ты плачешь?
— Андрей… — она прикрыла глаза, обняла его руку, прижала её к своей груди, где бушевало море неподдельных, новых для неё эмоций. — Я не могу поверить… Мне страшно от этого счастья. Страшно, что ты со мной… Что всё это не сон, который вот-вот растает…
— Это не сон… — повторил он глухо, почти сурово, затягивая её в свои объятия ещё крепче. — И я люблю тебя. Настолько сильно, что не хочу отпускать ни на секунду. Никогда. Лия… — он чуть развернул её к себе, и в полумраке его глаза были серьёзными и бездонными. — Выходи за меня. Я знаю, что тебя от одного этого слова воротит. Знаю, что ты… боишься клеток и цепей. Но… выходи. Носи мою фамилию. Стань моей женой. Стань недосягаемой для всех, кроме меня.
— Андрей… — она тихо засмеялась, и в этом смехе слышались слезы и неверие. — Мы же знакомы всего… полтора месяца… Это же безумие…
— А когда время было мерилом счастья, Лия? — Он не дал ей договорить, его голос прозвучал тихо, но с непоколебимой твердостью. — Мне тридцать шесть. И я ни разу в жизни не делал предложения. Всегда ждал. Всегда думал, что нужно «созреть», «узнать», «быть уверенным». С тобой я не хочу ждать. Не хочу ничего «созревать». — Он нежно провел пальцами по ее щеке. — Ты — мое счастье, моя гордая девочка. Какая разница, сколько дней в календаре мы знакомы? Я уверен в том, что чувствую.
Он притянул ее ближе, и его шепот стал еще тише, еще доверительнее.
— Я точно знаю. Хочу, чтобы твои платья висели в моем гардеробе, а заходя в ванну, я вдыхал не воздух, а запах твоих духов. Чтобы, ложась в кровать, я знал — вот это место согрето тобой. Я… я уже освободил для тебя место в шкафу, Лия. И в ванной полочку прибил. Сам. Своими руками. — Он усмехнулся, и в этой усмешке слышалась вся нелепость и вся серьезность момента. — Палец себе отбил, между прочим. Ради тебя.
