Отступил, ушел в тень, стараясь не мельтешить перед глазами. Давал необходимую информацию, помогал по мере сил, но больше не навязывался. Только иногда ловил себя на том, что смотрит на свой телефон и надеется увидеть там пропущенный вызов или короткое сообщение, хоть что-нибудь. А когда становилось невыносимо тоскливо — приезжал сюда, под окна квартиры, ощущая себя то ли пубертатным юнцом, то ли сталкером-психопатом.

Вечером отвез домой Есению — молчаливую и замкнувшуюся. Но не стал говорить ни слова — ни утешения, ни упрека. Слова отца, сказанные прямо и без обидняков, поставили на место и мать и девушку.

— Андрей, — Есения повернула к нему красивое лицо, — завтра я подам заявление на увольнение…. Ты больше не увидишь меня.

— Нет, — ровно отозвался он. — Ты этого не сделаешь. Ты просто перейдешь на другую работу по двум причинам: потому что переросла должность помощника, и это правда. И потому что конфликт интересов не нужен сейчас ни тебе, ни мне. Уволиться из компании ты сможешь только в том случае, если найдешь более подходящую работу — препятствовать не стану, даже поддержу. Если уйдешь в никуда — помогу с деньгами, но только после рождения ребенка, бегать за тобой по всей Москве тоже не буду.

Его взгляд стал тяжелым и пронзительным.

— Мы оба юристы, Еся. Размер алиментов определим цивилизованно, но не советую проверять, насколько далеко я готов зайти. Первый урок тебе уже преподал мой отец. Если потребуется — не постесняюсь дать и второй.

— Ты мне угрожаешь? — Есения задохнулась от гнева.

— Нет. Расставляю все точки над и. Можешь идти, Есения, я устал. Ты, полагаю, тоже.

Она выскочила из машины, всхлипывая.

А у него осталось ощущение липкой неприязни в душе. Не оглядываясь, он быстро тронулся с места, но помчался не домой, не в свою роскошную, пустую, холодную квартиру, а под заветные окна, за которыми жила Лия.

Тихо зазвонил телефон, завибрировал в кармане, отвлекая от тяжелых мыслей.

— Да, пап, — устало ответил на вызов.

— Живой?

— Условно.

— Рыдала и хотела уволиться?

Андрей невольно рассмеялась.

— Ну как-то так….

Всеволод хмыкнул в трубку.

— Знаешь, — помолчав, заметил он, — я вот все думал, сынок, почему у тебя с Еськой не получилось. А сегодня понял. Ты, оказывается, не совсем дурак. Признаю — ошибся я в девке, а ты оказался прав.

Андрей молчал, потирая лоб и чувствуя, как накатывает головная боль.

— Что мама? — наконец спросил он.

— Ругается. Побила посуду — ничего, я ей на Новый год новую подарю. Она у нас с тобой женщина горячая — пришлось в холодный душ отнести. Сейчас перестанет меня проклинать и материть — вернусь в родимый дом… Я вот, что звоню, сынок…. Встречу нам назначили на завтра, в три часа дня. Ты и твоя любовь сможете быть готовыми?

Жар опалил щеки Андрея.

— Пап!

— Что пап? А то я дурак и не прав, да? Ну давай, опровергни…. Так будете готовы?

— Да, — вздохнул Андрей и тихо засмеялся. — будем. Пап?

— Что?

— Я люблю тебя и маму.

— Мы тебя тоже. Я — всегда, мама, ну не сейчас, но вообще — любит. Спокойной ночи, Андрюх.

Всеволод отключился, а Андрей, схватив букет, купленный спонтанно, неизвестно зачем, вышел из машины и решительно зашагал в подъезд — повод, наконец-то, был железобетонный.

Лия чувствовала, как вспотели ее ладони, когда они встали в пробке почти в самом центре города. Она бросила быстрый взгляд на Андрея, но тот, чуть повернув голову, только улыбнулся ей. От его улыбки стало трудно дышать.

Он появился вечером так внезапно, что застал всех врасплох. Лия как раз вышла из ванной, услышав настойчивый звонок в дверь. Холодная волна страха подкатила к горлу — первая, обжигающая мысль: «Ахмат нашел». Мужской голос в прихожей заставил ее инстинктивно сжаться, прижавшись к косяку.

Но мама разговаривала спокойно, Лия, вздохнув несколько раз, заставив себя успокоится вышла.

Андрей стоял у окна на кухне, навалившись на подоконник и пил чай. Одетый, точно только что был на важной встрече, весь его вид излучал уверенность и благополучие, снова так резко контрастировавшее с ней — мокрой после душа, одетой в старую футболку и обрезанные до колена брюки, на своих костылях. Увидев ее, он отставил кружку и улыбнулся, а она, смутившись, ответила довольно резко.

— Что-то случилось?

Улыбка Андрея погасла.

— Лия… — многозначительно заметила мама, — Андрей с новостями.

— Ахмат? — взгляд упал на роскошные цветы, которые стояли на столе, не розы, а точно собранный вручную полевой букет.

— Нет, — голос Резника стал деловым, на девушку он больше не смотрел, сосредоточившись на Надежде. — Завтра у нас с тобой встреча. Важная, Лия. От нее зависит… да почти все.

— Андрей, садись, рассказывай все, — велела Надежда, бросив на дочь гневный взгляд. — Ты тоже столбом не стой. Сядь уже где-то, — и чуть подтолкнула дочь к тому же дивану, где сел Андрей. Он был так близко, что Лия ощутила запах его парфюма — дерево и дым, немного сосны и трав. Почему-то ей сразу представилась залитая солнцем лесная поляна, где пахнет смолой и прогретой хвоей, где царит безмятежное спокойствие и можно ничего не бояться.

— Я Зару пойду позову, — Надежда вышла из кухни, оставляя их наедине.

— Ты как? — чуть откашлявшись, спросил Резник.

— Нормально, — Лия замерла, боясь пошевелиться. Ей страшно хотелось, чтобы он так и сидел рядом, чтоб можно было ощущать его тепло, его запах, но боялась показаться глупой и смешной девчонкой, влюбившейся во взрослого, сильного мужчину.

— Как нога? — кивнул он на гипс.

— Обещали снять через неделю, — покачала она головой, — скорее бы….

— Так хочется побегать? — улыбнулся он. — Разочарую тебя, после снятия гипса еще неделю, а то и больше с костылями будешь. Мышцы атрофировались от неподвижности за этот месяц, их нужно будет приводить в порядок — сразу не получится.

— Пришел, увидел, разочаровал, — не удержалась Лия от горькой насмешки. — Андрей Всеволодович….

Андрей вдруг резко встал и отошел к окну.

— Лия, я что, настолько старый для тебя?

— Что?

— В Астрахани ты прекрасно звала меня по имени, — он говорил резко и довольно зло. — Что изменилось теперь?

Лия молчала, глядя на свои руки. Молчал и Резник, отвернувшись и глядя в черное стекло окна.

Тишина повисла тяжелым покрывалом. Она видела, как напряглась его спина, и сердце заныло от щемящей нежности. Сделав неуверенный шаг, коснулась его руки.

— Андрей… — ее нога подкосилась.

Мгновение — и он уже держал ее, сильные руки обвили талию, прижимая к себе так близко, что она ощутила каждый мускул его тела, каждое биение сердца. Его дыхание обожгло щеку.

— Видишь… — его губы коснулись ее виска, горячий шепот пробежал по коже. — Я иногда еще нужен тебе.

Она вжалась в него, забыв о стыде и страхах, позволяя рукам скользнуть по его плечам. В этом объятии было все: и боль, и надежда, и невысказанная нежность, разрывающая грудь. Пусть на несколько мгновений, она позволила себе слабость быть рядом с этим человеком, который вызывал у нее такие эмоции. Знала, что это всего лишь его жалость говорит, его природный инстинкт защитника, пусть хотя бы так, просто ощутить дыхание жизни, на секунду представить себя его… кем?

Он не отпускал, не посадил на диван, а держал — знал, что ей это нужно. Напротив, обнял ее так, что она оказалась в крепких объятиях, гладил по мокрым волосам, не обращая внимания, что дорогая рубашка на плече полностью промокла.

— Лия… — услышала над ухом тихий голос и поняла — она перешла границу.

— Андрей, Лия…. — на кухню зашла Надя, за спиной которой маячила Зарема. — Что такое?

— Я чуть не упала, — поспешно выдохнула Лия, пытаясь отстраниться, но его руки не ослабили хватку. — Как всегда, мам, дом инвалидов на выезде.

Андрей не думал отпускать ее окончательно. Лишь бережно, продолжая поддерживать, помог добраться до дивана, усадил и сам сел рядом — намеренно близко, оставляя Зареме место с другой стороны. Его колено по-прежнему касалось ее ноги, а рука лежала на спинке дивана за ее спиной, создавая невидимый барьер между ней и остальным миром.