Слова «Кавказская пленница» теперь заиграли другими красками.

Она то смеялась, убеждая себя, что рано или поздно ее отпустят — невозможно держать человека взаперти всю жизнь, то едва сдерживала слезы — понимая, что в современном мире есть тысяча и один способ сломать непокорных.

К горлу подкатил ком, в носу защипало, Лия зажмурила глаза, стараясь подавить непрошенные слезы. Вместо этого она закрылась одеялом с головой и снова вернулась к своим мыслям.

Страшный старик, назвавшийся ее дедом, хоть и говорил с высокомерием, но все же на ее вопросы ответил. И историю своего отца Рустама, Алия теперь знала. И хоть в словах деда и сквозило жгучее презрение, сама девушка мысленно отцу сказала спасибо, снова и снова убеждаясь в том, насколько сильно он любил своих девочек: ее и ее мать. Ушел. Отказался от богатства и положения старшего сына, от привилегий и роскоши, ради того, чтобы никто никогда не смог посмотреть косо ни на жену, ни на дочь. А главное, отец на долгих 22 года подарил ей свободу.

Она с ужасом смотрела на двух других девушек, которые приносили ей еду: черноокую Зарему и гибкую Аминат. Обе были спокойны, послушны, завернуты в платки даже дома. Без слов слушались приказаний деда и отца — Саидмурада, который тоже зашел познакомиться с пленницей. Младший брат Рустама, похожий внешне, но совершенно другой внутри — Лия четко увидела разницу.

Она пыталась поговорить с сестрами, но те лишь молча отворачивались от нее, от ее принципиально не покрытой головы — платок, принесенный теткой Патимат так и остался лежать на кресле, а свои длинные пепельные волосы Алия даже в косу не заплетала — бросая вызов всему этому дому.

Впрочем, пока ее оставили в покое. Ей хватило ума сделать вид, что слабость после похищения до сих пор не отступила. Головные боли действительно порой возвращались, а отсутствие возможности выйти на воздух сделало ее бледной и болезненной. Алия оставалась в постели, стараясь найти выход из ловушки, усыпить бдительность семьи.

Накануне вечером в семье что-то происходило. Она скорее ощутила это интуитивно, ведь с ней по-прежнему говорили мало. Но Зарема, которая принесла ужин на широком подносе, выглядела напуганной, ее глаза то и дело заволакивало слезами. Алия, чуть прищурившись, все же задала вопрос:

— Ты в порядке, Зарема? Что случилось?

Та вздрогнула всем телом, едва не расплескав суп.

— Через два дня…. Алият. Через два дня важный человек в гости придет.

В дрогнувшем голосе прозвучал страх. Но Зарема быстро развернулась, и не сказав больше ни слова, выскользнула из комнаты.

Лия закусила нижнюю губу. Не нравился ей этот расклад. Совсем не нравился. Она не раз и не два слышала истории о Кавказе и традициях, которые казались ей сказкой, мифом. Но сейчас, оказавшись на положении пленницы, она начинала задумываться, а не было ли часть из них правдой? Чего боятся Зареме или тем более Аминат, если одной даже 18-ти нет, а вторая только-только отпраздновала день рождения ?

В голову сами собой лезли обрывки заголовков новостей, редкие заметки, чудом просочившиеся в прессу — про похищения, насильственные браки, «семейную честь». Алия похолодела, когда до неё дошло: да, сестры несовершеннолетние, но она-то — нет.

Дышать стало трудно, перед глазами всё поплыло. Она резко поднялась с кровати и медленно дошла до окна. За стеклом раскрывался другой мир: роскошный фруктовый сад с аккуратными рядами деревьев, блестящими от росы листьями, тёмными тенями. Дальше тянулся высокий каменный забор, оплетённый виноградом и плющом, а за ним — далекие вершины гор, серебрившиеся в лунном свете.

Лия распахнула окно и жадно втянула в лёгкие прохладный ночной воздух. Ветер освежал, но тошнота и головокружение не проходили. И всё же её глаза работали, как натренированные сенсоры. Профессиональная привычка включилась автоматически: взгляд скользил по саду, отмечал всё полезное. Высота второго этажа — метра три, если прыгнуть с опорой на стену, шанс приземлиться без серьёзных травм есть. Ниже окна — карниз, вполне хватит, чтобы зацепиться и спуститься, если действовать быстро. В саду — хозпостройки: крыша сарая могла стать промежуточной точкой. Забор высокий, около трёх с половиной метров, но плотно увит плющом и виноградом — хватит зацепов для рук и ног. Расстояние от дома до забора — метров двадцать пять, пробежать можно, если успеть до того, как заметят.

Она подсознательно прокручивала варианты, представляя рывок, приземление, работу рук и ног. Считала траектории, точки опоры, скорость. Всё, чему её учил паркур, сейчас складывалось в единую карту побега.

Внизу проскочила быстрая и стремительная тень. Остановилась под открытым окном, учуяв чужой запах.

Лия прищурилась всматриваясь при скудном свете ночи. Собака.

Огромная, быстрая и тренированная. А как иначе-то.

Девушка истерически хихикнула — жизнь легких путей не подбрасывает. И закрыла окно, возвращаясь в кровать.

Через два дня вечером, сказала Зарема. Значит собак точно уберут из сада, не дай бог покусают высоких гостей. А до того времени нужно быть спокойной и сдержанной. Вести себя как обычно. Есть. Много есть и много спать — потом понадобятся силы. Тело восстановилось, однако Алия и подумать не могла, сколько ей придется потратить сил на побег. Судя по всему дом на окраине города, значит можно и нужно еще будет добраться до полиции.

Она закрыла глаза, ощущая и возбуждение от принятого решения и спокойствие от того, что уже понимала, как действовать дальше.

Утром ее разбудили рано, в комнату зашла тетка Патимат, которую Лия мысленно звала «теткой Лидией»*, и повесила на стул новую одежду и платок.

Алия возражать не стала, переоделась, но к платку даже не притронулась. Патимат поджала губы, а потом обернулась к дверям. В комнату вошли двое мужчин. Из-за бород Алия не могла понять сколько им лет, но старыми они не выглядели. Может лет 20-25.

— Это твои братья, Алият, — заметила тетка. — Рамазан и Адам.

Сжав зубы, девушка кивнула, не ожидая ничего хорошего.

— Надень платок, Алият, — приказала Патимат. — Нельзя в присутствии мужчин с непокрытой головой ходить.

Лия почувствовала, как пальцы ног внутри лёгких тапочек онемели от нарастающего страха, но всё равно молча покачала головой. Это был вызов. Последний кусок её свободы, за который она держалась.

Один из братьев шагнул вперёд. Он возвышался над ней, плечистый, сильный; она едва доставала ему до плеча, но головы не опустила. Напротив — тело инстинктивно напряглось, как у кошки перед прыжком, мышцы собрали остатки сил, дыхание перехватило в груди.

И тогда он ударил.

Не по лицу — в солнечное сплетение. Быстро, резко, отточенным движением, в котором чувствовалась привычка и опыт.

Никогда в жизни Лию не били. Никогда. От внезапного удара всё внутри сжалось в комок, лёгкие взорвались от боли и пустоты. Дыхание оборвалось, в глазах вспыхнули искры, кровь ударила в лицо. Девушка покачнулась, ноги подкосились, и она медленно сползла на белоснежный ковёр, беззвучно открывая рот, пытаясь вдохнуть.

Она не могла не то что закричать — даже вздохнуть. Боль пронзала тело волной, холодный пот проступил на лбу, а перед глазами плясали пятна.

— Надень платок, — требовательно и ровно приказала Патимат, когда девушка смогла восстановить дыхание.

Алия с трудом поднялась на ноги — руки ее дрожали, голова кружилась, в ушах звенело. Все нутро кричало ответить что-то злое, язвительное, а разум приказывал молчать. Судя по готовности, братки, других слов к ним у нее не было, готовы сделать из нее отбивную, если станет упрямиться. И тогда о побеге можно забыть.

На глаза навернулись слёзы — не жалкие, а злые, горькие, от бессилия и унижения. Лия позволила им скатиться по щекам: пусть думают, что она сломалась, пусть радуются своей мнимой победе.

Всхлипнув, она подняла платок. Ткань показалась тяжёлой и чужой, к тому же Лия не имела ни малейшего представления, как правильно его надевать. Она растерянно мяла его в руках, как простую тряпку.