Он вскрикнул, упал на нее, тяжело дыша, целуя маленькую грудь, чуть прикусывая — не больно, игриво.

Лия заставила себя улыбнуться.

Он этого ждал.

В тот день Ахмат едва ли не на руках ее носил.

А для Лии время разделилось на день и ночь. Днём она будто жила: могла выходить во двор, дышать свежим горным воздухом, слушать, как за домом шумит огромная река, бегущая между камнями и исчезающая в глубине ущелья. Могла сидеть на веранде с книгой из богатой библиотеки Ахмата, касаясь пальцами старых страниц, вдыхая запах бумаги, ощущая хотя бы иллюзию спокойствия. Иногда он звал её кататься верхом, и тогда ветер трепал её волосы, а солнце касалось кожи, напоминая, что мир за пределами страха всё ещё существует. В эти часы она почти верила, что способна жить — тихо, незаметно, но жить. Ахмат, как ни странно, в эти часы становился другим — спокойным, сосредоточенным, внимательным. Они могли говорить о книгах, о новостях, о политике, и в этих разговорах он проявлялся с неожиданной стороны: умный, рассудительный, образованный. Его речь притягивала, заставляла слушать, и она, не желая того, втягивалась в этот мир — мир, где он был не её тюремщиком, а просто человеком.

А потом приходила ночь.

И вместе с ней — другой мир, в котором не было воли, только подчинение. Там исчезали мысли, растворялись слова, и оставалось лишь тяжёлое дыхание, чужие руки, обязательства, которых она не выбирала. Ночью она не принадлежала себе — становилась чем-то вроде живого предмета, частью чьей-то страсти и власти, лишённой голоса и смысла.

Когда пришла задержка на день, спина Лии покрылась холодным потом. Она смотрела на себя в зеркало ощущала, как дрожат ее пальцы. Вслушивалась в тело, желая найти там хоть малейшие признаки приходящего цикла — боль в пояснице, в животе, перемну настроения. Ничего.

Какая-то из ночей этих двух недель, а может и самая первая ночь, принесла с собой необратимые последствия.

Лия отступила от зеркала, споткнулась о край ковра и опустилась на пол. Руки бессильно соскользнули по коленям. Она не кричала, не рыдала — только дыхание сбилось, стало коротким, хриплым, будто изнутри что-то обрушилось и не могло снова подняться. Слёз не было. Только пустота — холодная, как горный ветер, и ужас, который не находил выхода.

Она сидела на полу, обхватив голову руками, и плакала без звука, без слёз, без надежды.

Так плачут, когда уже не ищут спасения.

А сейчас, чувствуя горячие руки мужа, его губы на губах, она вдруг подумала — может зря не сделала только что последний шаг. Тот шаг, что отделял ее жизнь от свободы. Шаг, и она полетит вниз, в широкую пройму бурлящей реки, которая будет решать ее судьбу сама. Может она самое себя лишила этого последнего в своей жизни выбора?

Если Ахмат узнает о задержке — все будет кончено раз и навсегда. Наблюдение за ней не позволит ей ни убежать, ни умереть, а рождение ребенка свяжет прочнее любых цепей.

Они отъехали от дома довольно далеко, вниз по лугам и незаметным тропинкам в скалах.

— Лия, — он нахмурился, замечая задумчивость жены, и помог ей спешиться на живописном лугу, — с тобой все хорошо? Ты здорова?

Он всегда замечал малейшее отклонение — даже если она просто глубже дышала или задерживала взгляд.

— Да, — выдавила она, натянуто улыбаясь. — Всё нормально. Просто… дыхание перехватило. Здесь так красиво, Ахмат.

Он усмехнулся, довольный её словами, для него это звучало как признание.

— Этот луг называют тропой влюбленных, знаешь почему? — ответил, обнимая её за талию. Его взгляд был направлен вдаль — на горы, покрытые густым туманом, и зелёные луга, где ветер играл травами. Рядом мирно паслись их лошади — его вороной жеребец и светлая кобыла, которую он подарил ей в первый день приезда. Где-то вдали доносились крики пастухов, ржание, лай собак — жизнь шла своим чередом, спокойная, естественная, не знающая её внутреннего ужаса. — Посмотри туда, — он указал рукой на скалы, две из которых сошлись друг с другом и в них четко угадывались очертания двух фигур, прислонившихся друг ко другу.

— Невероятно, — прошептала Лия.

— Время и ветер сотворили чудо, Алият, которое не повторить ни одному человеку, — синие глаза Ахмата с восторгом смотрели в одном с ней направлении. — Поедем домой? — он заметил бледность жены.

Она не стала возражать, ведь гуляли они больше двух часов.

Ахмат помог Лие взобраться в седло, поправил стремена, задержав руку на её колене. Потом легко сел на своего коня и тронулся рядом. Они ехали бок о бок, не торопясь, и ветер, пахнущий свежестью трав, развевал её волосы.

Но покой длился недолго.

Впереди, среди луга, показались две фигуры — мужчина и женщина, шедшие навстречу, держась за руки. Девушка собирала цветы и смеялась. На ней были джинсы, светлая футболка и бейсболка, волосы выбились прядями из-под козырька, на спине — рюкзак. В ней было всё то, что в мире Лии стало невозможным: свобода, непринуждённость, простая радость. Увидев всадников, она помахала им рукой.

Ахмат мгновенно напрягся. Его спина выпрямилась, плечи закаменели, взгляд сузился. Он резко натянул поводья, конь всхрапнул и встал на месте.

— Кто такие? — бросил резко и зло.

— Эээ, — в разговор вступил парень лет 24-25, — простите. Мы туристы, живем в селе, ниже по течению…. Меня Коля зовут, Николай. А это моя… невеста. Ирина.

— Вы в курсе, что это частная собственность? — с ледяной злобой отозвался Ахмат, загораживая собой жену. У Лии от страха онемели пальцы. Она уже знала — именно этот тон всегда предвещал вспышку ярости.

— Ой, — вздохнула девушка, — простите. Тут нет указателей…. Мы, просто ошиблись. Сейчас уйдем. Нам на дорогу, правда, и вниз, да?

— Да, — сквозь зубы процедил Ахмат, бросив быстрый взгляд на Алию. Та машинально коснулась непокрытых волос — он разрешал ей ездить верхом без платка, побелела как полотно под его взглядом.

Ее глаза смотрели в одну единственную точку, на незнакомую девушку, нахмурившуюся, напуганную.

Но Ирина и Николай, уловив тон Ахмата, мгновенно всё поняли. Они даже не попытались оправдаться — просто обменялись коротким взглядом и почти бегом направились вниз по склону, туда, куда он показал. Их шаги по высокой траве быстро стихли, оставив после себя только гул ветра и далёкий шум реки.

Ахмат ещё долго смотрел им вслед, неподвижно, с прищуром, будто хотел убедиться, что те действительно ушли, что больше не посмеют приблизиться. Потом медленно повернулся к Лие. Лицо его оставалось спокойным, но в этом спокойствии было что-то ледяное, выжидающее.

Он подъехал ближе, почти вплотную. Конь фыркнул, и Лия, сжав поводья, машинально отстранилась, но он перехватил её взгляд.

— Знакомые? — коротко спросил он, не повышая голоса.

Она покачала головой. Едва заметно. Любое слово могло разорвать хрупкое равновесие между ними.

Он протянул руку, коснулся её лица — не грубо, но властно, заставляя поднять глаза. Кончики его пальцев обожгли кожу.

— Влюблённые, — произнёс он тихо, глядя куда-то мимо неё, словно не с ней говорил. На мгновение в его голосе прозвучала странная усталость, а затем снова вернулась холодная уверенность. — Больше сюда прийти не рискнут.

Он легко развернул коня, бросив короткое:

— Поехали домой.

Лия молча кивнула, с трудом удерживая дыхание. Слеза — чистая, прозрачная, будто из стекла, — сверкнула в уголке глаза и тут же исчезла, оставив на щеке тонкий след.

Она ехала следом, не поднимая взгляда, не смея обернуться — ни на горы, ни на уходящую вдаль счастливую пару, ни на горизонт, где заканчивалась дорога. Не позволяла себе ни вздоха, ни движения плеч, чтобы не выдать то, что копилось внутри.

Ужас, от ожидания реакции и невероятное, невиданное до этого дня ощущение головокружения. Футболку на девушке Алия узнала безошибочно. Этот веселый, смеющийся «Безликий» с букетом ромашек и большим сердечком. «Безликий», которого рисовала она сама, своими руками, на футболке, которую перед экзаменами подарила Кристине.