Невысокая, симпатичная женщина лет 40 ожидала на пороге. Короткие волосы, умные темные глаза, подведенные черной тушью. Увидев выходящих из такси гостей, она отбросила сигарету в урну, стоящую рядом со входом и поспешила на встречу.
— Надежда Ивановна, — протянула руку Наде и крепко пожала, — пойдемте. Не будем говорить на улице.
Она провела женщин внутрь, где, вопреки внешней ветхости, было довольно уютно. Узкий коридор с побелёнными стенами пах чистотой и мятой, где-то слышалось тиканье старых настенных часов. На стенах висели детские рисунки — домики, солнце, женщины с длинными ресницами, держащие детей за руки. Возле двери стоял стол с вазой полевых цветов, а в дальнем конце коридора светилось окно, через которое пробивался мягкий солнечный свет.
В коридор на звук шагов вышла молодая девушка в джинсах и свитере, бросив любопытный и сочувствующей взгляд на Надежду, и тут же снова скрылась в одной из комнат. Откуда-то раздался тихий детский смех.
Светлана завела женщин в свой кабинет и жестом указала на удобные кресла. Сама села напротив них, но не за свой стол, а в такое же кресло.
— Девы, у нас тут все просто, — точно извиняясь, заметила она. — Сейчас чай принесут. Может кофе?
Надежда отрицательно покачала головой, ей точно сейчас ничего в горло не лезло. Кристина молча кивнула.
— Лия… — начала Светлана, — мне жаль, Надежда Ивановна. Это…. Простите, слов у меня нет…. Я хотела вам позвонить, но… не думаю, что вам мои слова нужны….
— Вы правы, — глухо отозвалась Надежда. — Мне не слова нужны.
— Что в полиции говорят? — спросила Светлана, щёлкнув зажигалкой. Пламя на секунду высветило морщинки у глаз и жёсткую линию губ.
— Ничего! — резко, срываясь, выкрикнула Кристина, пока Надежда собиралась с ответом. — Светлана Анатольевна, они считают, что Лийка сбежала. Сами придумали, сами поверили!
— Сказочные долбо...бы, — резюмировала женщина, резко выдыхая дым в сторону открытого окна. — Простите, конечно, но по-другому не скажешь, — добавила уже тише, сдержанно, словно боялась сорваться сильнее.
Комната наполнилась запахом табака, тяжёлым, приторным, как сама усталость, накопившаяся в этих стенах. За окном тянуло жарой, солнце отражалось от окон старых домов, и воздух дрожал в мареве пыли.
— Они вас опрашивали? — спросила Надежда после короткой паузы. Голос её звучал сдавленно, каждое слово давалось с усилием.
— По телефону, — фыркнула Светлана, стряхивая пепел в пепельницу. — Вопросы — как по бумажке. «Не было ли конфликтов на работе?», «Не замечали ли странного поведения?» А я им прямо сказала — мы тут, мол, не в настольные игры играем. У нас тут каждый день какой-нибудь дятел прибегает, орёт, права качает. Девки-то к нам не от хорошей жизни приходят, а эти потом бегают, угрожают. Им бы, бл…., самим поработать хоть день — быстро бы поняли, где опасность.
— Лия могла… кого-то серьёзного разозлить? — осторожно спросила Надежда, глядя в глаза женщине.
— Нет… вы что. Она ж девчонка совсем зеленая. Я ее на юридические заключения посадила. Она даже не принимала граждан. Я только документы ей приносила, а она материалы для меня готовила. Вообще ни с кем не зацеплялась. Я-то пока с головой дружу.
— А… — Надежда колебалась, подбирая слова, — не было в последнее время у вас… неприятностей с женщинами или девушками с Кавказа? Ну… из кавказских республик?
Светлана молча прикурила новую сигарету, глубоко затянулась, выпуская тонкую струйку дыма к потолку. Её тёмные глаза чуть прищурились, лицо стало настороженным, будто она пытается вспомнить или взвесить, стоит ли говорить всё, что думает.
— Нет, — протянула она после короткой паузы, внимательно глядя на Надежду. — Не было. Ни жалоб, ни звонков, ни конфликтов. — Она медленно выдохнула дым, постукивая ногтем по фильтру. — Следак у меня, кстати, то же самое спрашивал. Один в один. Это как-то связано с пропажей Лии?
Надежда не успела ответить — Кристина заговорила первой, быстро, будто боялась, что собеседница сейчас передумает слушать.
— В день, когда она пропала, — сказала она, — у университета два кавказца о ней спрашивали. Фотографию показывали охраннику на входе. Сказали, вроде как знакомая им нужна.
— Вот это поворот… — протянула Светлана, в голосе её прозвучало не удивление, а хрипловатое раздражение.
Она поднялась, прошлась по комнате, стряхивая пепел прямо в пустую кружку, и тихо пробормотала:
— А камеры, дайте угадаю, в тот день не работали?
— Не работали, — подтвердила Надежда.
— Ну конечно… — фыркнула Светлана, усмехнувшись безрадостно. — И охранник, небось, «ничего не видел, ничего не помнит»? И камеры на улице, до остановки, тоже — чудесным образом — «ничего не показали», да?
Кристина и Надежда переглянулись. Сердце Надежды забилось сильнее.
Светлана погасила окурок и тут же закурила по-новой.
— Так, бабы, у нас девчонок последний год с Кавказа не было ни одной — это я вам на Библии поклянусь если что. Но вот…. узнаваемый стиль. Надя, можно на ты, сама-то что думаешь? У дочери твоей имя-то говорящее.
Надежда закрыла рот рукой.
— Ее в честь матери мужа назвали мы, — наконец, ответила она. — Он у меня с Дагестана. Познакомились студентами, но тогда все… проще было, сами понимаете. Познакомились, влюбились. Родня его, конечно, против была, ему там вроде даже девушку сговорили, но Рустам…. Он сильным был. Отсек все связи, только с матерью общался, пока та не умерла. Лию в её честь назвали, последнюю букву убрали только, чтоб разница была: Алия, а не Алият, — продолжила она, глядя куда-то в сторону, в одну точку. — Только мы никогда не называли её полным именем. Для всех — просто Лия. И с той роднёй мы не общались вообще. Ни разу. Понимаешь? Ни разу. Они даже на его похороны не приехали. Может, и не знают, что он умер. Он ведь и имя поменял, и фамилию мою взял. Хотел, чтобы нас ничто больше не связывало.
Она перевела дыхание, голос дрогнул:
— Господи… да они Лию в глаза никогда не видели… вообще никогда.
Повисла тишина. За окном гудела Волгоградская жара, где-то за стеной шумел вентилятор, щёлкнула дверца шкафа.
— Никогда…. — протянула Светлана, после того, как уже знакомая девушка занесла поднос с чаем, кофе и маленькими пирожками. — Но других зацепок нет. Ни одной….
— Да ладно, — фыркнула Надежда поднимаясь и взъерошив свои короткие светлые волосы, которые за последние десять дней из пепельных стали белыми. — Похищать…. Зачем?
— Надь, сядь, -приказала Светлана негромко. — Ты себе этот регион представляешь? Хоть раз там была?
Женщина отрицательно покачала головой и не в силах сидеть подошла к окну.
Светлана затушила сигарету, сделала глоток остывшего кофе и, чуть помедлив, заговорила спокойно, будто объясняла очевидное:
— Это сложный регион, Надь. Спорный, контрастный. Там удивительным образом уживаются две реальности. С одной стороны — светская жизнь, современные города, девушки с айфонами и учёбой за границей. С другой — веками живущее рядом с этим общество, закрытое, традиционное, живущее по адатам, по чести рода. Там человек — не сам по себе, он всегда часть семьи, тейпа, деревни.
Она говорила ровно, сдержанно, но в её голосе чувствовался холодный опыт, накопленный за годы работы с подобными историями.
— Там доброта и гостеприимство идут рука об руку с жестокостью. Там за семью и за женщину жизнь отдают — но и требуют того же. Иногда слишком буквально. Если кто-то решил, что девочка «сбилась с пути», — то вернуть её могут любой ценой. Помнишь, как полыхал в 90-тые? Только-только его загасили, дали почти автономию, лишь бы дальнейшей войны избежать. А сейчас….
Она вздохнула и потерла лицо.
— У меня в работе только одна девочка оттуда была, — продолжила Светлана после короткой паузы. — Её потом в Москву отправили, через знакомых. Да и то — хлебнули говна, как говорится. До сих пор шифруется, боится в соцсетях показываться. Полиция у нас за такие дела берётся крайне неохотно — ты представляешь, какие это риски? Следак что, поедет сам в Махачкалу — допрашивать твоих родственничков? Да кто ему даст такие полномочия? А там, у каждого второго свой брат, сват, сосед в органах. Клановость — не выдумка, Надь, это основа жизни.
