«Позови Дэсмиша. Хотя… Я сама не знаю, где я».

«Я постараюсь показать ему все, что увидел. Люблю тебя! Не сдавайся!»

«Никогда», — прошептала я, и он исчез.

Я попыталась зажечь огонь в ладонях. Ничего. Моя магия здесь просто не работала. Ни одна стихия не отозвалась на призывы. А тем, что я получила от осколков, Дэсмиш не успел научить меня пользоваться. Я даже толком не знаю, какие именно способности получила. Хотя, если я проведу здесь вечность, может, и выясню. Я усмехнулась и позволила себе отключить все мысли. Думать здесь было слишком сложно. Тяжело. Энергозатратно.

Но взамен вдруг начался фильм. То ли на неведомом экране, то ли я сама погрузилась в прошлое. Кадры из моей жизни, которые неизменно вызывали только боль. Разрывающую сердце на куски. Поэтому я все эти годы старалась запрятать болезненные воспоминания поглубже — все равно не могу ничего изменить. Кому же понадобилось показывать мне все это в красках?..

…Это было за месяц до его ухода. Я легла с мужем рядом и обхватила его руками. Прижаться к нему всем телом уже не получалось — малышки занимали все больше места в моем животе, и я давно казалась себе совершенно необъятной. Дочкам становилось тесно, и они вовсю орудовали ручками и ножками, так что мой живот словно жил своей, совершенно отдельной от меня жизнью. Муж любил наблюдать за этим. В те недолгие моменты, когда находился в бодрствующем состоянии. Только его ладонь на моем животе заставляла шалунишек притихнуть и перестать пересчитывать мамины органы. Вот и в этот раз он с трудом улыбнулся и положил руку на ходящий ходуном «домик».

— Заметила, что Мирка больше хулиганит? — мягко поглаживая мой живот, спросил он.

— Она и забралась повыше, — хмыкнула я. — Сестренку бы не придавила, бегемотик.

— Не придавит, — уверенно отозвался он. — Они же сестры. Будут заботиться друг о друге. Мне жаль…

Он резко оборвал сам себя, и между нами снова повисла тяжелая тишина. Но в этот момент пятка одной из малышек (кажется, это была Миленка) со всей силы стукнула по ладони отца. Я вздрогнула от неожиданности, а он отдернул руку. Мы переглянулись и вдруг рассмеялись. Наверное, это был последний наш смех вместе…

Только они, мои девочки, удержали меня на краю и не дали сорваться. Я должна была жить. Ради них. Но в то время я пока не знала, что стремительное падение было еще впереди.

Тогда я уже жила в тайге, но рожать собиралась в больнице. Будь я хоть трижды могущественной ведьмой, но принимать роды у самой себя мне было не под силу. Вот только все опять сложилось не так, как хотелось.

Роды начались прямо посреди моего пути к деревне, откуда я собиралась отправиться в город. За два месяца до положенного срока. Сначала я пыталась пережидать схватки, обнимая ближайшее дерево, которое становилось и опорой, и подпиткой. Я задыхалась, старалась дышать ровно и глубоко, но мне было страшно и больно, и я срывалась на крик. А во время затиший продолжала идти к деревне. Вот только схватки были слишком болезненными и частыми, они выпивали все мои силы, и даже энергия деревьев не могла восполнить эту потерю. Я поняла, что дойти просто не смогу.

До сих пор помню, как рыдала, прижавшись к мощному стволу дерева. Свою жизнь я давно разучилась ценить, но потерять малышек было просто невыносимо. Тогда-то вдруг моих плеч коснулись чьи-то руки и мягко погладили успокаивая. Я не испугалась — обрадовалась. Хоть кто: пусть даже маньяк или убийца, но это человеческое существо среди сочувствующих, но не имеющих возможности мне помочь растений. Неизвестный подхватил меня на руки и широким, но мягким шагом пошел обратно к моей избушке.

Почему меня никогда не удивляло то, что мужчина точно знал, куда идти? Наверное, это тоже его работа. Я не успела спросить. Ведь тогда я не узнала его. Дэсмиш всегда был мастером на всевозможные мороки.

Получается, что мой муж дал нашим девочкам жизнь, а Дэсмиш сумел ее сохранить. Подарил нам троим вторую жизнь. Если бы только он тогда открылся мне… Возможно, мы смогли бы остаться все вместе… Возможно…

«Экран» погас, а я почувствовала, что мои щеки залиты слезами. Ко мне возвращаются ощущения? Но я не хочу вспоминать, что было потом, эта рана кровоточит до сих пор. Лучше я и дальше буду плавать здесь, не чувствуя собственного тела. Если я начну ворошить старую боль, перестану чувствовать даже душу…

Меня услышали? Кто? Неизвестно. Но «кино» продолжилось совсем о другом.

Ночь. Лес. На небе ярко горят все пять лун. Это бывает так редко, что я на какое-то время застываю, восхищенно глядя на величественное зрелище. Но сноп ярких искр падает на меня, и я отпрыгиваю в сторону. Искры не причиняют мне вреда, и я понимаю, что это не мои воспоминания — здесь я гостья.

Костры расположены громадным кольцом, в центре которого на мягкой траве, застеленной светлыми покрывалами, стонут две женщины. Я узнаю традиции фирхаши. Их дети должны рождаться в огненном кольце. Но почему для каждой роженицы не развели собственные костры? Почему они вместе?

Снаружи, вдоль границ огня, вдруг замечаю старейшин. Видимо, всех, что имеются на тот момент в их обществе. Тоже странно. Обычно на родах присутствуют только близкие родственники. Старейшины что-то бормочут: тихо, но определенно синхронно. Я не могу разобрать слов, но по спине невольно бегут мурашки. Сквозь костры вдруг ныряет внутрь круга мальчишка с волосами цвета красного пламени. Ему лет десять, третья странность. Детей оставляют дома, это зрелище не для них. Мальчик усаживается почти впритык к огню и глаз не сводит с происходящего в центре. Я тоже поворачиваюсь туда.

Роженицы ведут себя по-разному. Традиции никак не ограничивают их действия. Одна лежит с закрытыми глазами, но кричит на каждой схватке так, что ее крики эхом отражаются от деревьев и разносятся далеко за пределы поляны. Другая ходит, одной рукой растирая поясницу, второй поглаживая живот. Эта молчит, только иногда слабо стонет. Рядом с ней, бережно поддерживая и временами разминая женщине поясницу сильными пальцами, ходит мужчина. Он с такой любовью смотрит на нее, что я понимаю — это отец ее ребенка. Муж первой роженицы тоже тут, но он сидит поодаль, морщась от очередной порции криков жены и предоставив помощь ей женщинам своей семьи.

Я медленно подхожу ближе. Закрываю глаза и всматриваюсь вперед. Теперь становится понятно, что обе малышки родятся с минуты на минуту. Крылатые малышки. Я вдруг понимаю, что вижу рождение Лу и Эри. Почему? Зачем? Мои девочки тоже родились этой ночью. Пусть и в другом мире. Значит, в момент их рождения на моем родном небе горели пять лун. Я бесстрастно наблюдаю за первым появлением Лу и Эри. Конечно, никаких крыльев пока у них нет. Я их просто чувствую. И знаю, конечно же. Но этот общий круг смущает. Похоже на какой-то заранее задуманный ритуал. Для чего?

Картинка снова отключается…

Родители Лу продолжают сиять в моей памяти. Девочка ничего не знает про собственную мать, пропавшую при невыясненных обстоятельствах, но почему мне даже в голову не пришло спросить ее об отце? Разве мог этот мужчина бросить собственного ребенка? Но Лу тоже ни словом не упоминает его. Сплошные странности. А главная — зачем мне все это показывают?

Я снова пролистываю перед собой последние картины. Две новорожденные фирхаши. Сморщенные, кричащие, некрасивые… Но самые чудесные для их собственных матерей. Я чужая для них, как и они для меня. Почему же даже новорожденными девочки вызывают у меня противоположные чувства? Мне немного совестно, что я отворачиваюсь от маленькой Эри, но мне неприятно смотреть на нее. А Лу хочется взять на руки, завернуть в одеялко и крепко прижать к груди. Маленькая фирхаши вдруг распахивает свои круглые глазищи бесподобного бирюзового цвета, и я не могу оторвать от них взгляда. Невольно улыбаюсь. Конечно, я просто смотрю на малышек с высоты сегодняшнего знания о них. Переношу свои чувства к ним взрослым на этих карапузов. Малышка Эри пока ничего мне не сделала. В них двоих, скорее всего, еще даже нет осколков. Вряд ли они попали в ауры малышек прямо в момент рождения. Или это возможно? Для чего на роды пришли старейшины? Значит, они заранее что-то знали про новорожденных? Может, они и призвали осколки в малышек? Ох, не так просты фирхаши, как я всегда о них думала!