— Агата с дочерью круг ведьмин закрывали, да не справились с нечистью — сгинули. Арина, внучка Агаты, Академию в этом году закончить должна да сюда явиться, да только что-то запаздывает.

— Лавку ей отдашь, когда от дел отойдешь? — спросила, намекая, что в ее возрасте уже отдыхать пора, а не зелья варить.

Старуха рассмеялась, беззлобно, по-доброму — не обиделась на мои слова, хотя все поняла про свою старость и силу, что истончается в ней — мне все это видно, как никому.

— Надеюсь, да только слухи об Арине тревожные доходят — посмотрю, когда явится, а то мало ли, выросла еще одна Любава или что похуже.

Мы замолчали, я доедала второй кусок пирога, когда почувствовала еще одну ведьму со сладковато-терпкой силой малинового чая. Сила эта ощущалась на улице, и тут же, распахнув дверь, в комнату влетела растрепанная рыжеволосая девушка с голубыми глазами, пухлыми губками и щечками — дитя дитем. И этот вихрь, поздоровавшись резко и скомкано, схватил со стола мою кружку с зельем и так же резко развернулся к долговязому стражнику, влюбленно следящим за каждым жестом юной ведьмы.

— Пей, да не глотком, дурень ты этакий, палец обмакни и оближи — тебе этого в самый раз хватит.

Я с интересом наблюдала за действием: зелье, что я пила как компот, приобрело вязкость и поблескивало на крупном пальце, как мед. Парень проглотил, сморщился, словно касторового масла выпил, а потом встрепенулся — взгляд стал осмысленным, цепким и немного злым.

— Полегчало? — спросила рыжая ведьмочка, уперев руки в бока. — Все еще хочешь на мне жениться?

— Да, нет, отстань, ведьма, — парень, что буквально мгновение назад смотрел на девушку влюбленными глазами, шарахнулся обратно к двери и сбежал, словно земля под ним горела.

— Вы меня извините, — девушка виновато улыбнулась и поставила передо мной мою кружку, в которой на дне плескалось янтарного цвета жидкое зелье — как-то допивать расхотелось. — Я ваше зелье от самой окраины ощутила — вы прямо моя спасительница. Этот горе-страж за мной с самого утра топает и замуж зовет — надоел страшно.

— Ну, а что ж ты его так? — я усмехнулась и поднялась с лавки, ощущая горечь разбившейся надежды, что в этом месте мне помогут.

— Если бы он по-настоящему, а тут проклятье подцепил, что на меня навели — он за время моего путешествия уже пятый такой. У меня у самой зелье неплохо выходило делать да непутевых этих отгонять, да ингредиенты закончились. А ваше зелье — просто феерично — пары капель хватило, чтоб проклятье убрать. Меня, кстати, Арина зовут, извините, что вторглась во владения…

Девушка только тут принялась осматриваться и как-то лицо ее становилось все озадаченнее и озадаченнее.

— Ена, но я гостья — хозяйка тут Ямира, — я махнула рукой в сторону старухи и направилась к двери — пора прощаться и уходить, а то молодая ведьма принялась с недоумением рассматривать мои иллюзорные ноги.

— Арина? — услышала я хриплый голос старой ведьмы, когда повернулась к ней проститься. Женщина смотрела только на молодую ведьму и на глазах у нее блестели слезы. — Внучка Агаты?

Дальше я не слушала — вышла и дверь прикрыла. Здесь и сейчас этим двоим лучше не мешать.

Дальше по улице заметила резво шагающего горе-стражника, попавшего под проклятье и от одной капли зелья вернувшего свои истинные чувства. А я целую кружку выпила, а сердце при одном воспоминании о Нике сжимается и трепещет так, словно я снова ощущаю на губах его поцелуй, словно я вновь утопаю в его крепких горячих объятьях.

Ник

Мир, в который я переместился следующим, показался мне довольно милым местом. Ласково пригревало летнее солнце, несмотря на очень ранний час. В воздухе еще сохранилась утренняя свежесть, на ярко-зеленой траве блестели крупные капли росы. Я глубоко вдохнул, и на душе как будто стало легче. Отступала напряженная решимость, давала место робкой, но не сломленной надежде.

Тропинка вела меня вдаль от села, туда, где на диком поле раскинулись разноцветные шатры. Ярмарка собиралась здесь каждый год в самом начале лета, а проходила с таким размахом, что стала известна далеко за пределами этих мест. Многие приезжали сюда не только торговать и подыскивать себе полезностей, но и чтобы обменяться новостями за год, научиться новому, поглазеть на диковинное.

Главной же забавой на ярмарке традиционно становились гадания и предсказания. На самом краю поля в красном шатре можно было встретиться с ведьмой и задать ей один вопрос. А потом отблагодарить покупкой её зелий. За предсказания денег здесь не брали никогда.

Я хорошо знал, какой вопрос задам: смогу ли подарить возлюбленной ноги? Легкий вопрос, он требовал всего лишь — да или нет.

У красного шатра стояла очередь, в основном из молодых девчонок. Я усмехнулся украдкой. Нетрудно было догадаться, с какими вопросами явились сюда они. По осени в селах начнутся шумные свадьбы.

Я подошел поближе и остановился позади них. Девушки переглядывались, перешептывались, недовольно морщили носики и то и дело указывали в сторону шатра, но никто не входил и не выходил оттуда. Казалось, что внутри стояла тишина.

— Ведьма еще не пришла? — поинтересовался я у румяной девчушки, что стояла ближе всех ко мне.

— Как же, пришла, — всплеснула руками она и в негодовании уткнула их в бока. — Как пришла с утра, так и сидит там одна. Пытаешься зайти, так все одни отговорки и слышишь — подождите, да подождите, не готова, мол, она. Где это видано, чтобы так затягивать? Чай день-то не месяц, закончится и предсказания не получим. Зачем, спрашивается, приезжали?

Она смотрела на меня, вероятно, ожидала ответа. А может быть, того, что я поддержу ее негодование. Очередь притихла и с любопытством смотрела на нас, а некоторые из девиц откровенно пытались строить мне глазки.

Я вздохнул, прошел мимо них и без предупреждения заглянул в шатер. Оценил обстановку, продвинулся внутрь и закрыл за собой полог. За низким деревянным столом, явно сколоченным для ярмарки на скорую руку, сидела молодая рыжая девушка, на плечах у нее лежал большой красный платок, краем которого она вытирала заплаканное лицо. Но слезы продолжали стекать по щекам, несмотря на все ее попытки их остановить.

— Простите, — всхлипнула она, подняла на меня взгляд и застыла. Значит, узнала. Не видела никогда, но ведьмы здесь потому и считались особенными, что многое открывалось им по одному лишь желанию.

— Я… сейчас, — нервно завозилась она. Поправила платок на плечах, заправила волосы за уши, снова вытерла глаза.

— О чем льет слезы ведьма в такой приятный день? — осторожно поинтересовался я.

Она вздохнула, словно решала, говорить или нет, но если уж кому-то душу открывать, то почему не мне.

— Ребеночка я жду, — отозвалась она. — Девочку.

Я терпеливо ждал, пока ведьма снова возьмет себя в руки.

— Решила я с утра первым делом ей погадать, — всхлипнула она. — Да только зря я это затеяла. Как теперь жить, не знаю. Не ждет мою девочку ничего хорошего. Не найдет она своего счастья, замуж не по любви пойдет, а я с этим сделать ничего не смогу.

Слезы снова покатились по щекам. Я протянул руку, положил на стол ладонью вверх, а ведьма вложила в нее свою. Я сжал ее ледяные пальчики, крепко, но не больно.

— Любовь — это величайший дар, который мы можем получить, — тихо рассказывал я ей, а слова шли из самого сердца. — За нее нужно бороться. Нужно идти до конца. Никакие предсказания, никакое предопределение не властны над ней.

«Любовь обязательно победит, Ена, милая моя, любовь обязательно победит».

— Но что я могу сделать? — с надеждой посмотрела на меня ведьма. Красный платок снова перекосился, приоткрыл моему взору маленький медальон в форме сердечка, висевший у нее на груди.

— Можно? — Я указал на него.

Ведьма поспешно сняла цепочку и протянула мне. Я сжал медальон в руке, приложил к груди, туда, где билось мое несчастное сердце. Вложил частичку надежды, силы и удачи, а потом вернул его ведьме.