Самая нелюбимая голова из трёх.

— Что-то сказала ты, змея, второму, раз решил позорно улизнуть. Грех не воспользоваться возможностью и выползти наружу. Так что ты здесь забыла?

— Уже ничего, — также хищно оскалались в ответ.

— Ну, раз так… Проводить или сама выход найдёшь?

— Будь любезен, — мой голос потерял всякую мягкость. — Не забывай, с кем говоришь, змей!

Он отвесил шуточный поклон, склонил голову.

— А я не твой пёс. Цепи мои у Кощея, и хоть ты тресни, без его воли не уйти в огненные чертоги.

— Каков нахал, посмотрите! — делать мне здесь больше нечего, мы прошли к выходу и я, уже схватившись за дверь, всё же решилась спросить у другой головы, — скажи мне, не слышал ли ты что-нибудь о лекарстве от любви?

— Зачем тебе лекарство от того, чего не существует, Ена?

— Ясно всё с тобой, Горынев, — покачала головой, — хотела бы я посмотреть на ту, кто все три твои головы полюбит, а ты их потеряешь от любви.

— Не бывать такому, — нахально заявил он.

— А ты не зарекайся, Горыныч, не любят Боги зароков…

Ник

Кожу приятно покалывало.

Потому меня и прозвали Странником, что даже сложные переходы в миры, совсем уж далёкие по магическому фону от родного, я приходил без боли и головокружения. Лёгкая щекотка — не более. Как будто пространство нового мира покусывало за кожу, пытаясь распробовать, что я такое на вкус, какое там, под оболочкой нутро и стоит ли меня такого пускать в себя. Не опасен ли? Не натворю ли бед? Ещё ни разу не выбросило невесть куда. Я слышал, что и так бывает с путешественниками, если мир не принял, счёл инородным и вредоносным и выплюнул невесть в какие дали. Я же всегда шёл с добром в мыслях и сердце. Даже сейчас, когда на душе тоска, искренне верил, что найду искомое, что каждый новый шаг приближает меня к желаемому и что желание моё никому не во вред. Помыслы чисты, а сердце открыто. Всё, чего хочу — мира и счастья. Себе, женщине, которую люблю и всему существующему многообразию видов.

На плечо шмякнулось что-то, повернул голову, усмехнулся.

Ничего себе приветствие.

В этом мире верят, что к добру и деньгам. Птицы этого мира уже мне рады, может, и остальные окажутся столь же благосклонны и щедры. Задрав голову, взглянул не щебечущих, словно смеющихся над удачной шуткой, пичуг. Похожие внешне то ли на снегирей, то ли на синичек, они освещали все кругом ярко горящим, как сотканным из живого огня надутым пузом. Не птицы — живые светильники. Протянул руку, самая бесстрашная села на ладонь, и тут же опалила болью ожога. Ну дела!

Откуда-то сзади раздался смешок.

— Ну чудак! Огнептиц руками хватать. Ты б ещё жар-птицу за хвост поймать попытался. Ты, что же, добрый человек, с дуба рухнул таких вещей не знать?

Снова поднял голову. Над нами разлапистый, родной Тар-дан. Древний, как сам мир. Дуб? Вот оно как… Название какое смешное, право слово.

— Можно и так сказать, — найдя глазами неизвестного собеседника, чуть заметно склонил голову в вежливом приветствии. Жилистый, но крепкий парень, лет, может, двадцати пяти, протянул мне руку, широко улыбаясь.

— Олег, какими судьбами в нашем лесу? — улыбнулся, как зверь оскалился. — Ночью у нас небезопасно, лучше одному не ходить. Звери дикие бродят, медведи, волки. — Вроде и шутит, улыбка от уха до уха, приветливая, но с явным подвохом, а синие, как безоблачное июньское небо глаза смотрят с вызовом и лёгкой насмешкой.

— Ты, что ли волк? — есть такие люди, заражают своим позитивом всех кругом. И вроде бы повода для веселья нет, а незаметно сам втянулся в перепалку.

— Ну не заяц точно, — рассмеялся он подмигивая. — Так что? Ты же не городской, из наших, а вижу впервые.

— Из ваших?

— Нелюдь ты, — парень уселся на корень, выпирающий из покрытой мхом земли, прислонился спиной к стволу, как будто бы дел у него других не было и просто гулял по лесу, никуда не торопясь, потому и рад компании.

— С чего это?

— А люди огнептиц не видят. Это из гарема Финиста питомцы, в проклятой части леса обитают.

Тоже присел. Попался мне разговорчивый местный, может у него и узнаю, что да как.

— Я ищу кое-что важное. И кое-кого важного, — скрывать мне нечего, да и непохож этот парень на того, кому не стоит душу показывать, незлобивая натура, видно же.

— Дай угадаю? Ищите женщину, — явно кого-то пародирует, но я, будучи не в курсе местной культуры, не понимаю, после какого топора смеяться.

— Женщину, да. Любимую.

Обернулся, задумчиво изучил меня долгим взглядом:

— Плохо твоё дело, брат. От баб одни беды. Брат мой чуть не сгинул. Дважды. Все бабы довели. Кощей наш тоже как одурел от любви… Кстати, у него спросить можно. Если Кир сам чего и не знает, то Светка точно кого угодно из-под земли достанет.

— Светка — это жена его? От которой он одурел? — вот чего угодно ожидал, но не такого смеха, что аж ветки на дубе зашатались. Я в этом мире не был сколько веков. Откуда знать, кто есть кто.

— Ты, главное, Светке так не скажи, а то у него с юмором плохо, а он твой главный советчик в вопросе оборотов. Змей он. Горыныч. — отдышавшись, Олег поднялся, ухватившись ладонью за сук. — Идём, провожу тебя волчьей тропой до "Костей", а то сам ты долго нашими дорогами плутать будешь.

Птицы стайкой поднялись вслед за нами и тоже полетели вперёд, освещая дорогу. Лес здесь был другой, непохожий на наш. Живой, дикий. Дорожка то и дело ускользала из-под ног и мой новый знакомый пару раз ловил меня, за рукав:

— С тропы не сходи, ищи тебя потом Боги весть где.

Не стал ему говорить, что я столько за жизнь по мирам странствовал, что нигде не заблужусь. С час Олег травил байки, часть из которых даже мне, далёкому от здешнего менталитета, оказались смешны и понятны. А потом показалась за деревьями усадьба. Высокая, старой кладки, в несколько этажей. Каменная, на века построенная, чёрная, как ночное небо.

— А Кости почему? — я разглядывал кованую дверь, куда Олег нырнул, как домой, без стука и спросу.

— Так, ведь Кощеева вотчина, заходи, гостем будешь.

— Без приглашения? — как-то невежливо вроде…

— Ты свой же… погоди, а зовут-то тебя как? Я спросить забыл.

— Ник, — смеясь, протянул руку. — Вот тебе и свои. Не спросив имени, а уже в дом тащить.

— Кир мой друг детства, к нему, как к себе можно.

Вскоре и этот Кир появился. Высокий, темноволосый, а в глазах тьма клубится то чёрным туманом, то полыхает красным огнём.

— Кир, гости у нас неместные. Нику бы со Светкой поговорить, он же сегодня тут заночевал, да?

— Доброй ночи, простите, что негаданно, — протягиваю руку, как недавно Олег делал. Видно, обычай тут такой и дань вежливости. Пожатие у него крепкое, уверенное. Взгляд хищный, внимательный. — Я ищу способ обращения из зверя в человека. Из змея, если точнее. Олег сказал, тут есть знаток.

— Давайте в кабинет пойдём, выпьем там травяной настой все вместе. Светослава я позову.

Светослав присоединился быстро, видно, пришёл порталом, но в деле моём не помог. Обращаться он не мог и сам. Зато сказал, что его проклятие как раз в обратном. Не может обратиться, пока кто-то не примет его таким, какой есть, искренне и всецело, без условий. Чистою любовью.

Ведь именно так я Ену и люблю! Выходит, не наш это способ и надо искать другой. Распрощавшись с гостеприимными жителями Навьего, отправился назад к дубу, чтобы продолжить поиски в другом мире. Спасибо Горыневу, дал совет, куда стоит заглянуть.

Ена

Неожиданно для себя переместилась я в мир, где бывала не часто. Почему именно сюда? Тут обо мне почти забыли, хотя остался где-то в зачарованном лесу храм в мою честь, правда, разрушенный. Святоши местные, называемые храмовниками, постарались.

Женщин, сведущих в ведьмовской науке, они ненавидят… А как из порталов твари жуткие попрут, так помощью ведьм-то эти мужи честные и светлые не брезгуют. И что толку тогда в той вражде? Ведь одно дело все делают! Мир свой берегут, хоть и по-разному.