Хвостатого задержали ещё на две недели. Слуги правителя приносили детали, а он собирал в одно целое. Хранилище оказалось таким громоздким, что работать пришлось сразу в потайной комнате. Теперь Ковар узнал и тайну вращающейся стены, и безопасный путь к углу, замечая плиты, стёртые чуть больше остальных, приглядываясь к ним до тех пор, пока память не запечатлела всё чётко, как рисунок. Он был уверен: если останется в живых, однажды эти знания пригодятся.

Когда всё было готово, он показал правителю, как устанавливать сердцевину, как запирать замок. Вместе с господином Ульфгаром они закрыли хранилище, затем вновь открыли, чтобы не осталось вопросов. Правитель удовлетворённо кивнул.

Хвостатый замер, затаив дыхание, ожидая, какие слова услышит следующими.

— Свободен, — прозвучало под каменными сводами. — За мной, выведу тебя наружу. Можешь отлучиться в город, заслужил. Но завтра я за тобой пошлю, изволь быть на месте.

Ковар откланялся и сбежал — даже масло не смыл со щеки и рук не оттёр. Впрочем, он так спешил, что вряд ли кто из встречных прохожих успел его разглядеть. А слежка, если и была, сорвалась ещё в начале, когда хвостатый, сокращая путь, махнул через кирпичную стену в конце грязного тупичка. Да ещё, может, какой-нибудь добропорядочный горожанин поднял голову над миской с ужином, недоумевая, что же это прогремело по крыше, но звук затих вдали и более его не потревожил.

И в час, когда над городом могли бы встать первые звёзды, если бы только небо опять не затянуло тучами, Ковар уже стучал в знакомое окно. А увидев Грету, понял, как непросто и ей дались дни ожидания. Ведь она даже не знала, увидит ли его снова.

А поутру их подстерегало очередное прощание. Ждало неизвестное дело, способное затянуться кто знает на сколько. И они поняли, как избалованы были последними месяцами, ведь даже и думать забыли, что всё может оборваться в любой миг. И когда Ковар уходил, торопясь, чтобы предрассветный мрак успел сохранить его тайну, они прощались, как будто навсегда. Потому что так оно могло и оказаться.

Тяжёлым, непростым и очень скользким оказался тот путь, по которому вынужден был идти юный мастер. Но ни свернуть, ни сойти с него, лишь держать курс вперёд, надеясь на удачу. И верить, что хоть дорога и нелегка, но кончится всё хорошо. А во что ещё оставалось верить?

Каверза дождалась внизу, подхватила Марту и забросила в кабину.

— Трогать ничего не вздумай! — предупредила строгим голосом.

Затем, опершись о деревянное нижнее крыло, ловко забралась внутрь, обошла девчонку, исчезла где-то позади.

— Чего копаешься? — крикнула она Хитринке.

Хитринка осторожно поставила ногу, подтянулась, вскарабкалась. Внутри и вправду оказалось мало места: два сиденья, панель с приборами, а позади печурка, и места рядом с ней едва достанет на то, чтобы развернуться. На полу у печурки возвышалась неровная горка дров. Каверза, согнувшись в три погибели, пыталась развести огонь.

— Захлопни дверцу, — сказала она, — и иди сюда. Твоё дело — следить за стрелкой вот этого прибора, чтобы она оставалась в зелёном поле. Поедет влево — подбрось полешко. Не успеешь — упадём.

— А если стрелка уйдёт вправо, на красное поле, не страшно?

— Тогда взорвёмся. Но это, пожалуй, не так больно, как падать. Решать тебе, — подмигнула Каверза.

— Я за это не возьмусь, — замотала головой Хитринка. — Я же не разбираюсь!

— А в чём разбираешься? — посуровела её собеседница. — Может, за руль сядешь тогда? Я, когда сюда летела, кое-как управилась в одиночку, но только чудом не потеряла управление. Ужасно глупо остаться без помощи, когда со мной ещё двое. Всё, готово, просто следи. Если засомневаешься, спроси меня, уж повернуть голову я смогу.

И она пробралась вперёд, к рулю. Потянула ремень, пристегнула Марту к сиденью и скомандовала:

— Ну, держитесь!

Летающий экипаж покатил вперёд, развернулся по широкой дуге, поехал по бурой пустоши, набирая скорость. Марта визжала от восторга, а Хитринка не могла думать ни о чём, кроме стрелки, и потому даже не заметила, в какой момент они взлетели. Просто поняла, что дорога стала очень уж ровной, что больше не трясёт на кочках, поглядела в широкое окно — а там и земли уже не было видно. Лишь туманная белизна со всех сторон.

— Эх, красота! — рассмеялась Каверза. — Как же я это люблю! Моя бы воля, уж я бы летала!..

— А что всё-таки случилось с этой... Сладкоголосой, или как её там, Эльзой? — решилась спросить Хитринка. — В театре. Ведь ты же знаешь, да?

— Тебе так хочется знать? — помрачнела Каверза. — Мне позарез нужно было в город Пара, чтобы связаться с Гретой. Никогда, кстати, её не видела. Ты правда на неё похожа?

— Не знаю, — пожала плечами Хитринка, — мы с ней тоже не встречались. Только Арно так сказал, но сходство ему могло и почудиться.

— Э, нет, у Арно особый дар узнавать лица. Хоть в гриме, хоть в маске, если раз увидел, точно укажет на человека. Так что верь ему. А Эльза, она таскалась повсюду с нами и занималась костюмами. Даже дядюшка понимал, что этой на сцену нельзя, если только мы не хотим собрать урожай гнилых овощей. Но она всё одно так и пыталась меня подсидеть. И вот, представь, всё складывается удачно, мы берём курс на город Пара, там меня уже ждут, и у Ржавых Вышек эта паскуда вытаскивает мой пропуск. Уж не знаю, как я проморгала, только поняла это у поста, когда нащупала в кармане пустоту, а эта дрянь скалится. Чудом только я там и не попалась, отговорилась, что живот прихватило и вернусь скоро. Да пока улизнула, пока нашла путь на свободу, мои уже уехали, ждать не стали. Иначе опоздали бы, а я, понадеялись видно, нагоню. Случалось уже такое.

Каверза, стиснув зубы, дёрнула широкий медный рычаг.

— И я нагнала, но потеряла несколько дней. Шутка ли, с Восточных равнин добраться до юга! Когда узнала, что Грету схватили люди правителя, сама не своя от злости стала. Ведь будь я там вовремя, оказалась бы с ней рядом в тот день, и ещё посмотрели бы мы, кто кого. Грета — она важная птица, многое решает. И такого человека потерять! Так что я пошла к Эльзе на разговор, хотела припугнуть, но только остыть не успела.

Каверза хмыкнула, покачала головой.

— Она, дура, до последнего думала, я из-за пропуска, всё мне его совала. Да, нехорошо вышло, выступать я всё-таки любила, и костюмы — кривить душой не стану — Эльза мастерить умела. А в остальном жалеть о ней нечего.

Хитринка сглотнула. Она понимала уже, что услышит нечто подобное, но одно дело догадываться, и совсем другое — слышать, как об этом рассказывают так спокойно. Вот эти длинные гибкие пальцы, которые одинаково прекрасно управлялись и со струнами гитары, и с рулём, сжимали и нож, отнявший жизнь Эльзы. Ох, и ещё было ружьё...

Тут Хитринка в панике сообразила, что давно не следит за прибором. По счастью, стрелка держалась в зелёной зоне, но уже клонилась влево, потому не мешало бы добавить одно полешко.

— Правильно, молодец, подруга, — похвалила Каверза, заметив её действия. — Самое время. Мы сейчас где-то между постами, над скалами. Ещё час пути, и прибудем. Сядем между Пограничьем и Замшелыми Башнями, хорошее там место, пустынное, и подождём остальных.

Хитринка приподнялась, встала между креслами, поглядела вперёд, но так и не поняла, как же Каверза пролагает путь по этой туманной равнине, как угадывает, где под белой пеленой прячутся города, скалы и дороги.

— А зубы ты зачем выправила? — спросила она ещё об одном, что её терзало. — Карлу там что-то говорила про наш народ, а сама похожей на хвостатых быть не хочешь?

— Чего? — изумлённо развернулась Каверза. — А на кого я, по-твоему, похожа? Да ты осуждать меня пытаешься, что ли? Уж у тебя такого права нет, подруга.

Она прищурилась, глядя на стрелки приборов, и щёлкнула по одному стеклу с задумчивым видом. И когда Хитринка уже поняла, что ответа не будет, Каверза вдруг заговорила.