Лестница теперь вела наверх, и они, должно быть, оказались внутри большого здания, только с противоположной от входа стороны. За ступенями тянулся коридор без окон, освещённый смешными лампами, похожими на факелы в медных стойках. Шаги глушил толстый зелёный ковёр, пружинящий под ногами, как кочка в трясине. По левую руку шли двери, и было их больше, чем пальцев на руке. Справа двери встречались реже.

Наконец их провожатый остановился, распахнул очередную створку, но внутрь не пошёл.

— Входите, — пригласил он.

Карл решительно шагнул через порог. Марта, подпрыгивая, бесстрашно двинулась следом. Хитринка чуть помедлила, самую малость, затем машинально вытерла ноги о ковёр и тоже вошла.

Комната оказалась уютной: слева и справа возвышались шкафы с открытыми полками, где стояли книги и безделушки — какие-то за стеклом, а иные просто так. Всю стену впереди занимало окно, и за прозрачными занавесями виднелись пересекающиеся линии рамы. У окна стоял стол, такой большой, что на нём можно было спать, а за столом в кресле сидел человек. Он поднялся навстречу вошедшим.

Хитринке показалось знакомым его лицо с седыми, пожелтевшими от табака усами, этот серый цепкий взгляд под густыми бровями, зачёсанные набок волосы, прежний тёмный оттенок которых ещё можно было угадать. Но где она могла встречать этого лощёного господина, если почти всю жизнь провела на болотах?

— Ну здравствуй, Карл, — между тем сказал хозяин кабинета.

Карл, который встал, как вкопанный, отмер не сразу.

— Эдгард! — сказал он наконец севшим голосом. — Чтоб мне лопнуть, Эд, старый ты пройдоха, жив?

Затем огляделся и добавил:

— А где Каверза?

Проводив Каверзу до дома, хвостатый ненадолго задержался. Прихватил налобный фонарь, который прежде, бывало, использовал при работе с мелкими деталями. Не удержался, прошёлся по дому, заглянул в комнату Греты.

Там всё дышало ею, будто она вышла ненадолго. Уголок книги из-под подушки — читала вечерами. Может, не могла уснуть? А книга ведь из его комнаты, о поселениях и городах Лёгких земель, скучная довольно. Может быть, Грета всё же думала о том, чтобы уехать?

— Вот так красота! — восторженно вздохнула Каверза, поднявшаяся следом. — Какое тут всё белое и чистенькое! Но я бы в твоей каморке остановилась, если можно, братишка.

— Конечно, — согласился хвостатый. — Однако пора мне бежать обратно. Сиди тихо, во дворец больше носа не кажи, а мы сюда пришлём Эдгарда так скоро, как получится. Давай подумаем, как же ты узнаешь, что явился именно он... может быть, особый стук?

— Вот такой, — рассмеялась Каверза и застучала по косяку. Два удара — перерыв — удар — и ещё два после паузы.

— Я запомню и ему передам, — кивнул хвостатый. — Ну всё, сестрёнка, побегу я. Ох и задала ты нам хлопот!

Вернуться удалось без особых затруднений. Тревожило хвостатого лишь одно: не заметила бы назавтра стража, что лаз под стеной расширился. Если кто вздумает присмотреться, легко заметит, что земля в этом месте потревожена.

Впрочем, дыра была здесь и до Каверзы, и если раньше это никого не волновало, может, и сейчас глядеть не станут.

Встревоженный мастер мерил шагами мастерскую.

— Ты где ж это был? — напустился он на хвостатого. — До самого дома ходил, что ли? Я ж за забор провести имел в виду, дурень!

— Сходил и вернулся, — отмахнулся Ковар. — Зато знаю, что они благополучно добрались.

Часы показывали, что до рассвета осталось не так уж долго, потому глядеть на пленника хвостатый уже не полез. Слишком велики были шансы попасться, да и в сон клонило.

Умаявшийся за ночь, Ковар уснул так крепко, что его не поднял и будильник.

— Явились наконец! — прозвучал дрожащий от волнения голос, разгоняя сон. — Передайте господину Ульфгару, что получилось у нас создать механизм, который не требуется заводить ежедневно! Слышите? Немедленно передайте! Дочь мою ему больше нет нужды неволить.

Хвостатый поднял тяжёлую голову. Оказалось, настало уже время завтрака. Молчаливые стражники не задержались и минутой дольше, чем требовало их дело, и не дали понять, услышали они старика или нет.

Однако позже выяснилось, что услышали, так как в мастерскую явился повелитель собственной персоной.

— Показывайте, — приказал он.

Мастер Джереон протянул устройство, прикреплённое к ремню.

— Третий день пошёл, — сообщил он, — а работает, и завод не требуется.

— Вы же сказали, всё готово, — недовольно нахмурился господин Ульфгар. — А это что такое? Это, по-твоему, похоже на сердце?

— Это образец, но по нему мы и сердце быстро сделаем, — склонил голову мастер. — Вы уж дочь мою, прошу, отпустите. Я и без того всё закончу.

Правитель смерил его холодным взглядом льдисто-голубых глаз.

— Вот закончишь, тогда отпущу, — сказал он. — К тому же, ты огорчил меня — я-то думал, работа действительно завершена. Пожалуй, прикажу не кормить твою дочь.

С этими словами он развернулся и вышел. Стражи, сопровождавшие его, удалились следом, прикрыв дверь.

Мастер хотел было что-то добавить, но осёкся, опустил руки. Добрёл до стула, как слепой, и рухнул на него, уронив лицо в ладони.

— Не время раскисать, слышите? — затормошил его хвостатый. — Некоторые формы у нас остались, чертежи под рукой. Нужно только подогнать начинку под старую оболочку. Ну же, самое большее за неделю управимся!

— Это ведь ещё не всё задание, — застонал мастер. — Нужно и это сердце сделать с музыкой, чтобы слышно было, когда завод кончается. А я механизмы эти проклятые делать не умею! Всегда готовые покупал, если нужно было. А сюда годится лишь особый.

— Так давайте скажем правителю, что нам нужна помощь другого мастера. Кого-то из тех, что музыкой занимаются.

— Говорил я уже прежде. Господин Ульфгар строго отказал — и так, мол, о деле знает больше людей, чем нужно. Прошлый мастер, сказал он, в конце концов справился с работой, так что и нам это под силу. И поди ему возрази!

— А музыка-то какая нужна? — уточнил хвостатый. — Как в прошлом сердце?

— Да вот этого самого повелитель и не объяснил! — выкрикнул в сердцах старик, сопроводив слова ударом кулака по столу. — Велел сделать приятную, чтобы не приедалось слушать. Этак он может до зимы требовать переделать, а Грета не продержится так долго, понимаешь ты?

— Значит, сделаем так, чтобы ему сразу понравилось. Ночью я выберусь домой, вдруг Каверза что подскажет. И давайте отливать, что можем, уже сейчас.

Мастер не спешил вставать, потому Ковар повысил голос:

— Ну же! Возможно, и не получится быстро, но если просто сидеть, уж точно быстрее не будет!

До темноты хвостатый едва дотерпел. Как стемнело, он улизнул в город, наведался к Каверзе. Та неплохо провела день, сообщила только, что скучала и от безделья даже пробовала читать книги, хоть это дело ей и не нравилось.

Мелодий девчонка знала великое множество: и тех, под которые весело танцуется, и таких, что прошибают на слезу. Она долго наигрывала их Ковару, и тот хвалил, но оба сходились в одном: вся эта музыка не годилась на то, чтобы слушать её день за днём. Танцевальная легко приестся, от печальной помрёшь с тоски.

— Ну, мне больше на ум ничего не приходит, — приуныла Каверза. — Всё, что подслушивала у лавок и у театра, я тебе наиграла. Может, больше во всех Лёгких землях другой музыки и нет. Вот разве что та, которую напевал ворон...

— Правителю птицы не по душе, — покачал головой Ковар. — Если он раньше слышал песни воронов — а я так думаю, ему доводилось — то разгневается, да ещё у нас спросит, откуда мы эту мелодию знаем.

— Тогда, может, взять то самое, что и для прошлой поделки?

— Как ещё знать-то, вдруг господину Ульфгару и это не понравится...

— Так вы его спросите!

— Спросишь такого, когда он велит подать ему готовый результат, а если мы не для этого просим о встрече, раздражается и наказывает, — тяжело вздохнул хвостатый. — Уже боимся лишний раз его тревожить.