Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Впрочем, городом Пуха-и-Пера город звался давно, в те времена, когда миром правили пернатые. Сейчас он именовался городом Пара, но и бабушка, и дедушка терпеть не могли это название и не употребляли его.

Как бы то ни было, с момента появления у них Хитринки жизнь стариков пошла повеселее.

— О-хо-хонюшки, — сводил брови в притворном сочувствии Криводух, тот самый сосед, что любил поболтать. — Помрёте вы, значится, старички, и останется девчонка сиротинушкой.

Завирушка и ухом не вела, слыша такие речи, лишь задирала нос выше и проходила мимо. А Хвост-Хитрец скалился, и Криводух потом долго жаловался сочувствующим, что его опять обидели.

Вот только вышло так, что Криводух же первым и помер, оставив внучка-сиротку. Чем-то скверным болел в ту зиму народ на болотах, и малыш Прохвост разом потерял родителей, а затем и деда. Что удивительно, никто из тех, с кем приятельствовал и делился сплетнями Криводух, не спешил забрать дитя, и в конце концов Завирушка явилась в опустевшую лачугу, из которой второй день доносился плач. В тот день у Хитринки и появился названый брат. Но это дело прошлое, вернёмся к настоящему.

Так вот, Хитринка ценила уединение и тишину, именно потому она сейчас и бродила в весьма скверном настроении по берегу болота. Поодаль парили механические светляки, то зажигая, то гася свои неяркие желтоватые и зелёные огоньки, а больше здесь не было ни одной живой души.

Прохвост, чтоб он был неладен, с утра сочинял новую песню. А когда Прохвост находился в таком настроении, соседствовать с ним становилось решительно невозможно.

— Ла-а-ла-ла! — напевал он, пока Хитринка, пытаясь оставаться спокойной, штопала прохудившиеся чулки.

— Там-там-там, — звучал на всю хижину голос Прохвоста. Затем к этому добавилось позвякивание жестяных тарелок, на которых он отбивал ритм.

Хитринка, из последних сил храня невозмутимость, поднялась и вышла наружу. Она села у стены, ёжась от свежего весеннего ветра, и нацелилась иголкой на чулок.

— Мелодия готова, — довольно прозвучало над ухом, будто кого-то это интересовало. — А какие рифмы ты знаешь к слову «жаб»? Вот послушай: «Я заслушался пением жаб...»

— Помолчал бы минуту хотя б! — взвилась Хитринка. — Как по-твоему, если люди пытаются держаться от тебя подальше, это что-то значит?

И она сунула в рот уколотый палец.

Прохвост почесал лохматый затылок. Его тёмные спутанные волосы давно пора было укоротить, но он не доверял Хитринке, в прошлый раз наградившей его парой-тройкой проплешин.

— А ты пытаешься держаться от меня подальше? — с детской обидой в голосе спросил он.

Хитринка вздохнула, затем решительно смотала чулок.

— Вот что, — сказала она. — Перевези-ка меня на тот берег, страсть как захотелось собрать грибков.

— Такой ранней весной? — удивился Прохвост.

— А вдруг повезёт, — с вызовом ответила ему собеседница. — И чем песни сочинять, лучше бы бочку мою просмолил, устала уже твоей пользоваться.

Прохвост перевёз, и дал слово просмолить бочку, и обещал вернуться за Хитринкой по первому зову, но тем не менее она сейчас бродила по сумрачному берегу в одиночестве, с гневом глядя на островок и отмахиваясь от первых, вялых ещё комаров. В руке её был крепко сжат медный рог, но даже его звук не мог привлечь внимания этого недотёпы, этого ужасного растяпы, который наверняка уснул!

Хитринка терпеть не могла, когда что-то шло не по плану, и в такие моменты страшно злилась.

— Ну и прекрасно! — вскричала она, в очередной раз увязнув ногой в грязи. Несколько рыжих завитков на её макушке встали дыбом от ярости. — Ну и не надо!

И Хитринка, порывшись в торбе, извлекла оттуда старый дедушкин гамак, который не раз её выручал. При помощи лёгких крючьев он цеплялся почти на любые деревья, а плетение сетки было таким тонким, что сквозь неё не могли проникнуть комары.

— Вот тебе! — завопила она, забрасывая впотьмах первый крюк на ветку, нависшую над дорогой.

— Ой! — раздалось оттуда, и с ветки прямо на Хитринку упало что-то довольно увесистое.

— Это ещё что? — возмутилась она, отпихивая от себя упавшего и пытаясь подняться на ноги. — Ну и кто в здравом уме будет ночью сидеть на дереве у Тёмного леса?

— Тот, кто не желает, чтобы его разорвали волки, — раздался тонкий голосок.

Хитринка нашарила в торбе светляка — она нашла его на дорожке, успела завести, но отпускать не спешила — и замахала им во все стороны, чтобы он засветился. Светляк обречённо зажелтел, и Хитринка уставилась на того, кто свалился с дерева.

— Ну что за чучело, — покачала она головой, заправляя за ухо щекочущий лоб завиток.

Перед нею стояло маленькое существо — неясно даже, мальчик или девочка — в истрёпанной тёмной накидке, из-под которой выбивались многочисленные слои другой одежды, а ещё ниже были очень тонкие ножки в дырявых чулках и грязных башмаках.

Подняв светляка выше, Хитринка увидела бледное личико с острым носом и светлые, как пушок пожилого одуванчика, волосы, небрежно остриженные и едва доходящие до плеч.

Существо терпеливо ожидало, пока Хитринка завершит осмотр.

— Какие ещё волки? — наконец фыркнула она, пряча светляка в торбу. — Здесь такого не водится.

— Не водилось, — тонким голоском поправил этот незнакомый человечек, — но теперь они уж точно тут есть. Они пришли за мной.

— Тогда самое время тебе сообщить, кто ты и что здесь делаешь, — сказала Хитринка.

В волков она, конечно, совсем не верила (хотя бы потому, что они никогда не забредали к болотам). Но очевидно, что от хорошей судьбы никто не станет приходить в это место, чтобы провести ночь на дереве.

— Я Марта из Приюта, — сообщило существо и шмыгнуло носом. — Давай влезем обратно на ветку. Потому что волки-то уже вот они.

Хитринка обернулась в сторону леса и увидела светящиеся красным глаза. Ей некогда было считать, сколько их, да и считать-то она, по правде, почти не умела.

— Да что же такое сегодня! — возмущённо вскричала Хитринка и хлопнула себя руками по бокам.

Затем она ловко подпрыгнула, ухватилась за нижнюю ветку, подтянулась и забралась повыше.

Марта из Приюта безнадёжно пыталась вскарабкаться на дерево, привстав на носки. Сверху Хитринка разглядела, что у неё было что-то не то со спиной.

— Спишь там, что ли? — крикнула она, протягивая руку вниз. Девчонка тут же уцепилась и оказалась совсем лёгонькой, так что поднять её наверх оказалось пустячным делом.

— Благодарю, — пискнула она.

— А уж я-то тебя как благодарю, — огрызнулась Хитринка, глядя на подступающих волков. — Расскажи-ка мне, Марта из Приюта, отчего это за тобой идут волки?

— Я не знаю, — ответила девчонка и поболтала ногами. Ветка закачалась. — Наверное, потому, что я вышла наружу.

— Откуда вышла? — не поняла Хитринка.

— Мне не разрешали покидать комнаты, — пояснила Марта. — «Дитя, эти стены — твой дом навсегда. А выйдешь наружу — случится беда». Вот что мне пели, сколько я себя помню. А я всё равно захотела выйти, и вышла, а потом пришлось бежать. В первую ночь волки кружили у стен, во вторую — перебрались через забор и заглядывали в окна, а потом они бы наверняка напали и разорвали всех внутри. Хорошо ещё, их никто не заметил, вот бы все переполошились! И Грета, которая стряпает и моет полы, приказала мне идти и не делать ни шагу назад, пока я не доберусь до Вершины Трёх Миров.

— Почему именно туда?

— Грета сказала, это для меня теперь единственная возможность спастись.

— Так что же ты потащилась к болотам? Это ведь вовсе не по пути. С дороги сбилась, что ли?

— Так ведь сперва Грета велела идти сюда. Здесь живёт Ковар, он-то мне и нужен. Он проводит меня к Вершине, потому что знает путь.

Хитринка ощутила, как покалывает щёки от гнева, и понадеялась, что в сумерках не видно, как она краснеет.

— Ковар! — вскричала она. — Ох, как же я ненавижу это имя! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

— Ты почему... — попыталась узнать Марта, приподняв светлые брови, но собеседница совсем её не слушала.

3
{"b":"913373","o":1}