Ночная прохлада наползала, клубилась белёсым туманом, над которым вздымались верхушки башен, да ещё кое-где баки тянули к небу опоры лестниц, словно тонкие руки. Зажглись фонари, и свет их растёкся золотистыми пятнами. Сияла белым холодом искусственных солнц громада теплицы.

Хитринка стояла на балконе, укутавшись в плед, и с восторгом глядела вниз, на затопленный туманом город. Ей было уютно, спокойно и тепло.

Лучше всего было то, что улеглась тревога, комком засевшая в груди с того дня, как они встретили Марту. Эдгард пообещал убежище. Здесь, в его доме, они могут жить, сколько понадобится, он сам так сказал. Какое счастье, что он так добр! И дом такой красивый и чистый, и мыться можно в любой день, а не только после дождя. И ждёт уже постель, такая свежая, с такими мягкими белыми подушками, что даже прикоснуться страшно. Но она, Хитринка, не спешит ещё ложиться, чтобы продлить эту радость.

Прежде ей не доводилось стоять на балконе, а это, оказывается, так приятно. Высоко, будто на дереве, но кора не царапает, и не страшно сорваться, и ветви не закрывают обзор.

Послышались шаги.

— Любуешься видом? — спросил Прохвост. — Ну-ка скажи, что думаешь обо всём этом.

— Я счастлива, — честно призналась Хитринка. — Мы наконец в безопасности, а Марту до Вершины доведут и без нас. Где она, кстати?

— Эдгард всё с ней беседует. Не знаю, о чём. Мне дали понять, что я лишний. Так что же, получается, привычный мир перевернётся с ног на голову, а мы пересидим в сторонке?

— А ты не думаешь, что так разумнее всего? Мы же не умеем ничего. Это тебе всё покоя не даёт, что Каверза участвует в деле? В её глазах хочешь выглядеть героем?

Прохвост заметно смутился.

— Вовсе не об этом я думал! Но я, знаешь, всё-таки попрошусь с Карлом и Эдгардом. А то что же получается: даже Марта будет там, а я — нет? Да я хоть для поддержки с ней рядом побуду. Из Карла плохая нянька, а Эдгард, похоже, вообще не соображает, что Марта ещё ребёнок. А вот ты лучше останься, мне так будет спокойнее.

Хитринка немедленно всё поняла. Значит, она должна держаться в стороне, чтобы её глупый братец без помех мог геройствовать перед Каверзой. А потом, чего доброго, он и не вернётся. Или с ним что-то случится, с дурнем этаким. В них уже однажды стреляли, и там, куда он направится, наверняка будут стрелять тоже.

— Никуда ты не пойдёшь, — непреклонно заявила она. — Без меня уж точно.

— Вот упрямая, — вздохнул Прохвост. — Хорошо, давай потом ещё поговорим. Вот бы бабушка с дедом дожили! Как бы они, наверное, обрадовались тому, что господина Ульфгара кто-то собирается прогнать. Как думаешь, нашим миром снова будут править пернатые? И выстроят опять дворец, в котором живут певчие птицы? И леса зазеленеют?

— Ты мне зубы-то не заговаривай, — сердито сказала Хитринка. — Знаю я твоё «потом поговорим»! Каждый раз, как это слышу, ты вместо разговоров берёшь и делаешь, что хотел!

— Да уж так и каждый...

— А кого я отговаривала лезть за орехами на верхние ветки? Кто полез и свалился, и бок ободрал?

— Вот и не свалился! Ну, самую малость разве что. До земли не долетел, значит, не считается.

— А тот здоровенный жестяной лист на соседнем островке помнишь? Как говорила я, что до берега его не дотащить?

— Ох, и когда это было!

— Когда было, тогда ты тоже говорил, мол, позже обсудим. Улучил момент, когда я не глядела, и едва не потонул вместе с ним!

Прохвост, вздохнув, поднял глаза к небу. И замер в этом положении.

— Ты чего? — спросила Хитринка, затем сама поглядела туда же.

По небу что-то летело. Маленькое и тёмное, оно приближалось, то ныряя в пелену тумана, то поднимаясь над ней.

Прохвост негромко засвистел, затем ещё раз. То, в небе, услышало свист: теперь оно двигалось прямо к ним. Хитринка наконец разглядела, что это было.

— Да это же ворон! — сказала она.

Раздалось хлопанье крыльев, и птица села на перила.

— Голодный, наверное, бедняга, — сочувственно произнёс Прохвост. — Давай-ка я спущусь на кухню и попрошу еды для него.

— Голодна, птичка голодна! — подтвердил Вольфрам, кивая головой.

И Прохвост убежал вниз, а Хитринка осталась с вороном наедине.

— Так ты, значит, встречал Ковара, — сказала она ему. — Ну и что можешь о нём рассказать?

Ворон склонил головку набок, блеснул чёрным глазом.

— Само собой, ничего ты не расскажешь, — вздохнула Хитринка.

Ворон тоже вздохнул.

— Как там Грета? — спросил он. — Хорош, хор-рош!

И добавил другим, уставшим голосом:

— Нет больше Ковара. Забудь это имя. Больше нет. Верный, ищи Марту!

— Молчи уже, глупый, — перебила его Хитринка. — Всё правильно, ничего ты не понимаешь!

По щеке её скатилась и упала одинокая слезинка.

В это время за спиной хлопнула дверь, и Хитринка поспешила утереть щёку. Это вернулся Прохвост, но почему-то без еды. Был он встревожен.

— Ты чего? — спросила Хитринка. — Что стряслось?

— Каверза в беде, — прошептал он в ответ. — Я спустился, и так вышло, что подслушал разговор. То, ради чего она спешила на север, удалось, но её схватили, и ещё кого-то, кто с нею был, тоже. А Эдгард на это ответил, мол, нужно хранить в тайне, и ещё что-то о неизбежных жертвах. Он не собирается рассказывать Карлу!

— Ну, может, она и сама выпутается, — с сомнением произнесла Хитринка.

— Ты что, согласна, что её вот так бросят без помощи?

— Ну, она же нас бросила, и ей было не совестно.

— Она нас в безопасном месте оставила! И подумай сама, у неё был приказ, от которого зависела судьба Лёгких земель! Разве могла она с нами возиться и терять время?

— Могла хотя бы не врать нам! В безопасном месте, тоже мне. Она нас использовала, чтобы задержать Карла и взять машину без помех, не понял ещё разве?

Ворон, так и не получивший еды и уставший слушать эту перепалку, хлопнул крыльями и улетел вниз.

— Вольфрам! — окликнул Прохвост, перегнувшись через перила, но птица уже скрылась из виду.

— И чем мы ей поможем? — спросила Хитринка.

— Для начала я найду Карла и всё ему выложу, — сказал её упрямый братец. — А там поглядим.

Он ушёл, оставив Хитринку в негодовании. Ну почему, почему всё не могло оставаться таким же прекрасным, как час назад? Теперь, пожалуй, и ложиться нельзя, не убедившись сперва, что Прохвост не натворит глупостей.

Она ждала довольно долго. Но вот в коридоре раздался шум, дверь распахнулась, и в комнату влетела зарёванная Марта. За нею шёл Эдгард, и выглядел он смущённым.

— Успокой девочку, хорошо? — попросил он Хитринку, заметив её. — И ей, пожалуй, пора в постель. Наверное, переутомление.

— Я не девочка, а Марта! У меня есть имя! — выкрикнула девчонка, топнув по ковру. — Проваливай, проваливай!

Дверь за Эдгардом закрылась. Хитринка от души пожалела, что рядом нет Прохвоста. Она вошла в комнату, притворив балконную дверь, и приблизилась к Марте, всхлипывающей в подушку.

— Что старик тебе сказал? — спросила она, тронув девчонку за плечо.

— Что сказал? Что я оружие какое-то, что меня возьмут прямо туда, где битва, где господин Ульфгар, и его от меня разорвёт на куски! А я никакое не оружие, я просто Марта! И не желаю я видеть никакие куски!

Хитринка вздохнула.

Марта прежде говорила, что никогда не плачет, и действительно не раз подтверждала это даже в непростых ситуациях. Она, Хитринка, будь так мала, и одинока, и покинута близкими, непременно бы ревела каждую минуту. Но Марта была не такова, а поди ж ты, в этом доме её уже дважды довели до слёз.

— Где Прохвост? — всхлипнула девочка. — Может, хоть он защитит меня? Я не хочу никуда с этим проклятым Эдгардом. Он сказал, что господин Ульфгар убил мою маму, а отцу вырвал сердце, и потому я должна отомстить. Но мне только мерзко, и страшно, очень страшно! Господин Ульфгар уже убивал, а я не убивала, и я ещё не взрослая, а значит, он и мне вырвет сердце! Почему меня заставляют выступать против него?