— А вы, гм, уже побеседовали? — осторожно спросил торговец. — Вижу тень непонимания на лице твоей прекрасной дочери.

— В чём дело? — нахмурившись, спросила Грета. — Отец, что ты задумал?

— Уезжать тебе надо подальше отсюда, вот что, — хмуро произнёс мастер.

Он подошёл к двери, запер её, затем проверил, крепко ли запер.

— Господин Ульфгар взял меня за горло, и здесь ты не в безопасности, дочь. Сделаю что не так, и ты поплатишься головой. Мне будет спокойней, если ты уберёшься из этого города, поняла?

— С ним, — указала Грета на хвостатого.

— Без него!

— Тогда не поеду.

— Грета, так будет лучше, — вмешался Ковар.

— Свяжу, и пусть Эдгард тебя в этаком виде увезёт, если по-хорошему не желаешь!

— Прошу прощения, но связанных людей я возить не стану.

— Да хоть на цепи, — твёрдо ответила Грета. — При первой же возможности вернусь.

— А с этим... с этим выродком я тебя не пущу! — разъярился мастер. — Чем он голову тебе так задурил? Да будь проклят тот день, когда я пустил его на порог!

Больше всего сейчас Ковару хотелось оказаться далеко отсюда. Или повернуть время вспять, найти слова, чтобы Грета на него и не глядела. Он, дурень, мечтал о её любви. Вот так она выглядит, эта любовь, в их мире.

— Уезжай, Грета, — тяжело сказал он. — Ты не нужна мне, слышишь? Ты, может, и готова всё потерять, да только я не готов.

И отвернулся, чтобы не видеть, как задрожали её губы. Повернул ключ в двери — один оборот, второй — не глядя, потому что глаза застилали слёзы. И шагнул за порог — как он думал, навсегда.

— Ну и далеко собрался, парень? — хлопнул кто-то по плечу.

Эдгард. Тут Ковар сообразил, что застыл столбом в переулке, пытаясь прийти в себя, и неизвестно сколько простоял.

— Домой, наверное, вернусь. Куда мне ещё, — угрюмо ответил он.

— А не хочешь со мной? — предложил торговец. — Дельце одно есть, помощник бы пригодился. Особенно с такими руками и головой, как у тебя.

Хвостатый задумался ненадолго.

— А, всё равно, — махнул он рукой. — Идём.

— Поедем. Там, в доме, вещи какие-то твои остались? Или так, как есть, уйти собрался?

— Нет у меня ничего. Денег не скопил, одежда вся с чужого плеча... вот только волк. Можно волка забрать?

Эдгард поднял брови, но ничего не сказал.

Волка ему пришлось выносить самому, поскольку хвостатый наотрез отказался приближаться к дому Джереона. Плюхая промасленные мешки в механическую повозку, торговец окинул Ковара долгим взглядом, но промолчал и тут.

Ослика своего Эдгард где-то оставил. Теперь у него был новенький экипаж с широким сиденьем впереди, где могли поместиться двое, и местом для груза позади. Волк перепачкал и машину, и костюм торговца, но тот будто бы и не заметил.

— Садись, — пригласил Эдгард, распахивая дверцу. Там, однако, уже стояла коробка, прикрытая платком.

— Тут ящик какой-то, — сказал Ковар. — На руки его взять?

— Ах да, совсем с вашими представлениями из головы вылетело! — шлёпнул себя по лбу торговец. И добавил, понижая голос:

— Птицу вы для кого делали? Может, я и эту туда пристрою.

Хвостатый поднял уголок платка. Под ним оказалась не коробка, а клетка. Серебристо-белая птица взглянула на него чёрным глазом, склонила голову набок.

— Прикрой, прикрой скорее! — зашипел торговец. — Садись давай уже. Так чей был заказ? Это, видишь ли, случайная находка. Крыло повреждено. У себя оставить не могу, слишком уж часто туда-сюда мимо стражников приходится мотаться, да и не жизнь ей в дороге. Думал, может, найдётся какой добрый и смелый человек.

Ковар сел, поставив клетку на колени. Поглядел на Эдгарда, дёргающего рычаги.

— Отдайте мне, — попросил он.

— Тебе она на что? У тебя и дома-то нет.

— Уж что-нибудь придумаю. Так отдадите?

— Ишь хитрый какой. Я-то собирался её продать.

— Вы говорите, работа для меня есть, — упрямо сказал хвостатый. — Так я её даром сделаю. Ну?

— Ох, ну что с тобой поделать. По рукам, — кивнул торговец.

Мотор взревел, и механическая повозка, выплёвывая клубы пара, затарахтела по булыжной мостовой. Волк гремел в полупустом отделении.

Стражники у ворот поглядели на пропуска, вписали имена в свою книгу и добродушно помахали уезжающим, не догадываясь даже, сколько запрещённого груза сегодня везёт торговец Эдгард.

Повозка двигалась к северу. Справа тянулся лес, слева — пустоши. Ковар вдруг засмеялся, опустил голову, всхлипнул. Эдгард заглушил мотор, толкнул его в плечо.

— Что случилось-то?

— Да вот, забавно... Хранительница и вправду выполняет желания. Всё, чего я так страстно хотел, я получил. Волк — вот он, пожалуйста. Обучаться в мастерской — на здоровье. Грета... Всё исполнилось, к чему тянулась душа, а почему я не счастлив?

— Эх, парень, — пробормотал его спутник.

Эдгард достал папиросу, вышел наружу и закурил, заложив руки в карманы брюк. Под хмурым небом шелестел лес, дело шло к лету.

Торговец даже не попытался утешить хвостатого, да и какие слова тут могли помочь? Когда он вернулся за руль, Ковар уже успокоился. Мотор фыркнул, взревел, и механическая повозка вновь полетела на север.

Спустя довольно долгое время, когда Хитринка вконец извелась, на лестнице послышались шаги, и вскоре на пороге возник Прохвост. Был он чем-то недоволен.

Следом проскользнула и Каверза, улыбаясь так, будто ей подвалила удача. На пальце у неё висел объёмистый, но, похоже, лёгкий тюк.

— Почему так долго? — немедленно спросила Хитринка.

— Пришлось ходить на соседнюю улицу за чистой водой, а затем ещё к старьёвщику заглянули, — пояснил Прохвост. — Каверза, мы можем, наконец, поговорить? Здесь достаточно удобно?

— Не понимаю, зачем это обсуждать, — промурлыкала та в ответ, развязывая узел и извлекая наружу шляпку-цилиндр с вуалью. Затем потянула из кармана медную цепочку, на которой болтались круглые часы, и принялась прикалывать их к шляпке.

— Что у вас произошло? — с подозрением спросила Хитринка.

— Разошлись во взглядах, — мрачно ответил ей названый брат. — Если уж у нас есть кошелёк с деньгами, зачем было пытаться ещё и старьёвщика обокрасть? Эти часы — не помню, чтобы мы за них платили.

— Если бы ты не вмешался со своей так называемой честностью, денег осталось бы в два раза больше, — беззаботно ответила Каверза, оглядывая шляпку, а затем протянула её Хитринке. — Ах, красота! Ну-ка примерь. А то такие платки, как на тебе, сейчас даже старухи не носят.

— Да послушай же меня, Каверза! — в отчаянии перебил её Прохвост. — Зачем обязательно красть? В этом городе наверняка можно найти какую-то работу на день. Если нужны деньги, я готов потрудиться.

— Глядите, каков! — расхохоталась хвостатая, хлопая себя по колену. — В тебе течёт кровь многих поколений жуликов, обманщиков и воришек. Это то, что у нашего племени получается лучше всего. К чему тебе честный труд?

— Если мы из рода хвостатых, это ещё не значит, что должны быть ворами, — хмуро ответил Прохвост, не разделяя веселья своей собеседницы.

— Знавала я как-то одного парня, который так же считал, — посерьёзнела вдруг Каверза. — Давно уже он сгинул. А жил бы хитростью, глядишь, и уцелел бы.

— Или попался бы раньше, — не согласился Прохвост. — Думаешь, я не слыхал, как наказывают пойманных воров, особенно если они хвостатые?

— Такова уж наша доля, — развела руками его собеседница. — Живи, рискуй, крутись, как заводная белка в колесе, чтобы лампочка светилась.

— Можно ведь иначе!

— А можно ли? — усмехнулась Каверза. — Если весь мир с первой же минуты твоего рождения считает, что ты отброс, не способный на добрые дела, поневоле и сам в это поверишь. Не знаю уж, что нужно сделать, чтобы изменилось и отношение к нам, и мы сами. При нашей жизни мы таких перемен уж точно не дождёмся.

Она вздохнула, разгладила юбки.