Карл ещё немного помолчал, затем Хитринка услышала, как он зевнул.

— Остановимся, может? — спросил Прохвост.

— Некогда останавливаться, — ответил Карл. — Готов спорить, что Эдгард послал за нами людей, а где-то впереди Каверза в беде. Сторонникам правителя захочется её расспросить, и уж поверь, это будет не вежливая беседа. Вот дурёха, ну ей-то чего ради было во всё это лезть!

Карл умолк. Слышно было, как он с треском переключает рычаг, затем фургон качнуло вправо.

— К нам тогда приехал Эдгард, — продолжил он другим, помрачневшим голосом. — Лица на нём не было. Люди так притворяться не умеют, даже он. Когда он выложил, что Ульфгар получил желаемое и разделался с парнишкой, я думал, Каверза с ума сойдёт. Музыку свою забросила, всё кричала, что отомстит правителю. Я глаз с неё спустить не мог, а то бы эта вправду побежала, чего доброго. А ночи напролёт она ревела. Ужасная это была зима, но к весне девчонка вроде как пришла в себя. Опять начала играть, вытащила у меня деньги, купила гитару. Я не ругал даже, хотя зачем тащить, когда я и так бы ей купил. Ну и всё, беда забылась, жизнь пошла дальше. А у неё, значит, это так внутри и засело, не давало покоя. Я и не думал.

И прибавил ворчливо, сменив тон:

— Так, всё, парень, сбываются твои мечты. Давай на моё место, а я на твоё. А то уже ничего не помогает, даже моргать страшно, глаза не спешат открываться.

Фургон резко затормозил. Дверцы два раза щёлкнули, затем два раза хлопнули.

— Ногу вот на ту педаль, — сказал Карл. — Потом на эту...

Машину дёрнуло вперёд, но почти сразу она так же неожиданно и замерла. Хитринка приложилась спиной к стенке, разделяющей кузов и кабину. Ворон, до этого мирно дремавший на бочке, закричал, хлопая крыльями — едва не свалился.

— Да чтоб тебя волки драли, плавнее! — зарычал Карл.

— Грета, пора вставать? — сонно спросила Марта.

— Нет, спи, — ответила Хитринка, но девочка, кажется, уснула раньше, чем прозвучали эти слова.

Фургон опять дёрнулся, но в этот раз уже не остановился.

— Получилось! — радостно сообщил Прохвост. — Не так уж это и сложно!

— Ну и отлично, штаны не обделай от радости, — ответил ему Карл. — Видишь колею в свете фонарей? Вот по ней двигай. Руль крутится не для забавы, а чтобы задать направление. Да что ж ты виляешь, как забулдыга, что тащится с попойки! Или руки трясутся?

— Ничего не трясутся, — немного обиженно ответил хвостатый. — Он сам из рук вырывается.

— А ты как хотел? Здесь, считай, бездорожье. Держи крепче. Вот за этим прибором следи, стрелка должна оставаться в зелёном поле. Потянется к красному, значит, пора позаботиться о топливе. Неудобный фургон, старого образца, печь снаружи, нужно будет останавливаться, выходить. Дрова, видел, сложены здесь, у меня под ногами. Уголь был бы куда лучше, но уж что здесь лежало, то и взял, поскольку времени в обрез. Печь топил когда-то? Много дров накидаешь, огонь затухнуть может, так что по одному, не спеша...

Зевок прервал эту речь.

— ...за пламенем следи. Разберёшься. Если что, меня растолкаешь. И назад поглядывай. Покажется, что погоня, буди меня немедленно, ясно? Ну всё, вроде бы теперь ты знаешь достаточно. Держись колеи, она ведёт на север. И сам гляди не усни. Если ход замедляется, прижимай вон ту педаль, только нежно, усёк? Вот эту ещё стрелку видишь? Запомни, где она, пусть тут и держится. Выше не разгоняй.

— Я всё понял, — восторженно ответил Прохвост. — Эй, Хитринка, ты смотришь? Это уже я сам веду!

— Перед девчонками хвастать будешь, если мы до рассвета ни во что не врежемся и на бок не завалимся. Уймись уже и следи за дорогой и приборами. А я — иэ-эх! — вздремну хоть часок. Надеюсь, ты хоть такое время продержишься.

— Да без труда.

Теперь Хитринка иначе воспринимала каждое покачивание фургона, каждый камешек под колесом. Одно дело, когда за рулём опытный водитель, и совершенно другое — когда...

— Карл! Эй, Карл, а эти рычаги для чего? Вот этот, большой, ты часто сдвигал, я помню.

— М-м-м?.. Уже сломалось что-то?

— Нет, я спросить только, рычаг...

— Что, много времени свободного, что руки тянешь куда ни попадя? К рычагам не лезь, и ко мне без нужды тоже! Всё, что тебе пока надо знать, я сказал.

Прохвост умолк.

Хитринка развернулась на бочке так, чтобы просунуть нос через решётку. Теперь ей была видна кабина. Прохвост, сжав губы, то и дело поглядывал на приборы, а затем вновь устремлял взгляд вперёд, туда, где за стеклом было черным-черно. Свет фонарей рисовал на этом тёмном полотне участок разбитой дороги перед колёсами, добавлял мазки иссохшей прошлогодней травы, пятна камней. Он успевал закрасить совсем немного, и чернота стекала, пожирая камни и траву, но в жёлтом свечении опять возникали новые.

На это можно было глядеть долго, зрелище завораживало.

— Что не спишь? — вполголоса спросил Прохвост, поймав её взгляд в зеркале.

— Да так, — ответила она. — Интересно. И тебя одного оставлять не хочется.

— Боишься, не справлюсь? Оказалось не так сложно, даже и ты сумеешь. Я тебя потом поучу, если хочешь.

Поучит он! Сам-то едва за руль сел, даже не знает, для чего все эти рычаги и приборы.

Хитринке, конечно, вовсе не хотелось признаваться названому брату, что она в нём сомневается. Да и не то чтобы она сомневалась, так, подумала, что присмотр не помешает.

— Здесь и лечь-то негде, — увильнула она. — Эх, а ведь я могла бы сейчас спать в той тёплой и мягкой постели в доме Эдгарда!

— Жалеешь, что не осталась?

— Жалею. Но если осталась, жалела бы больше. А слышал, торговец сказал, будто знает моих родителей?

Прохвост молчал, и Хитринка продолжила:

— Как думаешь, мог он говорить правду? Веришь, что они живы?

— Не знаю, — ответил хвостатый. — Ведь ты сама видела сегодня, как ниоткуда появляются те, кого на свете быть не должно. А если подумать, Эдгарду страшно нужна Марта, и он мог выдумать всё, чтобы нас остановить. Так что может быть по-всякому. Но слишком-то старику я бы не верил.

— А вдруг они в темнице! Томятся там десяток с лишним лет, а Эдгард откуда-то прознал? Ты же слышал, он работал на правителя. Тогда, может быть, я их ещё увижу.

— И скажешь, как ненавидишь?

Хитринка смутилась до слёз.

— Наверное, всё же спрошу сперва, за что они так...

— Бедная сестрёнка, — с нежностью и любовью сказал Прохвост. — Ведь ты давно не дитя и способна справляться без матери и отца, а всё-таки не можешь это отпустить. Что ж, надеюсь, твоя мечта сбудется, и ты не останешься разочарована.

— Что ж, и я надеюсь, — вздохнула Хитринка, а затем прыснула, когда Карл неожиданно и громко захрапел во сне.

Она тут же зажала руками рот, чтобы никого не разбудить. Впрочем, крепкому сну Марты ничего не мешало, да и утомившийся Карл не раскрыл глаза. Только ворон уставился на Хитринку чёрным глазом, нахохлившись сердито.

— Тебе бы всё смеяться, — укоризненно сказал он. — Птицу кормила?

Хитринка замерла, вслушиваясь в интонации незнакомого голоса, проступающего сквозь птичий, но ворон больше ничего не сказал. Надувшись и встопорщив перья на спине, он примостил туда клюв и вновь погрузился в дремоту.

Следующей ночью Альседо попросил принести ворона. Торопил, чтобы успеть до рассвета.

Усадив Вольфрама на колени, пернатый прикоснулся к его голове тонкими пальцами, прикрыл глаза. Чуть позже отнял руки и велел Ковару:

— Выпусти его! И жди ночи, когда он вернётся. Я послал его за семенами лозы, показал, куда лететь и что искать. Надеюсь, он справится...

— Выпущу. Но к чему такая спешка? Ведь вы говорили, что семена всё равно некому прорастить. Сегодня я бы лучше посидел над сердцем, важно закончить эту работу как можно скорее.

— Да, в том и дело... Есть у меня одна мысль. Как дождёшься ворона, спрячь эти семена внутри сердца. Сможешь?