— Да ты присядь, что ли, — сказал он, придвигая табурет. — Стол сейчас расчищу, погоди.

Вместе с охапкой бумаг Ковар нечаянно зацепил край платка и стянул его с клетки. Ворон, дремавший внутри, вскрикнул недовольно.

— Что это? — ахнула девчонка, позабыв даже о каше. — Вот так поделка, как живая!

— Она и есть живая, — улыбнулся хвостатый. — Это ворон Златого Перелесья.

— Вот это да! А что...

Скрипнула створка, и встрёпанный Карл появился на пороге мастерской, едва заметно покачиваясь. Покрасневшие глаза остановились на девчонке.

— Та-ак, — протянул он, криво усмехаясь. — Пусти сегодня одну крысу, назавтра у тебя уже целый выводок. Я тебя, ушастый, и самого-то едва терплю, с чего решил, что можешь притаскивать кого ни попадя? Может, тебе почудилось, что это твой дом?

Девчонка отскочила назад, прижимая котелок к груди.

— Не пугай ребёнка, Карл, — строго сказал хвостатый. — Её и так сегодня уже один негодяй едва колёсами не переехал. Эта девочка нас с мастером однажды крепко выручила, и я её должник. Если что, отвечаю за неё.

— Хорошо добрым быть за чужой-то счёт? — прищурился хозяин. — И дом не твой, и котелок, и еда в котелке. Конечно, тебе не жалко делиться. А я-то сам как, не мешаю тебе? Может, мне и вовсе уйти?

— Держи, забирай свой котелок и свою еду! — закричала девчонка, запуская посудину под ноги Карлу. — И пропусти, не собираюсь задерживаться в этом доме!

— Мерзкий, мерзкий! — захлопал крыльями и ворон, встревая в перепалку.

Карл покачался на пороге, не спеша отходить.

— Ах, да будьте вы все прокляты, — проворчал он наконец. — Даже этот пучок перьев против меня, будто не я ему зерно сыплю каждый день. Делайте что хотите — живите тут, жрите кашу, пожалуйста. Только отмой свою гостью, тощий, и тряпки её смердящие сожги, не то подхватим какую заразу да и помрём. Да с пола уберите.

С этими словами он развернулся и нетвёрдым шагом ушёл в дом.

Ковар опустился на табурет, потянул к себе дрожащую девчонку, обнял, погладил по голове.

— Всё хорошо, не бойся. Он не злой человек, кричит только много. А и правда, оставайся пока с нами. Тебе, как я понимаю, всё равно, где быть. Прибирать будешь, по хозяйству помогать, справишься? Да ты чего?

Девочка в его руках будто одеревенела, кажется, даже и дышать перестала.

— Знаешь, меня ещё никто никогда не обнимал, — тоненько произнесла она.

— Да ладно, — не поверил хвостатый. — А мать, отец?

— Может, когда-то очень давно. Помню только, как гнали на улицу, чтобы выпросила что или стащила. Если не удавалось, били. Если мало приносила, тоже били. Так я уж сообразила после, что мне лучше самой по себе, и к ним не вернулась.

— Ах ты, бедняжка, — сказал Ковар, хмурясь. Он повидал всякого, но и не представлял, что бывают такие негодные родители.

Девочка наконец нерешительно обняла его в ответ, неловко, точно не понимая, как это делается. Ворон подошёл по столу ближе, принялся перебирать клювом её волосы, будто гладил.

— Какая трогательная сцена, — язвительно прозвучало от двери. — Прямо слёзы на глазах. Я там воду поставил греться, идём пока вещи чистые подберём, у меня в сундуках кой-чего осталось. Да живее, пока я добрый. Как тебя хоть зовут-то, пакость?

Тут Ковар понял, что и сам не знает имени девочки — никогда не спрашивал.

— Не Пакость, а Каверза, — ответила та.

Каверза не обманула и к утру действительно вернулась — уставшая, пропылённая, но с сияющими глазами.

— Хватайте вещи — и в путь! — скомандовала она. — Всё очень хорошо устроилось.

Внизу они побранились с хозяйкой.

— А-а-а, слинять надумали, — неласково встретила их та. Видать, встала не с той ноги. — У меня из-за вас побелка вся отвалилась, идите полюбуйтесь. На какие гроши я буду дом в порядок приводить?

— Я вчера уже за это расплатилась, и за уборку тоже, — в тон ей ответила Каверза. — А ты, тётушка, девчонку прибирать заставила. Вернуть монеты не желаешь?

— Верну-уть? — задохнулась от возмущения старуха. — Да вы мне за еду не доплатили! Я для вас, как для себя, наготовила! И хлеб свежий, и мясо даже! Вы хоть понимаете, сколько оно стоит сейчас?

— Мясом там только пахло, — встряла в беседу Хитринка, — и хлебом обгрызенным нечего гордиться. Я бы за такую еду и полмонетки не дала.

Хозяйка так и замерла с открытым ртом, будто слова застряли у неё в горле. Она лишь гневно трясла пальцем, выпучив глаза. Воспользовавшись затишьем, Каверза живо вытолкала всех за дверь, а затем расхохоталась.

— А ты ничего, бойкая девчонка, — сказала она Хитринке, обнимая её за плечи. — Только чем же ты питаться привыкла, если тебе стряпня тётушки Козни не угодила?

— И мясо ведь было, — добавил Прохвост. — Я тебе из своей миски лучшие кусочки подложил.

— Может быть, это я взяла немножко, — не особо смущаясь, призналась Марта. — Было очень вкусно, ну а она всё спала да спала.

— И кому вообще можно доверять, — пробормотала Хитринка, ощущая, как жар приливает к щекам.

— Никогда и никому, — без тени насмешки ответила ей Каверза. — Даже самой себе.

Вскоре они вышли на площадь. Как раз били часы на старой башне — диковинные, рама в виде зубчатого колеса и механизм напоказ за прозрачным циферблатом. Начищенные и сияющие, они совсем не подходили к замшелому серому камню стен.

Механические цветы в вазонах раскрывали свои лепестки под негромкую музыку, суетились работники, отпирая лавки. Проехала машина с большими круглыми щётками, разбрызгивая воду и тут же начищая брусчатку.

— Срочные новости из города Пара! Сладкоголосая Эльза умолкла навеки! — надрывался мальчишка на углу. — Ужасная трагедия в труппе дядюшки Шпиндлера! Театр не скоро отмоют от крови!

Из ближайшей лавки вышел прилизанный парень с чёрными тонкими усиками, в приталенной жилетке и тёмном фартуке до колен. Он бросил мальчишке монету, тот ловко поймал её, прокрутил ручку ящика и вытащил несколько листов из щели. Затем с поклоном подал их прилизанному и загорланил снова:

— Кто же таинственный убийца? Долгожданное выступление в городе Пара сорвано! Одна монетка — одна газетка! Прочтите подробности сами, не упустите возможность! Будьте в курсе последних сплетен! Не стоит выглядеть невеждами в лавках и гостиных!

Прохвост вытянул шею и прислушался.

— А мы только день назад проезжали мимо этого театра, — сказал он. — Интересно, что там произошло.

— Совершенно ничего интересного, — равнодушно ответила Каверза. — Актёришки, что с них взять. Вечно грызутся за первые места, за славу публики, ставят друг другу подножки. Давайте-ка ускоримся, сил нет слушать эти вопли.

И она, взяв спутников под локти, протащила их мимо мальчишки, который как раз в этот момент завязал беседу с подошедшей дамой.

— А кто ж эта Эльза? — спросила дама, раскрывая кошелёк. — Новенькая какая, что ли? Я у них вроде о такой и не слышала.

— А вот купите газетку, там все подробности, — подмигнул мальчишка.

Город оказался большим, под конец даже ноги устали. Одна только Каверза размеренным шагом двигалась вперёд и могла, кажется, пересечь все Лёгкие земли без остановки.

Улицы делались всё уже, дома — ниже и грязнее. Компания прошла по мосту, ненадолго остановившись, чтобы полюбоваться видом.

Впрочем, полюбоваться — это громко сказано. Вода внизу была зелёной и вонючей, хуже, чем на болотах. Берега канала тесно обступили пятнистые от сырости домишки, когда-то выкрашенные в разные цвета, но теперь совершенно выцветшие. Болталось на верёвках бельё, а одна рубаха свалилась вниз, и течение её не уносило. Похоже, вода была стоячая.

Трубы кое-где дымили. Пролетел с треском экипаж, подпрыгивая на неровном мосту, залатанном разными по величине и оттенку металлическими листами.

— Эх, красота, — широко улыбнулась Каверза. — Ну что, двигаем дальше? Хоть вроде и всё спокойно, но раз уж волки взяли след, они из-за любого угла могут появиться, а здесь и спрятаться негде, разве что в воду.