Кто-то показался наверху, и она поспешно направила туда револьвер. Хорошо хоть крючок сдуру не нажала, потому что это торопливо спускался Карл, и никого ещё Хитринка в жизни не была так рада видеть. Чуть впереди него летел ворон.

Последние шаги Карл пробежал, упал на колени перед Каверзой, взял её за запястье, попытался нащупать что-то на шее. Выражение его лица не понравилось Хитринке.

— Держись, слышишь меня? — прорычал он, подхватывая Каверзу на руки. — Только посмей умереть!

И обернулся к Хитринке:

— Наверху безопасно, наши там, твой братец тоже. Можешь туда идти.

— Нет, — замотала та головой. — Я с вами!

И пока Карл спускался, шагая так быстро, как только мог, Хитринка бежала рядом, крепко сжимая револьвер и готовясь пустить его в ход, если придётся.

Внизу они взяли экипаж, стоявший в стороне от остальных. Ещё несколько машин отъезжали, открывая путь, кто-то стрелял им вслед. Здесь уже стало понятно, что люди в форме потерпели поражение.

Хитринка забралась на заднее сиденье, и Карл уложил Каверзу головой к ней на колени. Стянув с себя куртку, велел прижимать её крепко к боку раненой, прыгнул за руль и с ходу вжал педаль до упора. Они подняли столько пыли, что Хитринка даже не разглядела, как они выехали за разрушенную стену.

Экипаж трясло. Голова Каверзы моталась из стороны в сторону, хотя Хитринка и пыталась её придерживать. Второй рукой она крепко держала куртку, надеясь, что та не сместилась. Руки совсем онемели.

— Только попробуй мне тут помереть, дура проклятая, — шептала Хитринка, и слёзы, срываясь из её глаз, капали прямо на лицо Каверзы.

Та пошевелила пересохшими губами и что-то пробормотала.

— Ненавижу ночевать... под открытым небом... — с трудом разобрала Хитринка.

Карл летел, не выбирая дороги. Они даже обогнали экипаж, отъехавший от Вершины раньше них, а ведь люди в нём пытались спасти свою жизнь. Хитринка уже почти не чувствовала правую руку и подумала, что та, чего доброго, отвалится к концу пути. Ей было стыдно за эти мысли, такие неуместные сейчас, но ведь правда, рука ужасно затекла. И пошевелить ею было нельзя, ведь от этого, может быть, зависела жизнь Каверзы.

Карл направился не к Замшелым Башням, а в другую сторону. Хитринка никак не могла понять, куда именно.

— А куда мы едем? — спросила она.

— К дому, — бросил Карл. — В нашем городе я хотя бы знаю, где искать докторов.

— Карл, а Марта...

— Не отвлекай от дороги. Зови, только если Каверзе станет худо, поняла? — перебил её собеседник.

— Поняла, — ответила Хитринка.

Ещё она поняла, что с Мартой, наверное, случилось что-то такое, о чём не хочется рассказывать, и вновь тихонько заплакала.

Близился вечер этого долгого и ужасного дня, когда они подъехали к городу Шестерни.

— Чтоб его! — воскликнул Карл, поворачивая правее.

Хитринка выглянула в окно и увидела кое-что странное. Такие же необычные деревья, как на Вершине, стелющиеся по земле, проросли здесь в изобилии, перекрыв часть дороги. Только тут они были не обгоревшие, а серебристо-белые, как перья Вольфрама, и напоминали гигантские ростки, выползшие из тёмных семян.

Приглядевшись, Хитринка поняла, что это были за семена. На земле лежали механические волки господина Ульфгара. Вот почему они не вернулись к горе. Но что же за сила одержала над ними верх, как такое могло случиться?

Подъехав к дому, Карл остановил экипаж у забора. Спешно отпер, внёс Каверзу, попросил Хитринку разрезать простыню на полосы, а затем выставил её за дверь. Когда дверь открылась, хвостатая уже лежала, укрытая одеялом.

— Я в город, — коротко бросил Карл. — Побудь с ней.

— Подожди! — воскликнула Хитринка. — Что с Мартой?

— Не успели мы, — с горечью покачал головой её собеседник. — Этот пёсий сын заставил её открыть врата и ушёл вместе с девочкой и с частью своих людей. Так нам сказал один, что валялся на земле, прежде чем испустить дух. Очень веселился, мерзавец. Каверзе, если очнётся, не говори, ясно?

Хитринка пообещала.

Карл ушёл, и она, притащив табурет, села у изголовья раненой. Та тяжело дышала, и на лицо её по временам набегала тень, как у того, кому снится кошмар. Хитринка решила, смочив тряпицу, протереть ей лоб.

— Не надо! — закричала вдруг Каверза. — Не бей меня, не бей! Ведь я же принесла тебе бутылку!

Голос её звучал обиженно и будто по-детски.

— Всё хорошо, — сказала Хитринка. — Ты в безопасности, слышишь?

Каверза ненадолго затихла, но лишь затем, чтобы погрузиться в очередной кошмар.

— Не уезжай, братишка! — взмолилась она. — Я прошу, не бросай меня! Я знаю, тебе не нужно туда, не нужно!.. Нет!.. Он не мог умереть, он не мог бросить меня! Только не он! Ты не должен туда ехать, слышишь?..

— Он не умер! — закричала Хитринка ей в ухо. — Ты слышишь, твой братишка жив!

Каверза попыталась приподняться и открыла глаза, только Хитринка зуб могла дать, что эти глаза видят не её и не старенькую неприбранную комнату, а что-то другое.

— Где он? — спросила Каверза. — Когда он придёт?

Пришлось изо всей силы навалиться на её плечи, чтобы заставить лежать спокойно.

— Жди! — сказала Хитринка. — Будешь себя хорошо вести, и он обязательно придёт, вот увидишь. А будешь вертеться, истечёшь кровью и помрёшь, тогда не успеешь встретиться со своим братцем.

Голова хвостатой вновь упала на подушку. Неясно, слышала ли она хоть что-то, понимала ли. Хитринка отчаянно надеялась, что да.

— Ты только доживи, — сказала она, обхватив своими маленькими ладонями безвольную руку Каверзы. — И слово даю, ни капельки даже на тебя не стану сердиться ни за что. И с Прохвостом можешь дружить сколько влезет. Не умирай только!

В это время со двора послышался какой-то шум, затем выстрел. Хитринка вскочила на ноги в тревоге, отыскала брошенный револьвер и осторожно прокралась к кухонному окну — поглядеть, что творится. Должно было оставаться, если только она не ошиблась в счёте, две пули.

Ковар мчал по дороге, отчаянно пытаясь не уснуть и не потерять из виду волка. Он бы с радостью передохнул, но позволить этого себе не мог. И так потерял немало времени, пытаясь разыскать в Золотых Песках хоть какого-нибудь лекаря.

Все мастерские в этом городке встали, и стражники недолго смогли сдерживать натиск рабочего люда. В Песках всем заправляла Одилия из «Птиц», обманчиво хрупкая пожилая женщина, хитрая, как дюжина хвостатых. У неё имелась своя ювелирная лавка и пять крепких сыновей. Одного из них, Герберта, Ковар заметил в суматохе — такого здоровенного да рыжего, красного даже, как огонь, сложно было проглядеть. Со стражниками к тому моменту уже покончили, те сложили оружие и сидели под замком в тюрьме, но нашлись люди, желающие поживиться под шумок. Герберт с товарищами как раз пытался остановить мародёров и угомонить тех, кто решил свести личные счёты с обитателями богатых кварталов. Мать его в это время обращалась к народу на городской площади у ратуши.

Ведь если бы половина города превратилась в руины, в конечном итоге никому бы от этого не стало лучше.

— Надо же, кого вижу! — обрадовался Герберт, перехватывая за шиворот тощего малого с жуликоватой рожей, который так и зыркал глазами в поисках лазейки. — Ты чего здесь забыл-то, разве не в столице должен быть?

— Нужен доктор! — поспешил ответить хвостатый, оглядываясь с тревогой на заднее сиденье.

Парень, которого он сперва не счёл живым, застонал чуть слышно, едва они немного отъехали от Мостов. Ковар спешно остановился, осмотрел раны, перевязал, что мог и как мог. Одна пуля попала в плечо, вторая в грудь, но насколько опасно ранение, хвостатый определить не сумел. Он плюнул на преследование экипажа, за которым поехал от Разводных Мостов, перебрал в уме все ближайшие поселения и решил, что лучше двинуть к Золотым Пескам.

Герберт не пошёл с ним, но дал человека, чтобы тот указал путь. Они добрались до небольшого дома на окраине и долго колотили в дверь, пока им не открыл насмерть перепуганный старик. Бедняга полагал, до него добрались мародёры или кто похуже.