Долго искать не пришлось — они сидели в соседней комнате, там звенели их голоса, негромко о чём-то рассказывала гитара. Едва Хитринка сделала шаг за порог, как вступила в огромную лужу.

— Осторожнее! — запоздало предупредил Прохвост.

Они с Каверзой сидели на топчане, забравшись туда с ногами, а на полу возилась Марта с тряпкой. Похоже, пыталась собрать воду в ведро.

Прохвост был в новой рубашке, в жилетке, а главное, кто-то посмел его подстричь. Кто-то, кто не был Хитринкой. Ему здорово шло, но радоваться почему-то не хотелось.

— Что тут у вас случилось? — поинтересовалась Хитринка, хмуро глядя на Каверзу, опустившую голову на плечо Прохвоста. Та делала вид, что обучает этого дурня игре на гитаре. Ну да, как же.

— Малявка решила, что искупается сама, а оказалось, ей этого сроду делать не доводилось, — рассмеялась Каверза. — Лучше бы попросила о помощи, не пришлось бы теперь с тряпкой ползать. Ещё и от тётушки Козни выслушали — ей это всё в нижнюю комнату протекло. И ещё больше протечёт, если кое-кто будет мешкать.

— Всё я соберу, — угрюмо буркнула Марта и завозила тряпкой по полу. Затем подняла её и отжала над ведром, часть пролилась мимо.

Хитринка молча подоткнула юбки, отняла у девчонки тряпку и принялась собирать лужу.

— Чего и вправду никого не позвала? — спросила она у Марты. — Тебе же неудобно, наверное, из-за спины.

— Не нужно мне, чтоб глядели, — пробормотала девчонка в ответ. — Там знаешь, как всё изуродовано — и спина, и ноги. Одна только Грета и могла на меня смотреть без отвращения, а больше я никому не доверяю.

Те двое на топчане болтали о чём-то своём вполголоса, смеялись, перебирали струны. Никто из них и не подумал помочь с уборкой. Хитринка так рассердилась, что сама не заметила, как лужа исчезла с пола.

Она повесила тряпку на ведро, подняла его и понесла вниз.

— Да прям на дорогу и выплесни, чего далеко ходить, — посоветовала хозяйка в ответ на вопрос, что делать с грязной водой. — Да потом уберёшь ещё в нижней комнате, там тоже мокро на полу. И потолок протёк, горе мне с такими постояльцами, одно разорение!

Хитринка не стала дослушивать, вышла за дверь, спустилась с кривых ступеней. Было зябко, пахло дымом, откуда-то раздавался еле слышный знакомый шум. Не сразу, но Хитринка поняла, что это едет поезд.

Она вгляделась в сумерки. Ни одно окно не горело здесь, в мрачном тупичке, а единственный фонарь был тусклым. Все комнаты выходили на эту сторону, и похоже, в тёмное время они освещались лишь этим фонарём. А тётушка Козня в своём мрачном закутке жгла дешёвую сальную свечу.

И тут Хитринка заметила то, на что не обратила внимания раньше — красные точки горящих глаз. Волк стоял неподалёку, и неясно было, как давно он тут находился. Ему хватило бы одного прыжка, чтобы долететь до крыльца.

Хитринка выплеснула воду — зверь попятился. Затем она сделала шаг, ещё один спиной вперёд, нащупала пяткой трясущийся кирпич, поднялась. А потом развернулась, юркнула за дверь и навалилась на неё плечом, шаря рукой в поисках задвижки.

— Ты чего это? — привстала над столом хозяйка. — Что трясёшься?

Сказать или не сказать про волка? А не погонят ли их, едва прознают, что за ними по пятам идут звери правителя? Кому охота с таким связываться. Да и за дверью вроде бы было тихо.

— Темноты боюсь, — ответила наконец Хитринка. — Покажите, в какой комнате ещё нужно прибраться.

Когда она поднялась наверх, Каверза собиралась куда-то уходить, пристраивала шляпку на взбитых кудрях.

— Ты где пропадала? — спросил Прохвост, стоящий тут же в дверях. — Уже думал тебя искать.

— Убирала внизу.

— Вот хитрая старуха, — фыркнула Каверза. — Я ж ей заплатила уже за лишнее беспокойство. Ну, утром я с ней потолкую, а сейчас некогда.

— Волк там, снаружи, — угрюмо бросила Хитринка, хотя какая-то её часть так и подбивала не предупреждать Каверзу.

— Волк? Быстро они. Что ж, спасибо за предупреждение, уйду по крышам.

И Каверза, вынув шпильку из кармана, ловко открыла дверь третьей комнаты, расположенной дальше по коридору.

— Окно за мной прикройте, дверь тоже, — раздалось оттуда. — Ну, бывайте, ребятки, ждите к утру!

Хитринка с Прохвостом поспешили следом, не мешкая, но комната уже опустела, лишь покачивалась распахнутая створка окна. По крыше справа что-то загремело, но звук быстро затих. На миг среди труб соседнего дома мелькнул и тут же пропал тёмный силуэт.

— Ловко она, — восхищённо прищёлкнул языком Прохвост. — Ну, уходим, пока хозяйка ничего не услышала. О, а знаешь, я уже немного научился играть на гитаре. Хочешь, тебе сыграю?

— Не хочу, — сердито ответила Хитринка.

Город Шестерни засыпал. Свернувшись, как зверь, он негромко ворчал, выпуская слабый дым из сотни ноздрей, и на колючую его шкуру уже опускалось холодное покрывало ночного беззвёздного мрака.

Хитринка полюбовалась этим ещё только мгновение, а затем решительно затворила окно.

Эдгард отвёз Ковара на окраину города Шестерни.

Здесь стояло на отшибе одноэтажное жилище, неровно выкрашенное в синий цвет. Крыльцо глядело на дорогу, задняя стена выходила на пустоши. До первых улиц отсюда нужно было идти не меньше пяти минут.

Двор ограждал плохонький деревянный забор, и внутри бродили куры, разгребая землю лапами и склёвывая что-то — может, зерно. У калитки — пустая будка, поодаль — сарайчик.

Торговец долго терзал гудок. Наконец, дверь отворилась, и на крыльце показался заспанный худой мужчина в мятой рубахе, частично заправленной в мешковатые брюки. В светлых волосах, встрёпанных и примятых, торчало одно или два белых пера.

— Карл, я тебе помощника привёз, как и обещал, — вместо приветствия сообщил Эдгард, выбираясь наружу.

Ковар тоже вывалился на дорогу, едва только разобрался, как открыть дверь. Тело затекло от долгого сидения. Потирая макушку, которой стукнулся на выходе, он встретился взглядом с хозяином дома.

— Вот этот-то — помощник? — фыркнул человек, щурясь презрительно. — И с чем он мне поможет, стать ещё беднее? Ну нет, крысы помойные мне тут не нужны.

С этими словами он развернулся, намереваясь вернуться в дом. Беседу он, похоже, считал завершённой.

— А ну стой! — скомандовал Эдгард. — Этот парень — один из лучших мастеров в городе Пара. И вообще, может, один из лучших, которых я видал во всех Лёгких землях. И если я говорю, что он подойдёт для дела, то так оно и есть.

— Слушать не желаю, — отрезал хозяин, всё так же стоя к гостям спиной.

— А придётся, — ответил торговец. Он, похоже, начал сердиться. — Дрянной свой характер засунь куда поглубже, ясно? Я тебе плачу за это дело, я и решаю, какие у тебя будут помощники. А могу и кого другого найти, мне это будет проще, чем тебе — подыскать дурака, готового платить за твои исследования.

— Ладно уж, — процедил сквозь зубы светловолосый. — Пусть живёт в сарае, еду себе сам разыскивает, а стянет что — пристрелю. По рукам?

— Ты проявишь гостеприимство, Карл, понял? — с нажимом произнёс торговец. — Дом у тебя достаточно велик для двоих, если только ты сам не развёл внутри помойку. На днях я вас проведаю, и если мне будет стыдно за твоё поведение, пожалеешь.

Хозяин буркнул что-то, очевидно, выражающее согласие, и ушёл в дом, не прикрыв дверь.

— Я бы лучше... — начал Ковар, жалея уже о том, что не отправился сразу домой. Затем вспомнил о птице, об обещании отработать, и смолчал.

Эдгард выгрузил тяжёлые мешки на дорогу, сел за руль, кивнул на клетку, стоявшую на сиденье:

— Забирай.

И тут же тронулся с места. Ковару, прижавшему птицу к груди, подумалось: так и уедет. Но нет — развернувшись, торговец остановился, выглянул в раскрытое окно.

— Карл нормальный. Характер только мерзкий, ну а кто полностью хорош? Дело он тебе объяснит, а если за работой говорить не будете, то отлично поладите. Удачи!