— Смотри! Вот они — истинные друзы!

Она всмотрелась, заметила в котловине движение. Там, на дне, какие-то люди спешили укрыться в тени скальной стены. Несмотря на расстояние, движения их были отчетливо видны благодаря чистоте воздуха. Она достала из-под бурнуса бинокль, навела его на людей, сфокусировала масляные линзы. Как пестрые бабочки, мелькали платки на шее…

— Там — наш дом, — сказал Стилгар, — мы будем там следующей ночью. — Он, подергивая себя за ус, смотрел на котловину. — Мои люди задержались снаружи дольше положенного — работали. Значит, патрулей поблизости нет. Позже я дам им сигнал, чтобы готовились к встрече.

— У твоих людей отличная дисциплина, — заметила Джессика, опуская бинокль. Стилгар проводил бинокль взглядом.

— Они подчиняются закону безопасности племени, — ответил ей Стилгар. — Ему же подчинен и выбор вожака: предводитель должен быть самым сильным из всех. Тем, кто способен обеспечить племени воду и безопасность. — Он перевел взгляд на ее лицо.

Она ответила таким же внимательным, прямым взглядом, увидев обведенные темным глаза без белков, пыльную бороду и усы, изогнутую трубку носовых фильтров, сбегающую в дистикомб…

— Значит, победив тебя, я скомпрометировала тебя как предводителя?

— Ты не вызывала меня на поединок, — отмахнулся он.

— Но ведь важно, чтобы предводитель сохранял уважение своих людей.

— Ну, среди этих песчаных вшей нет никого, с кем бы я не справился, — ответил Стилгар. — Так что, победив меня, ты победила и каждого из них. Всех нас. Теперь они надеются выучиться у тебя… искусству твоего колдовского боя… а некоторые хотели бы знать, не собираешься ли ты бросить мне формальный вызов.

Она взвесила его слова.

— То есть не одержу ли я победу в формальном поединке?

Он кивнул:

— Я бы тебе этого не посоветовал — они не пойдут за тобой. Ты не из людей Пустыни, ты чужая нашим пескам. Они видели это во время ночного марша.

— Люди практического склада, — пробормотала она.

— Верно. — Он посмотрел в котловину. — Мы знаем, что нам нужно. Но здесь, так близко от дома, не многие сохраняют трезвость и глубину мысли. Слишком долго мы были в Пустыне. Надо было доставить вольным торговцам груз Пряности для проклятой Гильдии… да почернеют их лица навеки!

Джессика, которая было отвернулась от него, резко развернулась, снова посмотрела Стилгару в глаза.

— Гильдия?! При чем тут она? С чего это Гильдия получает вашу Пряность?

— Так велит Лиет, — мрачно сказал Стилгар. — Мы знаем, зачем это делается, но все одно, горек вкус этой дани. Мы откупаемся от Гильдии поистине чудовищной платой, чтобы только в нашем небе не крутились эти поганые спутники — чтобы никто не мог видеть, что делаем мы с Арракисом.

Она тщательно взвешивала свои слова, потому что вспомнила: именно эту причину называл ей Пауль, говоря о том, почему над Арракисом нет спутников.

— А что вы делаете с Арракисом такого, чего нельзя видеть?

— Мы изменяем его. Медленно, но верно мы изменяем его… Мы хотим, чтобы он стал по-настоящему пригодным для жизни людей. Наше поколение не увидит исполнения этой мечты, и дети наши не доживут до этого, и дети наших детей… и даже внуки их детей… но время это настанет. — Он обвел котловину затуманившимся взглядом. — Здесь будут открытая вода, и высокие зеленые растения, и люди будут спокойно ходить без дистикомбов.

Вот она, мечта Лиет-Кинеса, подумала она и сказала:

— Взятки — вещь небезопасная. Они имеют свойство расти…

— Они и растут, — подтвердил Стилгар. — Но медленный путь надежнее.

Джессика медленно оглядела котловину, пытаясь увидеть ее глазами Стилгара. Но видела только горчичного цвета пятно — далекие скалы. Над ними, кажется, что-то двигалось.

— Ах-х-х… — проговорил Стилгар.

Джессика решила было, что это — патрульный орнитоптер, но тут же поняла, что это мираж. Над песками дрожал второй пустынный ландшафт: пески, где-то вдали — какая-то колышущаяся зелень. А ближе… ближе шел прямо по поверхности огромный червь… и, кажется, на его спине она увидела фрименские плащи!.. Мираж исчез.

— Верхом оно, конечно, скорее было бы, — заметил Стилгар, — но мы не можем, разумеется, пустить Подателя в эту котловину. Так что ночью опять придется пешком…

Значит, Подателем они называют червя!

Она поняла, что следовало из слов Стилгара. Он сказал, что фримены не могут пустить червя в котловину. Значит, она в самом деле видела это в миражном мареве. Фримены на спине гигантского червя!.. Ей понадобилось все ее самообладание, чтобы не выдать потрясения.

— Пора возвращаться к остальным, — сказал Стилгар. — А то еще решат, что я тут подъезжаю к тебе с шашнями. И так кое-кто уже завидует, что мои руки касались твоего чудесного тела в котловине Туоно, во время борьбы…

— Довольно! — оборвала его Джессика.

— Я ничего дурного в виду не имел, — кротко ответил Стилгар. — У нас в любом случае не принято брать женщину против ее воли… а уж с тобой… — Он пожал плечами. — С тобой и этот обычай просто, можно сказать, излишен.

— Тебе не следует забывать, что я была все же женщиной герцога, его официальной наложницей, — проговорила Джессика уже спокойнее.

— Как хочешь. Ну все, пора закрыть и это отверстие, чтобы можно было отдохнуть от дистикомбов. Моим людям сегодня необходим хороший отдых, ведь завтра семьи не дадут им отдохнуть!

Они замолчали.

Джессика смотрела на солнце. Да, в голосе Стилгара звучало предложение больше чем просто помощи и покровительства. Ему нужна жена? Она вдруг подумала, что действительно могла бы занять место рядом со Стилгаром. И это раз и навсегда положило бы конец любым спорам о лидерстве — удачный союз подходящих друг к другу мужчины и женщины, и все.

Но что тогда будет с Паулем? Кто их знает, фрименов, какие тут у них правила усыновления и как строятся отношения детей и родителей. А не родившаяся еще дочь, которую она носит под сердцем последние несколько недель? Дочь покойного герцога?.. Она подумала о том, что может значить для нее это дитя, растущее внутри. Подумала о том, что побудило ее решиться на зачатие. Она знала — что. Она подчинилась тогда глубочайшему инстинкту, общему для всех живых существ, заглянувших в лицо смерти, — стремлению обрести бессмертие в потомстве. Да, ими — ею и Лето — овладел инстинкт продолжения рода.

Джессика взглянула на Стилгара, увидела, что он внимательно ее рассматривает. «Какова будет судьба дочери, родившейся здесь у жены такого человека? — спросила она себя. — Не станет ли он препятствовать ей в том, что является необходимым для Бене Гессерит?»

Стилгар кашлянул. Он, казалось, понимал кое-что из того, что мучило ее.

— Для вождя главное — то, что его делает вождем: нужды его народа. Если ты научишь меня своим приемам, может прийти день, когда одному из нас придется бросить вызов другому. Я бы предпочел решить вопрос как-нибудь иначе.

— Как-нибудь? Разве есть разные пути?.

— Сайядина, — ответил он. — Наша Преподобная Мать уже стара.

Их Преподобная Мать?!

Прежде чем она успела осознать его слова, он добавил:

— Я вовсе не навязываю себя в качестве мужа. Не прими это в обиду; ты в самом деле прекрасна и желанна. Но если ты станешь одной из моих женщин, кое-кто из молодежи решит, что я слишком озабочен плотскими удовольствиями и недостаточно — нуждами племени. Вот и сейчас, будь уверена, они и подслушивают, и подглядывают.

Он умеет взвешивать свои решения и думать об их последствиях, подумала она.

— Среди моих молодых кое-кто вступил в тот возраст, когда дух буен, — сказал Стилгар. — Сейчас лучше отпустить вожжи и не давать им серьезных поводов бросить мне вызов. Иначе мне придется кого-то покалечить, а то и убить. А вождю следует избегать этого — конечно, если можно отказаться от боя, не теряя чести. Ведь именно вождь делает толпу — народом. Вернее, в том числе и вождь. Он поддерживает уровень индивидуальности: если личностей мало, народ становится толпой.