— Что случилось? — крикнула Скади им вслед.

— Жертв катастрофы привезли, — проорал в ответ один из них.

Ожили громкоговорители на потолке.

— Код оранжевый! Код оранжевый! Всему дежурному персоналу проследовать по своим станциям. Это не учебная тревога. Это не учебная тревога. Очистить причальные отсеки. Очистить коридоры. Дежурные станции предназначены только для персонала. Только для персонала. Всем прочим прибыть на другие станции. Медицинским службам занять места в коридорах и травмопунктах. Код оранжевый. Это не учебная…

Все больше морян пробегало мимо них.

— Очистить коридоры! — прокричал один.

— Что случилось? — крикнула ему вслед Скади.

— Остров затонул за Мистральным барьером. Сейчас вносят уцелевших.

— Это не Вашон? — закричал Бретт.

Моряне убежали, оставив его без ответа.

Скади потянула его за руку.

— Скорей. — Она провела его в боковой коридор и втолкнула в отверстие большого люка, скользнувшего в сторону при ее прикосновении. — Мне придется оставить тебя здесь и явиться на мою станцию.

Бретт проследовал за ней через двойной люк в кафе. Вдоль стен были расставлены низенькие столики в кабинках. Другие столики располагались по всей комнате. Ряды пластальных колонн разделяли их между собой. Каждая колонна была оборудована обслуживающим лотком. За угловым столиком сидели двое, склонившись над его поверхностью друг к другу. Скади торопливо повела Бретта к этому столику. Когда они приблизились, сидящий справа стал виден отчетливо, и Бретт споткнулся. Каждый островитянин знал это лицо — эту крупную голову на удлиненной шее, поддерживаемую специальным устройством: Уорд Киль!

Скади остановилась у столика, держа Бретта за руку. Ее внимание было обращено на спутницу Киля. Бретт узнал эту рыжеволосую женщину. Он видел ее мельком в Вашоне. До того, как он повстречал Скади, Бретт считал Карин Алэ прекраснейшей из ныне живущих женщин. Он не нуждался в негромких пояснениях Скади.

— Здесь должны были оказаться работники службы регистрации, — сказала Алэ, — но они разошлись оп своим станциям.

Бретт мучительно сглотнул и посмотрел на Киля.

— Господин судья, говорят, что целый остров затонул.

— Это был Гуэмес, — холодно произнес Киль.

— Уорд, — вмешалась Алэ, взглянув на Киля, — я предлагаю вам и юному Нортону пройти в мою квартиру. Не задерживайтесь в коридорах и оставайтесь у меня, пока я с вами не свяжусь.

— Я должна идти, Бретт, — сказала Скади. — Я приду за тобой, когда все это закончится.

Алэ взяла Скади за руку, и они умчались прочь.

С болезненной медлительностью Киль выбрался из-за стола и постоял немного, позволяя ногам привыкнуть к новому положению.

Бретт прислушивался к шагам людей, мчащихся по коридору.

Киль старательно заковылял к люку.

— Пойдем, Бретт.

Когда они вышли в коридорчик, ведущий к выходу, люк перед ними зашипел, открываясь, и на Бретта пахнуло чесноком, поджаренным в оливковом масле и еще какими-то незнакомыми приправами. Мужской голос прикрикнул: «Вы, двое! Покинуть коридор!»

Бретт развернулся. В проходе люка, ведущего на кухню, стоял крепко сбитый мужчина с темно-пепельными волосами. Его довольно плоские черты лица сменили злое выражение на принужденную улыбку, едва он только отвел взгляд от Бретта и узнал Киля.

— Прошу прощения, господин судья, — извинился мужчина. — Не узнал вас спервоначалу. Но вам все равно не место в коридоре.

— Нам было велено оставить это место и дожидаться посланника Алэ у нее, — объяснил Киль.

Мужчина отступил на шаг и сделал жест в сторону кухни.

— Пройдите сюда. Вы можете занять бывшую квартиру Райана Ванга. Карин Алэ будут извещена.

Киль тронул Бретта за плечо.

— Это ближе, — сказал он.

Мужчина провел их в большую комнату с низким потолком, залитую мягким светом. Бретт не смог обнаружить источника света — казалось, он сам по себе омывает комнату нежными волнами. Толстые светло-голубые ковры ласкали босые ноги Бретта. Казалось, единственным предметом обстановки были пухлые подушки, коричневые, терракотовые и темно-синие, но Бретт, знавший морянскую привычку убирать мебель в стены, подозревал, что остальные предметы меблировки просто скрыты за занавесями.

— Вам будет здесь удобно, — заметил мужчина.

— Кого я имею удовольствие благодарить за гостеприимство? — осведомился Киль.

— Меня зовут Финн Лонфинн, — отрекомендовался мужчина. — Я был одним из слуг Райана Ванга, а теперь я присматриваю за этим жильем. А ваш юный друг, он?..

— Бретт Нортон, — ответил Бретт. — Я как раз шел на регистрацию и собеседование, когда прозвучал сигнал тревоги.

Бретт разглядывал комнату. Он никогда не видел ничего подобного. Во многих отношениях обстановка слегка напоминала островитянскую — весь металл прикрыт тканью, по большей части явно верхнего производства. Но палуба не двигалась. Только воздух тихонько пульсировал в системе вентиляции.

— У вас есть друзья из Гуэмеса? — поинтересовался Лонфинн.

— КП родом с Гуэмеса, — напомнил ему Киль.

Брови Лонфинна приподнялись, и он перевел взгляд на Бретта. Бретт почувствовал, что вынужден ответить.

— Я не думаю, что знаком с кем-нибудь с Гуэмеса. Мы не проходили ближним дрейфом со времени моего рождения.

— Лонфинн вновь обернулся к Килю.

— Я ведь про друзей спрашивал, а не про КП.

И в его голосе Бретт услышал, как захлопывается люк, отделяющий морян от островитян. Слово мутант пролегало между ними. Симона Роксэк — это муть; возможно, друг Уорд Киля, тоже мути… а может, и нет. Кто может назвать другом того, кто выглядит вот так? КП не могла быть нормальным объектом дружеских отношений. Бретт внезапно ощутил угрозу.

Киль понял, внезапно ужаснувшись, что мнение Лонфинна об очевидном превосходстве морян не так уж и безобидно. Такое отношение было обычным в среде менее образованных морян, но Киль ощутил, что и его наполняет беспокойство, вызванное внезапным внутренним пробуждением.

«Ведь я был готов согласиться с его суждением! Часть меня все время принимала, как само собой разумеющееся, то, что моряне лучше.»

Неосознанное убеждение, воспитанное долгими годами, распустилось в душе Киля, подобно ядовитому цветку, заставив его проявиться с такой стороны, которой он в себе даже и не подозревал. Осознание этого наполнило Киля гневом.

— У вас есть приятели на Гуэмесе? — настырно выспрашивал Лонфинн. — Как жаль, что кое-кто из ваших невезучих сотоварищей был изуродован или погиб. Но ведь уродство и смерть — это естественная часть вашей жизни.

— Вы говорили, что были раньше слугой, — промолвил Киль. — Вы хотите сказать, что в этой квартире никто больше не живет?

— По закону она принадлежит Скади Ванг, насколько я понимаю, — ответил Лонфинн. — Но она говорит, что жить здесь ей не хочется. Полагаю, в ближайшее время это жилье будут сдавать, а деньги перечислять на счет Скади.

Бретт изумленно воззрился на него, а затем вновь оглядел просторную квартиру — такую богатую.

Все еще потрясенный своим внутренним открытием, Киль доковылял до кучи синих подушек и опустился на них, вытянув перед собой больные ноги.

— Счастье, что Гуэмес — остров маленький, — заметил Лонфинн.

— Счастье?! — вырвалось у Бретта.

— Я имел в виду, — пожал плечами Лонфинн, — насколько ужаснее оказалась бы катастрофа, будь это один из крупных островов… да вот хотя бы Вашон.

— Мы знаем, что вы имели в виду, — со вздохом произнес Киль. — Я знаю, что моряне называют Гуэмес «гетто».

— Но… но ведь это ничего не значит, — вымолвил Лонфинн. Едва он понял, что теперь он вынужден защищаться, как в его голосе появились гневные нотки.

— Нет, это значит, что крупные острова обязаны время от времени оказывать помощь Гуэмесу — и пищевыми запасами, и медицинским оборудованием, — настаивал Киль.

— Да, с Гуэмесом не поторгуешь, — признал Лонфинн.

Бретт переводил взгляд с одного собеседника на другого, ощущая подводные течения. За их словами крылся подтекст — но Бретт подозревал, что ему требуется куда лучшее знание морян, чтобы понять, что это за подтекст. Он только ощущал за каждым из аргументов еле скрываемый гнев. Бретт знал, что некоторые островитяне обзывали Гуэмес «спасательной шлюпкой Корабля». Кличка была шутливой, но Бретт понимал ее смысл: это значило, что на Гуэмесе было полным-полно БогоТворителей — людей глубоко верующих, фундаменталистов. Неудивительно, что КП была уроженкой Гуэмеса. В устах островитян шутки по поводу Гуэмеса не звучали обидно — а вот выслушивать инсинуации Лонфинна оказалось болезненно.