— Я тебе обязан.
— Ох, нет! Да ничего подобного. Просто… мне нравится твое лицо… и то, как ты слушаешь.
Бретт поднял глаза, и их взгляды скрестились.
— Неужели тебе некому помочь? — спросил он. — Ты сказала, что Карин Алэ… ведь ее все знают. Разве она не может…
— Я никогда не скажу такого Алэ!
Бретт несколько мгновений разглядывал Скади. На лице ее он видел потрясение и страх. Он и раньше слыхал островитянские толки о необузданности морян. Если этим историям можно верить, насилие для морян не в диковинку. Но то, на что намекала Скади…
— Ты подозреваешь, не имеет ли Гэллоу что-то общее со смертью твоих родителей? — спросил он.
Скади молча кивнула.
— Но что навело тебя на подозрения?
— Он попросил меня подписать много бумаг, а я притворилась дурочкой и спросила совета Карин. И я не думаю, что он принес мне те самые бумаги, которые показывал ей. А она пока не сказала, что мне делать.
— А он… — Бретт прокашлялся. — Я имел в виду… ведь ты… в смысле, моряне иногда очень рано женятся.
— Ничего такого не было. Разве что он часто говорил, чтобы я поторапливалась расти. Это просто шутка. Он говорит, что устал меня дожидаться.
— А тебе сколько лет?
— Шестнадцать будет через месяц. А тебе?
— А мне через пять месяцев будет семнадцать.
Скади взглянула на его иссеченные сетями руки.
— По твоим рукам видно, что для островитянина ты много трудишься. — Она мгновенно прикрыла рот ладонью. Глаза ее расширились.
Бретт слыхивал морянские шуточки насчет островитян, которые нежатся на солнышке, покуда моряне строят подводные миры. Он нахмурился.
— Какое же я трепло, — охнула Скади. — Наконец-то нашла того, кто может стать моим другом — и оскорбила его.
— Островитяне — не лентяи, — отрезал Бретт.
Скади порывисто потянулась к нему и взяла его правую руку в свои.
— Да мне довольно было посмотреть на тебя, и я сразу поняла, что все эти россказни — вранье.
Бретт выдернул руку. Ему все равно было обидно. Скади может наговорить всяких нежностей, чтобы сгладить неловкость, но правда все равно вышла на поверхность.
«Для островитянина я много тружусь!»
Скади встала и принялась убирать тарелки с остатками еды. Объедки последовали в пневматический мусоросборник в кухонной стене и исчезли с щелчками и шипением.
Бретт уставился на мусоросборник. Наверняка его обслуживают островитяне, надежно укрытые от посторонних глаз.
— Центральная кухня, да и все это жилье, — протянул он. — Это морянам все достается легко.
— Скади повернулась к нему.
— Это островитяне так говорят? — серьезно спросила она.
Бретт почувствовал, что краснеет.
— Мне не нравятся лживые шутки, — сказала она. — Полагаю, тебе тоже.
Бретт сглотнул внезапный комок в горле. Скади такая прямодушная! Островитяне ведут себя совсем не так… но ему такое поведение нравится.
— Квитс никогда так не шутит, — выдавил он. — И я тоже.
— Этот Квитс, он что, твой отец?
Бретт внезапно подумал об отце с матерью — об их мотыльковой жизни в промежутках между напряженным малеванием новых картин. Подумал об их центровой квартире, о многих вещах, которыми они обладали и которые ценили — мебель, картины, даже кое-что морянского производства. А Квитс обладал только тем, что мог разместить в лодке. Он владел только нужным — этакая избирательность во имя выживания.
— Ты стыдишься своего отца? — спросила Скади.
— Квитс мне не отец. Он рыбак, которому принадлежит мой контракт — Квитс Твисп.
— Ах, да. У тебя ведь нет ничего своего, верно, Бретт? Я видела, как ты осматривал мою квартиру, и… — Скади пожала плечами.
— Та одежда, что была на мне, моя, — возразил Бретт. — Когда я продал свой контракт Твиспу, он взял меня в учебу и дал мне все необходимое. На лодке нет месте для бесполезного барахла.
— Этот Квитс, он грубый человек? Он плохо с тобой обращается?
— Квитс — хороший человек! И сильный. Сильнее всех, кого я знаю. У Квитса самые длинные руки, какие ты только видела, просто отличные в работе с сетями, почти с него длиной.
Плечи Скади чуть заметно передернулись.
— Ты очень привязан к этому Квитсу, — заметила она.
Бретт отвернулся. Невольное содрогание было красноречивым. В груди у него заныло от горечи измены.
— Все вы, моряне, одинаковы, — произнес он. — Островитяне не просили, чтобы их такими рождали.
— Да я на думаю о тебе, как о мутанте, — запротестовала Скади. — Любому видно, что ты нормализован.
— Вот видишь! — выпалил Бретт, глядя на нее в упор. — А что такое норма? Ну да, слыхал я эти разговоры: дескать, у островитян теперь больше «нормальных» рождений… и к тому же существует хирургия. Тебя оскорбляют длинные руки Твиспа? Так вот, он не урод. Он лучший рыбак на Пандоре, потому что он подходит для своего дела.
— Я вижу, меня многому учили неправильно, — тихо сказала Скади. — Должно быть, Квитс Твисп — хороший человек, потому что Бретт Нортон им восхищается. — Лукавая улыбка скользнула по ее губам и исчезла. — А тебя ничему не учили неправильно, Бретт?
— Меня… после того, что ты для меня сделала, я не должен был с тобой так разговаривать.
— Разве ты не спас бы меня, попадись я в твою сеть? Разве…
— Я бы прыгнул за тобой — и плевать на рвачей!
Девушка улыбнулась настолько заразительно, что Бретт неожиданно для самого себя ответил ей тем же.
— Я знаю, Бретт. Ты мне нравишься. Я от тебя узнала об островитянах то, чего не знала раньше. Ты другой, но…
Улыбка Бретта исчезла.
— Мои глаза в полном порядке! — выпалил он, полагая, что эту разницу она и имела в виду.
— Твои глаза? — Скади уставилась на него. — У тебя красивые глаза! В воде я первым делом увидела твои глаза. Они такие большие, и… прозорливые. — Скади опустила взгляд. — Мне нравятся твои глаза.
— Я… я думал…
И снова девушка взглянула на него в упор.
— Я никогда не видела двух одинаковых островитян — но ведь и моряне не все одинаковы.
— Здесь, внизу, не все так думают, — обвиняюще заявил Бретт.
— Кое-кто будет пялиться, — согласилась Скади. — А что, проявлять любопытство — это ненормально?
— Меня будут обзывать мутью, — ответил он.
— Большинство не будет.
— Квитс говорит, что слова — это пустое сотрясение воздуха, смешные закорючки на бумаге.
— Хотела бы я познакомиться с твоим Квитсом, — рассмеялась Скади. — Мне кажется, он человек мудрый.
— У него никаких горестей не было, пока он не лишился лодки.
— А тебя? О тебе он будет горевать?
— Можно послать ему сообщение? — Бретт мигом пришел в себя.
Скади нажала на кнопку трансфона и произнесла запрос в решетку динамика на стене. Ответ был слишком тихим, чтобы Бретт сумел его расслышать. Она сделала это так небрежно. Бретт подумал, что эта небрежность куда сильнее подчеркивает различие между ними, чем его огромные глаза, одаренные великолепным ночным зрением.
— Мне обещали постараться передать сообщение в Вашон, — сказала Скади, потянулась и зевнула.
Она красивая даже когда зевает, подумал Бретт. Он оглядел комнату, отметив, как близко друг к другу стоят кровати.
— Ты жила здесь вместе с матерью? — спросил он, и тут же проклял себя, увидев, как печальное выражение вновь появилось на ее лице. — Прости, Скади. Я не должен был опять напоминать тебе о ней.
— Это ничего, Бретт. Мы здесь, а она нет. Жизнь продолжается, и я делаю ее дело. — Ее губы вновь изогнулись в усмешке гамена. — И ты мой первый сожитель.
Бретт смущенно почесал кадык, не зная, какие моральные нормы управляют здесь, внизу, отношениями между полами. Как это понимать — сожитель?
— А что это за работа твоей матери, которую ты выполняешь? — спросил он, чтобы потянуть время.
— Я же говорила. Я вычисляю волны.
— Я не знаю, что это значит.
— Когда появляются новые волны или разновидности волн, я берусь за дело. Как моя мать, как ее родители до нее. В нашей семье это врожденный талант.