— Ты можешь назвать имя?

— У нас нет полной уверенности…

— Суфир Хават подозревал леди Джессику…

— М-мм… Бене-Гессеритская ведьма… возможно. Но Хават сейчас в руках Харконненов.

— Слышал. — Халлек глубоко вздохнул. — Похоже, без новых убийств не обойдется.

— Мы не предпримем ничего, что могло бы привлечь к нам внимание, — отрезал Туек.

Халлек замер:

— Как, а…

— Ты и все твои люди найдете среди нас убежище, — сказал Туек. — Ты говорил о благодарности? Прекрасно. Можешь отработать свой долг. Нам нужны настоящие храбрецы. Хотя попытайся ты выступить против Харконненов — и мы не задумываясь уничтожим тебя.

— Но они же убили твоего отца!

— Возможно. Но даже если и так… Я отвечу тебе, как отвечал мой отец тем, кто сперва действует, а потом думает: «Камень тяжел, и песок весит немало; но гнев глупца еще тяжелее».

— Ты хочешь сказать, что спустишь им это с рук? — презрительно прищурившись, спросил Халлек.

— Такого я не говорил. Я лишь сообщаю, что не хочу ставить под удар наш договор с Гильдией. А Гильдия хочет, чтобы мы играли осторожно. Для того чтобы уничтожить врага, есть и другие методы…

— А-а…

— Вот именно — «а-а». Хочешь искать свою ведьму — ищи. Но я должен предупредить тебя, что скорее всего ты опоздал… к тому же мы сомневаемся, что предала именно она.

— Хават редко ошибался.

— Но все же ошибался. Например, дал себя заполучить Харконненам.

— Так, по-твоему, это он предатель?

Туек пожал плечами:

— Этот вопрос представляет скорее чисто академический интерес. Ведьма, как мы имеем основания полагать, мертва. Харконнены по крайней мере в этом убеждены.

— Ты, похоже, многое знаешь о Харконненах.

— Намеки, предположения, слухи и просто догадки.

— Нас семьдесят четыре человека, — проговорил Халлек. — Раз ты действительно хочешь взять нас к себе, то, значит, уверен, что герцог мертв.

— Видели его труп.

— А… мальчик? Молодой господин, Пауль? — Халлек попытался сглотнуть, но горло перехватило.

— Согласно последним сведениям, он и его мать попали в пустынную бурю. Так что мало надежды даже на то, что найдутся хотя бы их кости…

— Значит, и ведьма мертва… все мертвы…

Туек кивнул.

— А вдобавок ко всему Зверь Раббан, как говорят, снова возьмет власть на Дюне в свои руки.

— Граф Раббан Ланкивейльский?

— Он самый.

Халлеку пришлось приложить немалое усилие, чтобы подавить вспышку ярости. Задыхаясь, он медленно сказал:

— К Зверю Раббану у меня есть свой счет. Я задолжал ему за смерть всей моей семьи… — Он провел пальцами по скуле. — И за это…

— Можно ли рисковать всем ради поспешного сведения счетов? — укоризненно сказал Туек. Он хмурился, глядя, как ходят желваки на скулах Халлека, как обратился куда-то внутрь взгляд его полуприкрытых глаз.

— Д-да… я знаю, — выдохнул наконец Халлек.

— Итак, ты и твои люди можете оплатить вывоз вас с Арракиса, работая на нас. Есть много мест, куда…

— Я снимаю со своих людей все обязательства передо мной. Пусть решают сами. Но раз Раббан здесь — я остаюсь.

— Не уверен, что мы сможем тебя оставить — с такими-то настроениями…

Халлек в упор взглянул на контрабандиста:

— Ты сомневаешься в моем слове?

— Не-ет…

— Ты спас меня от Харконненов. Я был верен герцогу Лето за то же… Поэтому я остаюсь на Арракисе. С тобой… или с фрименами.

— Высказана мысль или нет — но она реальна и имеет силу, — сказал Туек. — А ты знаешь, что, оказавшись среди фрименов, можешь найти грань между жизнью и смертью слишком острой… и подвижной?

Халлек прикрыл на миг глаза — на него внезапно навалилась чудовищная усталость.

— «Где Господь, который… вел нас по пустыне, по земле сухой и необитаемой, по земле сухой, по земле тени смертной?..» — пробормотал он.

— Не торопись — и день твоей мести придет, — сказал Туек. — Поспешность — орудие шайтана. Умерь свое горе, у нас есть все необходимое для того. Есть три вещи, способные успокоить сердце — вода, зеленая трава и красота женщин.

Халлек открыл глаза.

— Я предпочел бы, чтобы возле моих ног текла кровь Раббана Харконнена. — Он в упор посмотрел на Туека. — Ты думаешь, придет такой день?

— Я почти никак не связан с твоим будущим, Гурни Халлек. Все, что я могу, — это помочь тебе сегодня.

— Тогда я принимаю помощь — и остаюсь с тобой, пока ты не решишь, что пришло время мстить за твоего отца и всех, кто…

— Слушай, воин… — Туек перегнулся через стол, вытянув шею и жестко глядя на Халлека. Лицо контрабандиста закаменело. — Вода моего отца… За его воду я расплачусь сам. Собственным клинком.

Халлек ответил Туеку таким же взглядом в упор. В этот миг контрабандист напомнил ему герцога Лето: вождь, смелый, уверенный в себе, непоколебимый в своих поступках. Да, точно как герцог Лето… до Арракиса.

— Ты хочешь, чтобы мой клинок был рядом с твоим? — спросил Халлек.

Туек откинулся на спинку кресла, расслабился, молча разглядывая Халлека.

— Ты считаешь меня воином? — настаивал Халлек.

— Во всяком случае, ты — единственный из приближенных герцога, кому удалось спастись, — ответил Туек. — Враг был гораздо сильнее, но ты боролся и отходил… Ты боролся с ним, как мы — с Арракисом.

— А?..

— Мы живем пока что в покорстве, Гурни Халлек, — объяснил Туек. — Наш враг — Арракис.

— Значит, «бей врага поодиночке» — так?

— Так.

— Это и фрименский принцип?

— Возможно.

— Ты сказал, что жизнь с фрименами может показаться мне слишком суровой. Ты имел в виду, что они живут в открытой Пустыне?..

— Кто знает, где живут фримены? Для нас Центральное плато — земля ничейная, пустая… Но я хочу поговорить с тобой еще вот о…

— Мне говорили, что Гильдия старается не водить свои меланжевые лихтеры над Пустыней, — сказал Халлек. — Но ходят слухи, что если все-таки лететь над Пустыней и знать, где искать, — можно увидеть в некоторых местах островки зелени…

— Слухи! — скривился Туек. — Ну ладно. Так что ты выберешь — жизнь с нами или с фрименами? Мы живем в относительной безопасности: наш сиетч высечен в скале, у нас есть собственные хорошо укрытые котловины. Мы живем, в конце концов, как цивилизованные люди. А фримены… шайки бродяг и оборванцев, которых мы нанимаем как охотников за Пряностью…

— Но они могут убивать Харконненов.

— А результат? Уже сейчас за фрименами идет охота, как за дикими зверями. С лучеметами — они ведь не используют щиты. Их просто уничтожают. А почему? Потому, что они убивали Харконненов.

— Именно Харконненов? — спросил Халлек.

— Что ты имеешь в виду?

— Разве ты не слышал, что на стороне Харконненов, возможно, были сардаукары?

— Опять слухи…

— Но погром — это совсем не в стиле Харконненов. Слишком расточительно.

— Я верю только тому, что вижу своими глазами, — отрезал Туек. — Выбирай же, воин! Я — или фримены. Я могу обещать тебе убежище и возможность когда-нибудь пролить кровь нашего общего врага. Можешь в этом на меня положиться. Ну а фримены смогут предложить тебе лишь жизнь — жизнь преследуемого, жизнь дичи.

Халлек задумался — слова Туека звучали мудро и сочувственно. Но все же что-то его настораживало, а что — он и сам не понимал.

— Ты должен больше верить себе, — настойчиво сказал Туек. — Чьи решения помогли тебе в бою, если не твои собственные? Решай.

— Да, решать надо, — проговорил Халлек. — Так герцог и его сын мертвы?

— Харконнены считают, что мертвы. В подобных делах я склонен верить Харконненам… — Мрачная улыбка коснулась губ Туека. — Но в чем-либо ином — вряд ли.

— Тогда я принимаю решение, — сказал Халлек. Он в традиционном жесте поднял правую руку ладонью вверх, прижав большой палец. — Мой меч — твой меч.

— Я принимаю его.

— Хочешь ли ты, чтобы я постарался привлечь на твою сторону также и моих людей?

— Ты что, предоставишь им решать это самим?