…Я не боюсь, я не буду бояться…

Причина и следствие: он выжил вопреки обрушившимся на них враждебным силам — и он чувствовал теперь, что стоит на грани того необычного восприятия… которого не было бы без магии литании.

В его голове зазвучали строки Экуменической Библии: Каких чувств не хватает нам, чтобы воспринимать окружающий нас иной мир?..

— Со всех сторон скалы, — сказала Джессика. Пауль не отвечал — посадка требовала внимания. Он потряс головой, чтобы прийти в себя. Он взглянул, куда указывала мать: впереди и справа из песка поднимались черные камни. Ветерок щекотал его лодыжки и крутил по кабине пыль — значит, где-то дырка, на память от бури…

— Лучше садись на песок, — посоветовала Джессика. — Крылья могут отказать при торможении…

Он кивком показал вперед, где лунный свет омывал побитые песком скалы:

— Сажусь вон у тех скал. Проверь пристежные ремни…

Она автоматически повиновалась. «У нас есть вода и дистикомбы, — думала она, — если сумеем найти в Пустыне пищу, продержимся довольно долго. Живут же тут фримены — что могут они, как-нибудь сможем и мы…»

— Как только остановимся, — отрывисто сказал Пауль, — беги к скалам. Вещи я захвачу.

— Бежать?.. — Она замолчала и, поняв, кивнула. — Черви.

— Не просто черви, а наши друзья черви, — поправил он. — Они позаботятся о топтере: никаких следов посадки не останется.

«Как он все обдумал…» — мелькнуло у Джессики.

Они планировали, спускаясь все ниже… ниже… Внезапно плавное скольжение в небе превратилось в стремительный полет — ощущение скорости создали близкие теперь тени дюн и скалы, встающие из них подобно островам. Топтер с мягким толчком чиркнул фюзеляжем о гребень дюны, перелетел низинку и коснулся верхушки следующей дюны.

Он сбивает скорость, поняла Джессика и не могла не восхититься его умением и собранностью.

— Держись! — предупредил Пауль.

Он потянул рычаг, тормозя крыльями — сначала мягко, плавно, потом все увеличивая угол. Почувствовал, как изогнулись крылья, как падает подъемная сила с изменением угла атаки. Ветер запел в отогнутых кроющих и маховых перьях.

Внезапно расшатанное бурей левое крыло вывернулось вверх и внутрь, хлопнув по борту орнитоптера. Машина шлепнулась на песчаный гребень и, кренясь влево и разворачиваясь, заскользила вниз. Ударившись о следующую дюну, она глубоко зарылась в нее носом, обрушив каскады песка. Левое, сломанное крыло оказалось внизу — топтер упал набок, — а правое задралось к звездному небу.

Пауль рывком отстегнул ремни, потянулся наверх, через мать, открыл правую дверцу. В кабину ворвался песок, а с ним — сухой запах обожженного кремня. Пауль схватил рюкзак с заднего сиденья, убедился, что мать уже освободилась от своих ремней. Затем она выбралась наружу, на металлическую обшивку топтера. Пауль, волоча рюкзак за лямки, последовал за ней.

— Бегом! — приказал он, указывая на склон дюны, над которым высилась источенная песком каменная башня.

Джессика спрыгнула с топтера и, спотыкаясь и поскальзываясь на осыпающемся песке, побежала. Пауль, тяжело дыша, следовал за ней. Наконец они выбрались на вершину песчаного гребня, плавным изгибом уходившего к скалам.

— По гребню! — скомандовал Пауль. — Так быстрее…

Они побежали по осыпающемуся песку.

И тут заметили новый, постепенно нарастающий звук: шорох, шелест, сухое наждачное поскрипывание.

— Червь, — сказал Пауль.

Звук нарастал.

— Быстрее! — задыхаясь, крикнул Пауль.

Первый скальный выступ — словно пологий берег песчаного моря — был не больше чем в десятке метров, когда позади раздался хруст и скрежет металла. Пауль перебросил рюкзак в правую руку — при каждом шаге он хлопал его по ноге, — а левую руку дал матери. Она уже карабкалась по камню, усыпанному щебнем и окатанной песком и ветром мелкой галькой — по изогнутому каналу, прогрызенному ветром — захлебываясь сухим, колючим воздухом.

— Я не могу больше бежать, — задыхаясь, проговорила Джессика.

Пауль остановился. Втолкнул ее в расщелину и обернулся к пустыне. Вдоль их скального острова быстро ползла продолговатая песчаная гора. В лунном свете были отчетливо видны рябь на песке, волны и гребень движущейся горы, почти на уровне глаз Пауля. До нее было около километра.

След червя — гряда низких пологих дюн — изгибался, делая петлю там, где они бросили разбитый орнитоптер.

Но червь прошел там, и не осталось даже следа орнитоптера.

Движущийся холм повернул в пустыню и пересек свой след, словно ища что-то.

— Да он больше гильдийского корабля, — потрясенно прошептал Пауль. — Мне говорили, что в глубокой Пустыне встречаются большие черви, но я не представлял… насколько большие…

— Я тоже, — выдохнула Джессика.

Чудовищная тварь вновь отвернула от скал и, набирая скорость, по плавной дуге устремилась к горизонту. Они вслушивались в звук его движения, пока зловещий шорох не растаял в тихом шелесте вечно подвижного, песка.

Пауль глубоко вздохнул, взглянул на посеребренные луной скалы. Процитировал по памяти «Китаб аль-Ибар»:

— «Путешествуй ночью, днем же укрывайся в густой тени».

Перевел взгляд на мать.

— До рассвета еще несколько часов. Идти сможешь?

— Погоди немного…

Пауль сошел на усыпанный галькой и щебнем каменный «берег», вскинул на плечи рюкзак и подтянул лямки. Вынул паракомпас и принялся определять нужное направление.

— Хорошо, как только ты будешь в норме…

Она наконец оторвалась от скалы, чувствуя, как к ней возвращаются силы.

— Куда пойдем?

— Вдоль хребта. — Он махнул рукой.

— В глубокую Пустыню…

— В Пустыню фрименов… — прошептал он. И замер, пораженный отчетливо вставшим перед ним образом давнего видения — видения, явившегося ему еще на Каладане. Да, он уже видел эту пустыню! Но не совсем так. Образ был чуточку иным, как будто образ, хранившийся в памяти, при наложении на реальность несколько отличался от нее. Словно это изображение сдвинулось и он, оставаясь неподвижным, видел его под другим углом.

«Вот оно что — в том видении с нами был Айдахо, — вспомнил он. — Но теперь Айдахо мертв…»

— Ты знаешь, куда нам идти? — Джессика неверно поняла его колебания.

— Нет, — ответил он. — Но это не важно. Пойдем.

Он расправил плечи под лямками и пошел расщелиной, проточенной песком в камне. Расщелина вывела их на ровную каменную поверхность, к югу переходившую в лестницу из скальных террас.

Дойдя до первой из этих ступеней, Пауль вскарабкался наверх. Джессика следовала за ним.

Она видела, как путь превратился в череду препятствий, каждое из которых требовало внимания, — то это были занесенные песком углубления в камне, где их шаги замедлялись, то резавший руки отточенный ветрами карниз, то еще какое-нибудь препятствие, — и всякий раз приходилось решать: обходить или пытаться преодолеть?.. Рельеф задавал свой собственный ритм. Говорили они теперь только по необходимости, и голоса звучали хрипло от страшной усталости.

— Осторожно, тут песок осыпается…

— Не стукнись — карниз низкий…

— Не выходи из тени гребня — луна в спину, мы будем слишком заметны…

Наконец Пауль остановился у изгиба каменной стены, взвалил, не снимая, рюкзак на узкий выступ.

Джессика прислонилась к стене подле него, радуясь передышке. Она услышала, как Пауль сосет воду из трубки дистикомба, и тоже глотнула. Оборотная вода имела неприятный привкус — солоноватой была, что ли, — и Джессика вспомнила воду на Каладане. Взметнувшаяся ввысь струя огромного фонтана дугой обрамляет синеву неба… а она никогда не задумывалась о том, какое это богатство — столько воды… тогда она думала не о самой воде, а только о форме струи, ее блеске, звуке…

Остановиться… отдохнуть… отдохнуть по-настоящему…

Милосердие, подумала она, это возможность остановиться. Нет такой возможности — нет и милосердия.

Пауль заставил себя оторваться от стены, повернулся и зашагал вверх по склону. Джессика со вздохом последовала за ним.