— Для Тега существует лучший путь!
Лучший путь? Что он задумал?
Какое-то движение в коридоре вывело Одраде из состояния рефлексии. Это была Стрегги, вернувшаяся от Тамалейн. Вот девушка входит в комнату послушниц. Сейчас она объявит о своем новом назначении и освобождении от обязанностей по подготовке карты Пустыни.
На столе Одраде ждали кипы отчетов из Архива. Беллонда! Одраде уставилась на пачку донесений. Несмотря на щедрую раздачу полномочий, советницы всегда находили кучу дел, которые, по их мнению, могла разрешить только Верховная Мать. Большинство этих материалов пришло сюда с благословения Беллонды «для предложений и анализа».
Одраде нажала сенсор консоли.
— Белл!
Голос служащей Архива ответил немедленно:
— Верховная Мать?
— Пришлите ко мне Беллонду! Пусть поспешит, если не разучилась быстро переставлять свои жирные ноги!
Ровно через минуту Беллонда стояла перед столом Верховной, вытянувшись в струнку, словно провинившаяся послушница. Все уже давно научились понимать по тону Одраде, когда она действительно сердится.
Верховная протянула руку к кипе бумаг на столе и резко отдернула руку, словно вид этой стопы потряс ее до глубины души.
— Каким именем Шайтана мне назвать все это?
— Мы сочли это очень важным.
— Ты полагаешь, что я могу вникать во все и вся? Где ключевые рубрики? Это очень плохая работа, Белл! Я не дура, да и ты далеко не глупа. Но это… видя все это…
— Я взяла на себя все, что могла…
— Все что могла! Да ты посмотри на это безобразие! Что я должна рассмотреть сама, а что я могу отправить ниже? Ни одного ключа, ни одной рубрики!
— Я прослежу, чтобы это немедленно исправили.
— Ты действительно проследишь за этим, Белл! Мы с Там уезжаем сегодня на юг, это тайная инспекционная поездка и визит к Шиане. На время моего отсутствия ты займешь это кресло. Посмотрим, как ты выплывешь из этого ежедневного потопа!
— Ты будешь недосягаема все это время?
— Нет, световод и наушник будут все время при мне.
Беллонда облегченно вздохнула.
— Я уверена на сто процентов, Белл, что ты тотчас отправишься в Архив и назначишь себе заместителя. Будь я проклята, если ты не начнешь действовать, как настоящий закостенелый бюрократ. Первым делом прикроешь свою задницу!
— Настоящая лодка всегда раскачивается, Дар.
Беллонда и чувство юмора? Ну, значит, не все еще потеряно!
Одраде прикоснулась к проектору, и на нем возникло изображение Тамалейн в транспортном холле.
— Там?
— Слушаю, — ответила Тамалейн, не отрываясь от списка заданий.
— Как скоро мы сможем отправиться?
— Приблизительно через два часа.
— Сообщи мне, когда все будет готово. Да, с нами поедет Стрегги. Приготовь помещение и для нее. — Одраде выключила проектор прежде, чем Тамалейн успела ответить.
Одраде знала, что перед отъездом ей надо кое-что сделать. Там и Белл были не единственными, кто заботил Верховную.
В нашем распоряжении осталось шестнадцать планет. В это число входит Баззелл, эта планета находится под непосредственной угрозой. Только шестнадцать! Она отбросила эту мысль. Сейчас не время попусту горевать.
Мурбелла. Надо ли мне связаться с ней и… Нет. Это может подождать. Новый комитет прокторов? Пусть этим займется Белл. Распад общности?
Отправка персонала в Рассеяние была консолидирована. Оставаться на острие наступающей Пустыни! Эта мысль угнетала, и Одраде чувствовала, что сегодня не может ей противостоять. У меня вечно трясутся поджилки перед такими путешествиями.
Одраде порывисто встала и покинула кабинет, отправившись бродить по коридорам, заглядывая в комнаты и проверяя, как выполняются задания и обязанности. Она входила без предупреждения, видя, чем занимаются студенты, что они читают, как ведут себя в своих бесконечных упражнениях прана-бинду.
— Что ты читаешь? — спросила она у молоденькой послушницы второй ступени, которая сидела в углу с проектором.
— Дневники Толстого, Верховная Мать.
Взгляд послушницы был весьма красноречив: «Хранятся ли его слова непосредственно в вашей Другой Памяти?» Вопрос этот был готов сорваться с языка девушки! Они всегда пробовали себя в таких играх, когда оставались с глазу на глаз с Верховной.
— Толстой — это родовое имя! — огрызнулась Одраде. — Судя по тому, что ты упомянула дневники, я могу сказать, что ты говоришь о графе Льве Николаевиче.
— Да, Верховная Мать. — Послушница была ошарашена такой проницательностью.
Смягчившись, Одраде выстрелила в девушку цитатой: «Я не река, я — сеть».
— Он произнес эти слова в Ясной Поляне, когда ему было двенадцать лет. Ты не найдешь эти слова в его дневниках, но, вероятно, это самое важное из того, что он когда-либо говорил и писал.
Одраде вышла прежде, чем послушница успела поблагодарить ее. Всегда приходится кого-то учить!
Она вошла в главную кухню и проверила ее состояние, осмотрев кастрюли и отметив страх, который испытал даже шеф-повар, следивший за ее действиями.
В кухне стоял приятный запах, помещение было полно пара от котлов, в которых готовили обед. Стоял неумолчный стук и шорох — рубили овощи и перемешивали варево. Однако при появлении Верховной все звуки стихли.
Одраде прошла вдоль стоек, за которыми работали повара, и направилась к возвышению, на котором сидел шеф-повар. Это был крупный, рослый и мускулистый мужчина с выступающими скулами. Лицо его было красным, почти такого же цвета, как куски мяса, над которыми он священнодействовал. Одраде не сомневалась в том, что он один из самых великих поваров в истории. Имя вполне соответствовало роду его занятий: Пласидо Салат. Она испытывала к нему очень теплые чувства по нескольким причинам, включая тот факт, что именно он в свое время учил ее личного повара. До того, как на горизонте замаячили Досточтимые Матроны, все важные гости Капитула обязательно бывали здесь на экскурсии. Их проводили по кухне и давали попробовать самые изысканные блюда.
— Могу я представить вам нашего главного шеф-повара Пласидо Салата?
Его бефпласидо было предметом зависти многих коллег. Мясо этого блюда было почти сырым и подавалось с горчицей, приправленной травами и пряностями, которые только подчеркивали вкус говядины.
Одраде считала это блюдо слишком экзотичным, но никогда не высказывала этого вслух.
Когда Салат весь превратился во внимание (после того, как добавил в соус последний ингредиент), Одраде сказала:
— Мне страшно хочется чего-нибудь особенного, Пласидо.
Повар сразу понял намек. Так обычно начинался заказ любимого блюда Одраде.
— Наверно, вы хотите тушеных устриц, — предположил он.
Это настоящий ритуальный танец, подумала Одраде. Оба прекрасно знали, что именно она желает.
— Превосходно! — согласилась Верховная и перешла к продолжению представления. — Но блюдо надо приготовить очень внимательно. Самое главное — не переварить устриц. В сок надо добавить нашего сушеного сельдерея.
— И немного перца?
— Да, да, это как раз то, что я хотела сказать. И поосторожнее с меланжей. Самую чуточку и не более того.
— Конечно, конечно, Верховная Мать! — Глаза шефа округлились при одной мысли о том, что меланжи может быть слишком много. — Так легко переложить специй.
— Потуши устриц в собственном соку, Пласидо. Я бы предпочла, чтобы ты приготовил все сам. Главное, помешивай их до тех пор, пока их края не начнут сворачиваться.
— Я не стану тушить их ни секундой дольше, Верховная Мать.
— Подогрей немного жирного молока и подай вместе с устрицами. Только не доводи сливки до кипения.
Пласидо изобразил благородное негодование от того, что Верховная могла заподозрить его в том, что он осмелится подать к тушеным устрицам кипяченое молоко.
— В тарелку добавь немного — только совсем немного — масла, — сказала Одраде. — Сверху полей все соком.
— Шерри?
— Как я счастлива, что ты так хорошо знаешь мое любимое блюдо, Пласидо. Я совершенно забыла про шерри. (Верховная Мать никогда ничего не забывала, но это было одно из па их ритуального танца.)