— А что, если мы не хотим? — спросил Клод.

— Да, — сказала я. — Как насчет этого?

Но должна признать, что это мне понравилось. Как я сказала, Клод был похож на Сидни Харша, только моложе. В нем было что-то — можете назвать это животным магнетизмом, если хотите.

Старик лишь улыбался.

— Мисс Карлайсл, — произнес он. — Вы искренне возражаете…

— Раз уж я собираюсь войти в вашу семью, можете называть меня просто Джейн, — парировала я.

Я начала проникаться фатализмом общего положения вещей. Моя двоюродная бабушка Харриет была ясновидящей, и я уже имела дело с этим. Мне припомнился тот случай, когда она сказала мне, что мой котенок умрет. Я спрятала его в старом баке, а ночью пошел дождь и заполнил его водой доверху. Естественно, котенок утонул. Я ей так и не простила того, что она не сказала мне, какой смертью умрет котенок.

Старик Уильямс посмотрел на меня и сказал:

— Вы, по крайней мере, рассудительны.

— А я нет! — воскликнул Клод.

Тогда я рассказала им про свою двоюродную бабушку Харриет.

— Это неизбежно, — произнес Уильямс. — Почему ты не можешь быть таким же рассудительным, как она, сынок?

Клод сидел с воистину каменным лицом.

— Я тебе не нравлюсь? — спросила я.

Тогда он посмотрел на меня. На самом деле посмотрел. Говорю вам, мне стало жарко под этим взглядом. Я знаю, что привлекательна. В конце концов, я решила, что покраснела.

— Ты мне нравишься, — ответил он. — Я лишь возражаю против того, чтобы вся моя жизнь была расписана, словно шахматная партия.

Тупик. Мы просидели молча минуты две. Затем Уильямс повернулся ко мне и сказал:

— Что ж, мисс Карлайсл, полагаю, вам любопытно, что здесь происходит?

— Я не идиотка, — ответила я. — Это одна из резерваций для Пустышек.

— Правильно, — произнес он. — Только это нечто большее. Ваше образование включает в себя знание о том, как в результате радиационных мутаций возникли ваши таланты. Включает ли оно также сведения о том, что происходит с плюсовыми отклонениями от нормы?

Конечно, это каждый школьник знает. Так я ему и сказала. Разумеется, я знала, что эволюционное развитие ведет к усреднению. Что у гениальных родителей, как правило, менее яркие, чем они, дети. Это всего лишь общие сведения.

Тут старик подкинул мне задачку.

— Таланты исчезают, моя дорогая, — произнес он.

Я просто сидела и некоторое время размышляла об этом. Действительно, в последнее время стало трудно найти портера, даже из этих сутенеров.

— В каждом поколении все больше детей без талантов или таких, чьи таланты значительно притуплены, — сказал Уильямс. — Мы никогда не достигнем точки их совершенного отсутствия. Но те немногие, что останутся, будут нужны для специальных общественных работ.

— Вы имеете в виду, что если у меня будут дети, то они, скорее всего, окажутся Пустышками? — спросила я.

— Посмотрите на свою собственную семью. Ваша двоюродная бабушка была ясновидящей. А еще кто-нибудь в вашей семье?

— Нет, но…

— Талант ясновидения является плюсовым отклонением. Их осталось менее тысячи. В моей категории — девять. Я полагаю, вы называете нас «Большими Все».

— Но мы должны что-то делать! — воскликнула я. — Иначе миру придет конец!

— Кое-что мы ДЕЛАЕМ, — сказал он. — Вот здесь и в восьми других резервациях, разбросанных по всему миру. Мы восстанавливаем технические и практические навыки, на которых держалась старая цивилизация доталантной эпохи. Запасаемся инструментами, которые сделают возможным возрождение цивилизации. — Он предостерегающе поднял руку. — Но мы должны действовать тайно. Мир еще к этому не готов. Если бы это стало известно, то началась бы ужаснейшая паника.

— Но ведь вы ясновидящий. Что происходит? — спросила я.

— К несчастью, никто из нас не в состоянии этого предсказать, — ответил он. — Либо это неустойчивая линия, либо там какая-то неопределенность, которую мы не можем преодолеть. — Он покачал головой, и его бородка колыхнулась. — В ближнем будущем есть туманная зона, за которую мы не можем заглянуть. Никто из нас.

Это меня испугало. Ясновидцы могут вызывать у вас озноб, но это прекрасно, что кто-то может заглянуть вперед. А это было так, словно не стало куска будущего. Я начала понемногу плакать.

— И наши дети будут Пустышками, — прохныкала я.

— Это не обязательно, — сказал Уильямс. — Некоторые из них — может быть. Но мы побеспокоились сравнить генетические линии — вашу и Клода. У вас большие шансы иметь ребенка, который будет ясновидящим или телепатом, или тем и другим сразу. Вероятность больше семидесяти процентов. — В его голосе появились умоляющие нотки. — Мир нуждается в таком шансе.

Клод подошел и положил руку мне на плечо. От этого у меня по спине прошел восхитительный трепет. Внезапно я уловила краешек его мыслей — мы целуемся. Я не настоящий теле, но, как говорила, иногда улавливаю проблески.

— Хорошо. Я думаю, нет смысла противиться неизбежному, — сказал Клод. Мы поженимся.

Больше никаких споров. Мы все перебрались в другую комнату. Там был священник, и все было для нас приготовлено, даже кольца. Священник был ясновидцем. Он сказал, что оставил за плечами больше сотни миль, чтобы совершить церемонию.

…Позже я позволила Клоду меня разок поцеловать. Мне было не по себе от мысли, что я замужем. Миссис Клод Уильямс. Но думаю, все это было неизбежным.

Старик взял меня за руку и сказал, что необходима маленькая предосторожность. Время от времени я буду покидать парк, и есть вероятность, что какой-нибудь бессовестный теле проникнет ко мне в мозг.

Меня поместили в анестезатор, а когда я вышла оттуда, в моем черепе была серебряная сетка. Кожа слегка зудела, но мне сказали, что это пройдет. Я слышала о таких штуках. Их называют одеяльцами.

Менсор Уильямс сказал:

— А теперь отправляйся домой и забери свои вещи. Родителям не нужно говорить ничего, кроме того, что ты работаешь на правительство. И возвращайся побыстрее.

— Достаньте мне портера, — потребовала я.

— Парк огражден от телетранспортаторов, — ответил он. — Я отправлю тебя в «жучке».

Так он и сделал.

Дома я была через десять минут.

Я поднялась по лестнице в дом. Было около девяти. Мой отец поджидал меня в дверях.

— Самое подходящее время для восемнадцатилетней девушки возвращаться домой, — закричал он и нанес телепатический удар по моему сознанию, чтобы узнать, что я задумала. Ох уж эти теле и их этика! Что ж, он с разбегу уткнулся прямо в одеяльце, и это его сразу осадило. Он притих.

— Теперь я буду работать на правительство, — сказала я. — Я просто зашла за вещами.

Позднее будет достаточно времени, чтобы рассказать им о замужестве. Если бы они сейчас узнали об этом, то подняли бы невероятный шум.

Вошла мама и сказала:

— Моя дочурка работает на правительство! И сколько оно платит?

— Не будь вульгарной, — огрызнулась я.

Папа принял мою сторону.

— В самом деле, Хейзел, — сказал он. — Оставь ребенка в покое. Работа на правительство! Что ты понимаешь! Там хорошо платят. Где это, детка?

Я могла видеть, как он размышляет, сколько сможет из меня выколотить, чтобы заплатить по счетам, и начала задумываться, а будут ли вообще у меня какие-нибудь деньги, чтобы поддерживать этот обман. Я ответила:

— Я буду работать в резервации Сонома.

— А зачем им там нужен пиро? — спросил папа.

Меня осенила блестящая идея. Я сказала:

— Чтобы держать Пустышек в рамках. Немного огня здесь, немного огня там. Вы понимаете.

Это развеселило моего отца. Когда он прекратил смеяться, то сказал:

— Я знаю тебя, милая. Я хорошо изучил содержимое твоей головы. Позаботься о себе, а не о веселой работенке. У них там найдется для тебя безопасное жилье?

— Самое безопасное, — ответила я.

Я почувствовала, как он снова ткнулся в мое одеяльце и отдернулся.

— Работа на правительство всегда секретна, — сказала я.

— Понимаю, — ответил он.