— Разумно, — согласился Стоунер.

— Мы полагаем, что связи в этой структуре похожи скорее на непромокаемый плащ, — сказал Бекетт. — Сначала одна группа связей, а затем вторая, перекрывающая группа.

— Что убивает эту чуму? — спросил Стоунер. — Кроме огня, разумеется.

— Сильная концентрация озона, по-видимому, ингибирует ее. Однако рост ее имеет взрывной характер, как у мужчин, так и у женщин. Сказать, что она биологически активна — это недооценить положение дел.

Стоунер потянул себя за нижнюю губу.

— Какие необходимые вещества она блокирует?

— Мы думаем, что, среди прочих, вазопрессин.

— Это существенно для жизни, да?

Бекетт кивнул.

— Это правда, что чума убивает гермафродитов? — Стоунер произнес слово «гермафродит» так, как будто это была особенно грязная вещь.

— Да, настоящих гермафродитов, — подтвердил Бекетт. — Это наводит на определенные мысли, не так ли?

— Я думал, что получающееся в результате общество может состоять из ярко выраженных мужских и женских особей, а гермафродиты большей частью вымрут. — Он прокашлялся. — Все это очень интересно, но я не услышал ничего действительно нового, ничего, указывающего на яркий прорыв.

— Мы все еще собираем данные, — сказал Бекетт. — Например, мы проводим параллельную линию исследований некоторых симптомов чумы, аналогичных симптомам при нейропении.

— Нейро… что? — переспросил Стоунер.

Викомб-Финч пристально посмотрел на Бекетта. Это было что-то новое!

— Нейропения, — сказал Бекетт, замечая, что веки Стоунера опустились в раздумье. — Нейрофилы — это гранулярные лейкоциты с ядром, имеющим от трех до пяти углублений, связанных с хроматином. Цитоплазма нейрофилов содержит очень мелкие гранулы. Они являются частью первой линии защиты тела от бактериального вторжения. Эта болезнь может иметь генетическое происхождение.

«Для Стоуни он слишком вдается в технические детали», — подумал Викомб-Финч, однако эта новость была захватывающей. Он сказал:

— Ты получил эти данные из вскрытия Фосс?

Бекетт некоторое время молчал, глядя вниз на лежащие перед ним бумаги, но не видя их. Затем он продолжил:

— Ариена дала нам перед смертью огромный объем сведений.

— Это была доктор Ариена Фосс, которая работала с Биллом и остальными, пока ее не убила чума, — объяснил Стоунеру Викомб-Финч.

Стоунер кивнул, отметив болезненное выражение лица Бекетта.

— Перед тем, как умереть, она дала нам собственную внутреннюю картину симптомов, — сказал Бекетт. — Эта чума убивает поражением нервной системы и блокадой энзимов. Происходит общая деградация функций и конечный провал в бессознательное состояние, после чего быстро следует смерть.

— Я видел, как умирают жертвы чумы, — сказал Стоунер. Его голос стал хрипловатым.

— Процесс болезни не длится достаточно долго, — сказал Бекетт, — для того, чтобы проявилось много симптомов. Мы вынуждены были догадываться только по начальной стадии, а Ариена дала нам отлично составленную их картину.

Стоунер нервно сказал:

— Очень интересно.

Викомб-Финч глубоко затянулся трубкой и указал черенком на Стоунера.

— Не забывай, Стоуни, что чума была настроена на специфический эффект — убивать только женщин, причем быстро, чтобы сделать невозможным оказание медицинской помощи.

Тон голоса Стоунера был сух:

— Я имею представление об избирательности болезни.

— Замечательное достижение, — сказал Викомб-Финч.

— Если мы можем на минуту прервать этот митинг Общества Поклонников Безумца, — сказал Стоунер, — то я должен сообщить вам, что моя неосведомленность пока не была нарушена.

— Мы имеем дело с замечательным кодом, — сказал Бекетт. — Он эквивалентен очень сложной комбинации крайне искусно задуманного сейфа. О'Нейл нашел ее, поэтому мы знаем, что это можно сделать.

— Оказывается, вы потратили все это время для того, чтобы рассказать мне: вы стоите перед крайне трудной проблемой, — сказал Стоунер. — Никто этого не оспаривает. Наш вопрос звучит следующим образом: насколько близко вы подошли к решению?

— Может быть, ближе, чем многие подозревают, — сказал Бекетт.

Викомб-Финч резко выпрямился.

Бекетт посмотрел в зал, где сидел Хапп, мирно поблескивая толстыми стеклами очков и слегка выдвинув свое кресло вперед соседних, в которых сидели Данзас и Лепиков. Все трое внимательно наблюдали за Бекеттом, а при последней реплике на нем сконцентрировалось и внимание всего персонала.

«Этот совершенно дикий телефонный звонок Хаппу от Броудера», — думал Бекетт. Он представлял себе молодого человека в изоляционной камере с его беременной дамой — и неожиданно эта идея! Как она пришла ему в голову? И точная, и неточная — но какое озарение она вызвала!

Викомб-Финч одарил Бекетта сдержанным взглядом.

Стоунер нагнулся вперед:

— Ближе, чем мы подозреваем?

— О'Нейл продемонстрировал несколько вещей, — сказал Бекетт. — Клетка не является неизменной. Он показал, что химические фрагменты клетки можно перенастроить, переделать с тем, чтобы они выполняли совершенно необычные действия. Живая организация клетки, эта система, задающая ее операции, была разрешена! Мы больше не можем сомневаться в том, что это возможно. Важно и то, что мы теперь знаем, что генетически направляемые изменения функций клетки не останавливаются с наступлением зрелости. Случай с нейропенией убеждает нас в том, что можно приобрести новую генетическую болезнь и во взрослом возрасте.

Стоунер моргнул.

Викомб-Финч продолжал молча пристально глядеть на Бекетта. Неужели это то, что американцы называют «подсыпать снежку»?

— Когда некоторые из тысячи тысяч химических процессов, происходящих одновременно в каждой из наших живых клеток, блокируются, замедляются или как-либо прекращаются, развитие организма определенным образом изменяется, — сказал Бекетт. — О'Нейл продемонстрировал, что это правильно как для процесса развития сложных, высших организмов, так и для простейших форм. Могут быть получены огромные изменения. И он показал, что система допускает тонкую настройку.

— Правильно! — сказал кто-то в зале.

Викомб-Финч вынул трубку изо рта, поняв неожиданно, куда клонит Бекетт. Это обратимый процесс! Когда это было сказано, оно стало очевидным. Имеет ли Стоунер хоть малейшее понятие о том, что он только что слышал?

— Меня ввели в курс дела доктора медицины из Министерства Внутренних дел, — сказал Стоунер. Его голос звучал раздраженно, а в глазах снова появилось ледяное выражение. — Это как погоня за бумажками на ветру, где нельзя пропустить ни одного клочка.

«Стоунер не понял последствий», — подумал Викомб-Финч. Все это проскочило у него мимо ушей.

— Вы дали нам понять, что близки к концу этой погони, — сказал Стоунер.

— Так мне и передать премьер-министру? Он спросит меня: насколько близки?

— Мы пока не можем сказать, — ответил Бекетт. — Но мы теперь видим дорожку намного яснее. То, что разработал О'Нейл, — это вирусный штамм, который переносит информацию донорской ДНК в живую человеческую клетку посредством зараженного бактериального агента.

— Та спирохета, о которой объявили канадцы, — сказал Стоунер. — Это та самая болезнь?

— Я полагаю, что нет. Мы думаем, что они видели какой-то остаточный продукт распада О'Нейловской чумы. Может быть, мутацию.

— Запертую в клетке, — пробормотал Стоунер.

— Как перекрещивающиеся ленты на майском шесте, — сказал Бекетт.

— Майский шест! — сказал Стоунер. Он кивнул явно понравившейся концепции. Это произведет впечатление на Министерство Внутренних дел.

— Несомненно, есть генетическая серия, которая определяет, что зародыш будет женского пола, — сказал Бекетт. — Чума встраивается в эти, ориентированные на пол структуры и остается в них достаточно долго для создания общего хаоса.

— Забирает старый мяч и уносит его с поля, — сказал Стоунер.

«Я забыл, что он старый футбольный болельщик», — подумал Викомб-Финч.