От Шруилла помощи не могло быть. Он лишь посмеялся бы над этим предположением.

Черты лица Олгуда появились на экране перед Калапиной. Она остановила движение диска, когда он поклонился, сказал:

— Я вызвал вас доложить, Калапина, — Она отметила темные круги под его глазами, свидетельство приема наркотиков в том, как напряженно прямо он держал голову.

— Вы нашли их? — спросила Калапина.

— Они где-то в дикой местности, Калапина, — сказал Олгуд, — Они должны быть там.

— Должны быть! — сказала с сомнением она, — Вы глупый оптимист, Макс.

— Мы знаем несколько потайных мест, которые они могли бы выбрать, Калапина.

— На каждое одно место, о котором вы знаете, у них есть девять, — сказала она.

— Я держу в окружении весь район, Калапина. Мы медленно двигаемся внутрь, проверяя все по пути. Они там, и мы найдем их.

— Он блефует, — сказала Калапина, взглянув на Шруилла.

Шруилл ответил улыбкой, лишенной жалости, взглянул на Олгуда сквозь призматический рефлектор, — Макс, вы нашли источник подмены эмбриона?

— Нет еще, Шруилл.

Он напряженно смотрел на них, лицо его выдавало очевидное замешательство от воинственности и насилия его оптименов.

— Вы стремитесь в Ситак? — грозно спросила Калапина. Олгуд провел по губам языком.

— С этим все, — рявкнула она. А-а-а, страх в его глазах.

— Мы ищем там, Калапина, но… — Вы полагаете, мы были слишком безрассудны? — спросила она.

Он потряс головой.

— Вы странно себя ведете, — сказал Шруилл, — Вы боитесь нас?

Он заколебался, затем сказал:

— Да, Шруилл.

— Да, Шруилл, — передразнила Калапина.

Олгуд посмотрел на нее, страх в его глазах переходил в гнев, — Я предпринимаю все возможные действия, Калапина.

Она отметила неожиданную точность в манере, скрытой за гневом. Глаза ее расширились от удивления. Возможно ли такое? Она посмотрела на Шруилла, интересуясь, заметил ли он это тоже.

— Макс, почему вы вызвали нас? — спросил Шруилл.

— Я… чтобы сообщить, Шруилл.

— Вы ничего не сообщили.

Поколебавшись, Калапина привела в действие специальные приборы на проверку Олгуда, уставилась на результат. Ужас смешался в ней с яростью. Киборг! Они осквернили Макса! Ее Макса!

— У вас есть единственная необходимость — подчиняться нам, — сказал Шруилл.

Олгуд кивнул, промолчал.

— Вы! — прошипела Калапина. Она наклонилась к экрану, — Вы посмели! Почему? Почему, Макс?

Шруилл сказал:

— Что?..

Но по самому тону ее вопросов Олгуд понял, что он разоблачен. Он знал, что это его конец, он увидел это в ее глазах, — Я видел… я нашел двойников, — заикаясь, сказал он.

Гневным движением руки она перевела кольцо на ручке трона. Звуковые генераторы создали убийственную волну звуков вокруг Олгуда, вызвав помехи в его изображении. Губы его двигали беззвучно, глаза смотрели в одну точку. Он рухнул.

— Зачем вы сделали это? — спросил Шруилл.

— Он был Киборгом! — прохрипела она и показала на свидетельство приборов.

— Макс? Наш Макс? — он посмотрел на приборы, кивнул.

— Мой Макс, — сказала она.

— Но он боготворил тебя, любил тебя.

— Теперь он это не делает, — прошептала она. Она отключила экран, продолжая пристально смотреть в пустоту. Инцидент уже начинал уходить из ее памяти.

— Тебе нравится прямое действие? — спросил Шруилл.

Она поймала его взгляд в рефлекторе. Наслаждаться прямым действием? В… насилии было действительно что-то вроде возвышающего чувства.

— У нас сейчас нет Макса, — сказал Шруилл.

— Мы пробудим его двойника, — сказала она, — На данное время Безопасность может функционировать без него.

— Кто пробудит двойника? — спросил Шруилл, — Иган и Бумур больше не с нами. Фармацевт Хэнд ушел.

— Почему задерживается Нурс? — спросила она.

— Ферментная проблема, — сказал Шруилл, в голосе его проскользнула нотка ликования, — Он говорил что-то о необходимости перенастройки предписания. Полагаю, производные гармона Боннелиа.

— Нурс может пробудить двойника, — сказала Калапина. На секунду она задумалась, зачем им нужен двойник. Ах да, Макса нет.

— Здесь надо не просто пробудить двойника, — сказал Шруилл, — Они сейчас не так хороши, как были когда-то, ты знаешь. Нужны недели… месяцы.

— Тогда один из нас может управлять Безопасностью, — сказала она.

— Ты думаешь, мы готовы к этому? — спросил Шруилл.

— В этом есть какое-то волнение, в принятии решения, — сказала она, — Теперь я могу сказать, что за последние несколько сот лет я чувствовала глубокую скуку. Но сейчас — сейчас я чувствую, что ожила, жизнерадостна, напряжена, зачарована, — Она взглянула вверх на мерцающие банки данных сканеров, целая группа их, показывающая, что их друзья оптимены следят за деятельностью в комнате Обзора.

— И в этом я не одинока.

Шруилл взглянул вверх на мерцающий центральный круг внутренней стен шара, — Оживление, — пробормотал он, — Но Макс… он мертв. Она опять все вспомнила, сказала:

— Любого Макса можно заменить, — Она посмотрела на Шруилла, повернув голову, чтобы смотреть мимо призмы, — Ты сегодня очень тупой, Шруилл. Ты дважды сказал о смерти, насколько я помню.

— Тупой? Я? — Он качнул головой, — Но я не стирал Макса.

Она громко засмеялась, — Мои собственные реакции возбуждают меня, Шруилл.

— А ты находишь изменение в своих ферментных потребностях?

— Несколько. Что из того? Времена меняются. Это часть бытия. Какие-то изменения должны делаться.

— Действительно, — сказала он.

— Где они нашли замену эмбриону Дюранов? — спросила она, мозг ее направлялся по касательной.

— Вероятно, новый Макс найдет, — сказал Шруилл.

— Не насмехайся надо мной, Шруилл.

— Я бы не посмел.

Она снова прямо посмотрела на него.

— А что, если они произвели свой собственный эмбрион для замены? — спросил Шруилл.

Она отвернулась, — Во имя всего, что достойно, как?

— Воздух можно очистить фильтрами от контрацептивного газа, — сказал Шруилл.

— Ты отвратителен.

— Я? Но разве тебе неинтересно, что скрыл Поттер?

— Поттер? Мы знаем, что он скрыл.

— Лицо, посвященное сохранению жизни… это звучит так, — сказал Шруилл, — Что он скрыл в уме?

— Поттера больше нет.

— Но что он скрыл?

— Ты думаешь, что он знал источник… внешнего вмешательства?

— Вероятно. И он бы знал, где найти эмбрион.

— Тогда запись покажет источник, ты сам это сказал.

— Я уже пересматривал.

Она уставилась на него через призму, — Это невозможно?

— Что я мог пересмотреть?

— Ты знаешь, что я имею в виду — о чем ты думаешь.

— Но это возможно.

— Нет, невозможно.

— Ты просто упрямишься, Кал. Женщина должна быть последним существом, чтобы отрицать это.

— Ну а теперь ты действительно просто отвратителен!

— Мы знаем, что Поттер нашел жизнеспособный эмбрион, самостоятельно себя защищающий, — нажимал Шруилл.

— Они могли бы получить много таких эмбрионов — мужских и женских. Мы знаем исторические возможности таких сырых союзов. Это часть наших естественных предков.

— Тебя не переговоришь, — выдохнула она.

— Ты можешь рассмотреть концепцию смерти, но не этой, — сказал Шруилл, — Чрезвычайно интересно.

— Отвратительно, — огрызнулась она.

— Но возможно, — сказал Шруилл.

— Запасной эмбрион не был обеспечивающим свою жизнеспособность, — отпарировала она.

— Тем более оснований полагать, что они взяли эмбрион, там где брали когда-то.

— Что?

— Они поместили эмбрион Дюранов назад, вовнутрь матери.

Калапина лишилась дара речи. Она почувствовала во рту кислый привкус, почувствовала, что чувство шока вызывает у нее ощущение рвоты. «Что-то разбалансировалось в моей ферментной системе», — подумала она.

Она заговорила медленно, точно:

— Я сейчас сообщаю фармакологическому центру, Шруилл. Я плохо себя чувствую.

— Конечно, конечно, — сказал Шруилл. Он взглянул вверх и кругом на наблюдающие сканеры — полный круг.