Мы здесь уже больше двух лет, думала она, и придется ждать по крайней мере еще вдвое дольше, прежде чем мы сможем попытаться отбить Арракис у харконненского управителя. У Мудир-Нахъя. У Зверя Раббана.
— Преподобная?..
Голос за занавесью принадлежал Харе, — второй женщине дома Пауля.
— Да, Хара, войди.
Занавеси раздвинулись, Хара скользнула внутрь. На ней были сандалии для ношения в сиетче и красно-желтый халат с короткими, открывавшими руки почти до плеч рукавами. Черные волосы разделены посередине пробором, гладко зачесаны назад и смазаны маслом — точно надкрылья какого-то жука. Хищное, словно вытянутое вперед лицо напряженно нахмурено.
За ней вошла Алия — девочка чуть старше двух лет.
Увидев дочь, Джессика, как часто бывало, поразилась сходству Алии с Паулем в том же возрасте: тот же серьезный, вопросительный взгляд, те же темные волосы, тот же упрямый рот. Но были и отличия — из-за них большинству взрослых становилось не по себе в присутствии Алии. Девчушка-малышка, не так давно начавшая даже ходить, вела себя со взрослым спокойствием и уверенностью. Взрослых шокировало, когда она смеялась над тонкой игрой слов, двусмысленными каламбурами, которыми перебрасывались мужчины и женщины. А иногда Алия своим шепелявым голоском, не всегда внятным из-за неокрепшего еще мягкого неба, вставляла такие лукавые замечания, которые подразумевали жизненный опыт отнюдь не двухлетнего младенца…
Хара, не без раздражения вздохнув, тяжело опустилась на подушки, исподлобья взглянула на девочку.
— Алия, подойди, — поманила Джессика дочь.
Та подошла к матери, тоже села на подушку, ухватила ее руку. Телесный контакт, как всегда, восстановил и контакт сознаний, существовавший между ними еще до рождения Алии. То были не общие мысли у обеих, не ТП — хотя и такое случалось, если Алия прикасалась к матери в момент, когда Джессика преобразовывала меланжевый яд для церемоний. Но это — это было нечто большее, непосредственное восприятие другой живой искры, острое чувство единства на уровне нервной системы, делавшее их и эмоционально единым целым.
Джессика в формальной манере, подобающей в обращении с домашними ее сына, обратилась к Харе:
— Субах-уль-кахар, Хара, — как чувствуешь ты себя этой ночью?
В том же традиционно формальном ключе та ответила:
— Субах-ун-нар — у меня все в порядке в эту ночь.
Она произнесла приветственную формулу почти без выражения и снова вздохнула.
Джессика почувствовала, что Алия смеется про себя.
— Гханима моего брата мною недовольна, — объяснили она, слегка шепелявя.
Джессика, разумеется, не могла не отметить, что Алия назвала Хару «гханима». Так у фрименов назывался добытый в бою трофей, причем обычно такой предмет, который более не использовался по первоначальному, прямому назначению, — так, безделушка на память о победе, к примеру, наконечник копья, подвешенный к занавеске в качестве грузика.
Хара метнула на девочку сердитый взгляд:
— Не нужно меня оскорблять, дитя. Я свое место помню.
— И что ты на этот раз натворила, Алия? — спросила Джессика.
За нее ответила Хара:
— Сегодня она не только отказалась играть с другими детьми, но и влезла, куда…
— Я спряталась за занавеской и смотрела рождение ребенка Субийи, — объясняла Алия. — Это — мальчик. Он все кричал, кричал… Ну у него и легкие! Ну и когда я увидела, что он покричал достаточно…
— Она подошла и коснулась его! — возмущенно сказала Хара. — И он замолчал, а ведь всякий знает, что фрименский ребенок должен как следует выкричаться, если он в сиетче, — потому что он больше не должен будет кричать или плакать, чтобы не выдать нас во время хаджра.
— А он и выкричался, — сообщила Алия. — Я только хотела прикоснуться к его искорке… ну, к жизни. Только и всего. А когда он ощутил меня, он больше не хотел плакать.
— Разговоров прибавится, — пробурчала Хара.
— Но ребенок Субийи здоров? — спросила Джессика. Она видела, что Хара чем-то сильно встревожена.
— Здоровее не бывает, — ответила Хара. — И все знают, что Алия ему не повредила. И, в общем, не рассердились, что она его трогала. Тут другое… — Хара пожала плечами.
— Все дело в странности моей дочери? — спросила Джессика. — В том, что она говорит не как ребенок ее лет и знает вещи, по возрасту ей не положенные, например, образы из прошлого…
— Ну откуда ей знать, например, как выглядел какой-то там ребенок на Бела Тейгейзе?!
— Так он же похож! — возмущенно сказала Алия. — Мальчик Субийи в точности как сын Митхи, что родился перед самым уходом!
— Алия! — строго сказала Джессика. — Я же тебя предупреждала!
— Но, мама, я же сама видела и…
Джессика покачала головой — на лице Хары было написано сильное беспокойство. Кого же я родила? — спросила себя Джессика. Она уже в миг рождения знала столько же, сколько я… даже больше — все, что открылось с помощью Преподобной Матери в коридорах прошлого…
— Дело не только в том, что она сказала, — мрачно проговорила Хара. — Тут и другое. Ее упражнения, например: сядет и уставится в скалу, и только один какой-нибудь мускул дергается, возле носа или на пальце, или…
— Бене-Гессеритские упражнения, — кивнула Джессика. — Ты же знаешь про них, Хара. Надеюсь, ты не собираешься отказывать моей дочери в наследственности?
— Тебе известно, Преподобная, что для меня такие вещи ничего особенного не значат, — ответила Хара. — Но люди-то шепчутся… Я чувствую опасность. Они говорят, что твоя дочь — демон, что другие дети отказываются с ней играть, что она…
— У нее слишком мало общего с другими детьми, — сказала Джессика… — Какой она демон! Просто она…
— Конечно, она не демон!
Джессика поразилась, с какой горячностью Хара сказала это. Она перевела взгляд на Алию. Девочка как будто совершенно ушла в свои мысли — как будто… ждала чего-то. Джессика вновь обернулась к Харе.
— Я уважаю домашних моего сына, — сказала Джессика (а Алия пошевелилась у нее под рукой). — Ты можешь открыто говорить со мной обо всем, что тебя тревожит.
— Недолго мне быть в его доме! — ответила Хара. — Я ждала до сих пор ради своих сыновей, ради всего, чему они научились, как сыновья Усула. Это немного, но это все, что я могла им дать, — ведь все знают, что я не делю ложе с твоим сыном.
Алия, теплая в полудреме, опять шевельнулась под рукой матери.
— Но тем не менее ты могла бы стать хорошей подругой и помощницей моему сыну… — сказала Джессика. И добавила про себя, потому что не переставала думать об этом: только не женой. А от этой мысли было, конечно, недалеко и до другой, более важной, что как заноза постоянно мучила ее: в сиетче уверенно говорили, что союз ее сына с Чани стал уже настоящим супружеством.
«Я-то люблю Чани…» — подумала Джессика. И тут же напомнила себе, что любви, может быть, придется уступить дорогу политическим соображениям… вопросам короны. Монархи, как известно, редко женятся по любви.
— Думаешь, я не знаю, что ты готовишь для сына? — продолжала Хара.
— Ты о чем? — строго спросила Джессика.
— Ты хочешь объединить все племена под Его рукой.
— Разве это плохо?
— Я вижу опасность для него… и Алия — часть этой опасности.
Алия теснее прижалась к матери. Теперь она открыла глаза и внимательно смотрела на Хару.
— Я же смотрела на вас, — сказала та. — Как вы касаетесь друг друга. И Алия для меня — родная плоть, ведь она сестра тому, кто как брат мне. Я присматривала за ней и берегла ее с тех пор, когда она была совсем крошкой. С той самой раззии, после которой мы укрылись здесь. И я многое видела…
Джессика кивнула. Она чувствовала, как в Алие нарастает тревога.
— Ты понимаешь, о чем я говорю, — продолжала Хара. — Как с первого дня она понимала все, что мы говорим ей. А разве знал свет другого ребенка, который бы в столь раннем детстве так знал и соблюдал водную дисциплину? И разве был когда ребенок, чьими первыми словами к няньке было бы: «Я люблю тебя, Хара»?..
