Из аппарата послышался тихий свист, а затем:

— Это надежная информация?

— Можно полагаться на нее.

— Она соответствует образцу восьми других? Поттер посмотрел на Свенгаарда, который кивнул.

— Свен говорит, что да.

— ИМ это не понравится.

— Мне тоже.

— Свен видел достаточно, чтобы получить… какие-то новые соображения по этому поводу?

Свенгаард покачал головой.

— Нет, — сказал Поттер.

— Здесь большая вероятность того, что это незначительно, — сказал человек в аппарате, — В системе все возрастающего детерминизма… — О, да, — ухмыльнулся Поттер, — В системе все возрастающего детерминизма вы получаете все больше и больше недетерминизма. Вы могли бы так же сказать, что в фуфраме все растущей чертовщины… — Ну, ладно, это то, что ОНИ считают.

— Так говорят ОНИ. Я полагаю, что природа не любит, когда в нее вмешиваются.

Поттер уставился на экран. По какой-то непонятной причине ему вспомнилась молодость, начало занятий медициной и тот день, когда он узнал о том, как близок был его генотип к оптимену. Он понял, что вместо старого чувства ненависти пришли слегка изумленное терпение и цинизм.

— Я не могу понять, почему они мирятся с тобой, — сказал голос в телефоне.

— Потому что я был очень близок, — прошептал Поттер. Затем ему стало интересно, как близок будет к ним эмбрион Дюранов. «Я сделаю все, что от меня зависит», — подумал он.

Голос в трубке кашлянул и сказал:

— Да, ну хорошо, жду информации от вас, чтобы утрясти дела с этим эмбрионом. Эмбрион должен дать некое подтверждение внешней интер… — Не будьте полнейшим ослом, — сорвался Поттер, — Эмбрион соответствует докладу Свена до последнего фермента. Вы делайте свою работу, а нам оставьте нашу, — Он резко выключил аппарат, засунул его снова в стол и сел, уставившись на Свена. «Помпезная чертовщина… нет — он есть то, что он есть, потому что он то, что он есть. Происходит от живущего, слишком близкого к НИМ. Происходит от первоначального формирования. Может быть, я был бы тоже ослом, если бы был тем, кем должен был бы стать».

Свенгаард попытался проглотить сухой ком. Он никогда раньше не слышал такого аргумента или такого откровенного разговора от людей, которые заправляли всем в Централе.

— Ну, что, шокирован, Свен? — спросил Поттер. Он отпустил ноги на пол.

Свенгаард пожал плечами. Он чувствовал себя не в своей тарелке.

Поттер молча изучал его. Свенгаард был хорош в своих пределах, но ему не хватает творческого воображения. Блестящий хирург, но без этого специального качества он часто был просто орудием.

— Вы хороший человек, Свен, — сказал Поттер, — Надежный. То, что говорится в вашей характеристике, вы знаете. Вы никогда не будете ничем иным. Вы не были для того предназначены. Хотя, в вашей особенной нише, вы фигура не последняя.

Свенгаард услышал в этом только похвалу и сказал:

— Конечно, хорошо, когда ценят, но… — Но у нас есть работа, которую надо делать.

— Это будет трудно, — сказал Свенгаард, — Ну, что же?

— Вы думаете, то внешнее приспособление было случайным? — спросил Поттер.

— Я — хотел бы этому верить, — Свенгаард провел языком по губам… — это не было детерминированным. Это не было фактором… — Вы бы хотели отнести это за счет неопределенности, к эффекту Гейзенберга? — сказал Поттер, — Принцип неопределенности, какой-то результат нашего собственного вмешательства — все является случайным в этой капризной вселенной.

Свенгаард почувствовал себя уязвленным количеством грубости в голосе Поттера и сказал:

— Не совсем так. Я имел в виду только то, что никакой сверхслучайный фактор не мог приложить руку к… — Бог? Вы же не хотите действительно сказать, что боитесь того, что это дело какого-то божества?

Свенгаард отвернулся, — Я вспоминаю школу. Вы читали лекцию. Вы сказали, что мы всегда готовы смотреть в лицо тому факту, что действительность, которую мы видим, будет шокирующим образом отличаться от всего того, к чему вели нас наши теории.

— Я действительно говорил так? Я говорил это? — Да.

— Что-то там не так, да? Есть нечто за нашими инструментами. Оно никогда не слышало о Гейзенберге. И оно вовсе никакое не неопределенное. Оно двигается, — Голос его стал тихим, — Оно движется прямо. Оно приспосабливает вещи.

— Он склонил голову набок, — Ах-ха-ха! Призрак Гейзенберга снова примешивается!

Свенгаард с любопытством смотрел на Поттера. Человек высмеивал его. Он сказал напряженно:

— Гейзенберг действительно указывал, что у всех нас есть свои пределы.

— Вы правы, — сказал Поттер, — В нашей вселенной есть место для чуда. Он учил нас этому. Всегда есть что-то, чего мы не можем объяснить, понять… или измерить. И сейчас он поставил нас перед этой дилеммой, да? — Поттер взглянул на часы на пальце, затем снова на Свенгаарда, — Мы пытаемся объяснить все вокруг нас, пропуская это через понятия, которые близки нам. Наша цивилизация глядит неопределенно в глаза Гейзенберга. Если он учил нас правильно, как мы можем сказать, является ли неизвестное случайным или преднамеренным действием Бога? Какой смысл даже спрашивать об этом?

Свенгаард говорил, как бы защищаясь:

— Кажется, нам, все же, удалось чего-то достигнуть?

Поттер поразил его, рассмеявшись. Голова его откинулась назад, а тело тряслось от удовольствия. Наконец, смех утих, и Поттер сказал:

— Свен, вы самоцвет. Я действительно хочу это сказать. Если бы не такие, как вы, мы еще оставались бы там в прошлом, в грязи и навозе, убегая от ледников и саблезубых тигров.

Свенгаард старался сдержать в голосе гнев, говоря:

— А что ОНИ думают о том, что такое аргинитное приспособление?

Поттер уставился на него оценивающим взглядом, а затем сказал:

— Черт возьми! Кажется, я недооценил вас, Свен. Мои извинения, а?

Свенгаард пожал плечами. Сегодня Поттер вел себя странно — удивительные реакции, странные взрывы эмоций.

— Вы знаете, что ОНИ говорят об этом? — спросил он.

— Вы слышали, что говорил Макс по телефону, — сказал Поттер.

«Так это действительно был Олгун», — подумал Свенгаард.

— Конечно, я знар, — огрызнулся Поттер, — Макс воспринимает все это не так. ОНИ говорят, что генная инженерия навязывает себя природе — природе, которая никогда не может сводиться к механическим системам и, следовательно, к неподвижности. Нельзя остановить движение, понятно? Это явление расширенной системы, энергия, требующая уровня, который… — Расширяющейся системы? — спросил Свенгаард.

Поттер взглянул на насупленное лицо говорившего. Неожиданный вопрос привлек внимание Поттера к различиям в образе мыслей между теми, что живут близко к Централу, и тех, кто касается мира оптименов только через сообщения и связи через вторые руки.

«Мы так различны, — думал Поттер, — Точно так же, как оптимены отличаются от нас, а Свен отличается от бесплодных и улучшателей породы. Мы отколоты друг от друга… и никто из нас не имеет прошлого. Только у оптименов есть прошлое. Но у каждого индивидуальное прошлое… эгоистичное, личное… и древнее».

— Расширенная система, — сказал Поттер, — От микрокосмоса к микрокосмосу, ОНИ говорят, что все есть порядок и системы. Идея материи является несущественной. Все есть столкновения энергии — некоторые кажутся большими, быстрыми и зрелищными… некоторые маленькими, мягкими и медленными. Но это тоже относительно. Аспекты энергии беспредельны. Все зависит от точки зрения наблюдателя, правила энергии изменяются. Существует бесконечное количество правил энергии, каждый комплекс зависит от двояких аспектов точки зрения и основания. В этой расширенной системе вещь извне принимает вид узла, появляющегося на стоячей волне. Вот, что ОНИ говорят.

Свенгаард слез со стола и стоял в экстазе благоговейного страха. Он осознавал, что имел лишь отдаленный взгляд, разрозненные клочки понимания, которые проникали в каждый вопрос, который он мог задать о вселенной. Это могло быть и потому, что он работает вне Централа, размышлял он.