Да… он чувствовал себя весьма одиноко, в голове у него была сумятица данных, не имевших ни малейшей связи с его предыдущим опытом. А эта планета погибнет, если Маккай не найдет смысла в этих данных плюс все, что он сумеет узнать здесь.
Один, один… Если Досади умирает, там должны быть несколько разумных наблюдателей. Большая часть той финальной разрушительной вспышки будет удержана в темпокинетическом барьере Калебанцев. Фактически, Калебанец съест высвобожденную энергию. Это было одно из того, что он узнал от Фанни Мэ. Один истребительный взрыв, ПИЩА для Калебанца, и Бюсаб будет вынужден начинать все заново и без наиболее важной части физического свидетельства — Досади.
Машина под Маккаем грохотала, ее качало и заносило, но она всегда возвращалась на след, ведущий к далеким шпилям Чу.
Маккай тайком изучал водителя. Бахранк демонстрировал нехарактерное для Говачина поведение: более прямое, более человеческое. Вот в чем дело! Его Говачинские инстинкты были искажены контактами с Человеком. Безусловно, Аритч презирал это, боялся его. Бахранк вел с небрежной опытностью, пользуясь комплексной системой управления. Маккай насчитал восемь различных рычагов и ручек, задействованных Говачином. Некоторые активизировались коленями, другие головой. Он протягивал руки, а его локоть в это время отклонял рычаг. Военная машина реагировала.
Немного погодя Бахранк проговорил, не отрывая внимания от вождения.
— На втором уступе мы можем попасть под огонь. Там немного раньше была настоящая полицейская акция.
Маккай пристально посмотрел на него.
— Я думал, у нас безопасный проход.
— Вы, Ободники, вечно торопите события.
Маккай выглянул в щель: кусты, бесплодная земля, тот одинокий след, по которому они шли.
Бахранк проговорил:
— Ты старше любого Ободника, которого я до этого видел.
Люди Аритча предупредили Маккая, что необходимость маскировать тонкие признаки возраста — это основной изъян его прикрытия.
Его обеспечили кое-какой гериатрической помощью и ответом, чтобы давать его на случай вызова. Этим ответом он теперь и воспользовался.
— Пребывание вне планеты легко старит.
— Должно быть.
Маккай почувствовал, что что-то в ответе Бахранка ускользнуло от него, но он не рискнул преследовать это. Это был непродуктивный обмен. И была та ссылка на «полицейскую акцию». Маккай знал, что чернь Обода, не допускаемая в Чу, устраивает периодические налеты, по большей части бесплодные. Варварство!
— Каким предлогом ты воспользовался, чтобы выйти отсюда? — спросил Маккай.
Бахранк стрельнул в него испытующим взглядом, поднял одну перепончатую руку от управления, чтобы указать на ручку в потолке над головой. Назначение ручки было Маккаю неведомо, и он опасался, что уже выдал слишком большое невежество. Но Бахранк начал говорить.
— Официально я разведываю эту зону в поисках спрятанных сюрпризов, которые Ободники могли припасти тут снаружи. Я часто это делаю. Неофициально все считают, что у меня снаружи секретный пруд, полный плодовитых самок.
Пруд… не Гралус. Это снова был относительно бесплодный обмен фразами со скрытым подтекстом.
Маккай молча всматривался вперед сквозь щель. Их пыльный след описывал широкий и плавный поворот налево, внезапно резко спускаясь на узкий выступ красной скальной стены. Бахранк выполнил серию быстрых смен скорости: медленно, быстро, медленно, быстро. Красная скальная стена осталась позади. Маккай всмотрелся наружу и вниз со своего бока. Далеко внизу лежала зелень джунглей, а вдалеке виднелись дым и шпили Чу — рифленые здания высоко вздымались над неясными утесами на заднем плане.
Смены скорости показались Маккаю бесцельными. А головокружительный склон утеса с его стороны наполнил его благоговейным ужасом. Их узкий уступ обнимал утес, следуя всем его изгибам — то в тень, то на свет. Вокруг него ревела и стонала машина. Запах масла заставлял содрогаться его желудок. А далекий город казался немногим ближе, чем с вершины утеса, разве что стал выше и более загадочным в своей дымной мгле.
— Пока не доберемся до первой террасы, реальных неприятностей не ожидается, — сказал Бахранк.
Маккай взглянул на него. Первая терраса? Да, должно быть, это первая возвышенность снаружи городских стен. Ущелье, где поднялся Чу, спускалось на уровень реки широкими ступенями, каждая была пронумерована. Чу был привязан к изолированным холмам и равнинам в том месте, где река замедляла ход и распадалась на множество рукавов. А холмы, сопротивлявшиеся реке, состояли почти из сплошной железной руды так же, как и многие боковые террасы.
— Рад оттуда выбраться, — сказал Бахранк.
Их узкий уступ повернул направо, уходя от утеса на широкий склон, спускавшийся в серо-зеленые джунгли. Растительность сомкнулась вокруг них внезапными зелеными тенями. Маккай, смотревший в сторону, узнал волосатые вайи и широкие листья фикуса, гигантские шипы колючего красного цвета, никогда не виденные им раньше. Их след, как и почва в джунглях, являл собой серую грязь. Маккай глазел по сторонам; растительность на вид была почти равной смесью земной и тандалурской, ее разнообразило множество странных растений.
Он замигал от солнечного света, когда они выехали из-под нависающих сверху растений на заросшую высокой травой равнину, вытоптанную, взорванную и сожженную недавними жестокими событиями. Маккай увидел груду разбитых машин неподалеку слева, покореженные осколки металла и там и сям, секции гусениц и колес, нацеленные в небо. Некоторые из обломков выглядели похожими на машину, в которой он сейчас ехал.
Бахранк обогнул взрывную воронку под углом, давшим Маккаю возможность заглянуть в ее глубину. Там лежали разорванные тела. Бахранк никак не прокомментировал это, казалось, он едва ли заметил.
Внезапно Маккай увидел признаки движения в джунглях, бесшумное присутствие и людей, и Говачинов. Некоторые несли нечто, что выглядело как небольшое оружие — поблескивающая металлическая труба, патронташи выпуклых белых предметов вокруг их шей. Маккай не пытался запомнить все Досадийское вооружение; оно, в конце концов, было примитивным, но теперь он напомнил себе, что именно то примитивное оружие сотворило эти сцены разрушения.
Их след снова погрузился в нависшую сверху растительность, оставив позади поле битвы. Вокруг грохочущей, раскачивающейся машины сомкнулись глубокие зеленые тени. В памяти Маккая, бросаемого из стороны в сторону в его ограничителях, остался запах: глубокий мускусный запах крови и начинающегося гниения. Их тенистая авеню делала резкий поворот вправо, вырываясь на еще одну террасу, прорезанную рубящим ударом, куда Бахранк вывел их, повернув на еще один уступ, обнимающий утес.
Маккай всматривался в щели через Бахранка. Город теперь был ближе. Взгляд его метался во время их спуска враскачку вверх и вниз по башням Чу, вздымавшимся, словно серебряные органные трубы из холмов Совета. Дальний утес представлял собой серию затуманенных ступеней, тающих в серо-лиловом. Вокруг рифленых башен лежали в дыму и копоти Уоррены Чу. И он мог бы различить часть окружающей город внешней стены. Верх стены усеивали приземистые форты, предназначенные для продольного огня. Город внутри стены казался таким высоким. Маккай не ожидал, что он будет выглядеть таким, но это говорило о перенаселении так, что нельзя было понять неправильно. Их уступ привел их на еще одно поле битвы, усыпанное кусками металла и плоти, в страшной вони неизбежных испарений. Бахранк вертел свою машину налево, направо, увертываясь от груд рваного снаряжения, сторонясь воронок, где холмы плоти лежали под покрывалом насекомых. Папоротники и прочая невысокая поросль начинала пробиваться после чудовищного вытаптывания. Серые и желтые летающие создания резвились в верхушках папоротника, не обращая внимания на всю эту смерть. Помощники Аритча предупредили Маккая, что жизнь Досади существует среди избытка жестокости, но действительность вызвала у него тошноту. Среди распростертых тел он узнал и человеческие, и Говачинские формы. Особенное неприятие у него вызвала гладкая зеленая кожа молодой самки Говачина, с проступающими вдоль ее рук оранжевыми отметинами способности к деторождению. Маккай резко отвернулся, обнаружив, что Бахранк изучает его с темно-желтой насмешкой в сияющих Говачинских глазах. Он проговорил, ведя машину: