Длинная одежда из серой, вышитой жемчугом ткани, при каждом движении обтягивала ее стройное тело как блестящая кожа. Она приближалась.
— А, Фанни Мей, — сказала Млисс Эбнис, — у тебя гость. — Прыжковая дверь придавала ее голосу хрипловатое растянутое звучание.
— Я Джой Кс. Мак-Кей, уполномоченный Бюро Саботажа, — сказал он.
Что-то мелькнуло в зрачках ее глаз. Она остановилась.
— А я Млисс Эбнис. Частное лицо.
«Частное лицо, — подумал Мак-Кей. — Эта потаскушка контролирует промышленность по крайней мере двухсот миров». — Мак-Кей медленно поднялся.
— Бюро Саботажа говорит с вами официально, — сказал он казенным тоном.
— Я — частное лицо! — возразила она. Голос ее был высокомерным, полным капризной обидчивости. Перед лицом этой очевидной слабости у Мак-Кея дрогнуло сердце. Это была деформация характера, которая часто приходит вместе с богатством и властью. У него был опыт обхождения с такими людьми.
— Фанни Мей, я ваш гость? — спросил он.
— В самом деле, — ответил калебан. — Я открыл ему свою дверь.
— Я твоя временная хозяйка? — спросила Эбнис.
— Это так, вы наняли меня.
На ее лице появилось напряженное выжидающее выражение. Глаза сузились.
— Очень хорошо. Тогда будь готов выполнить свой долг. Согласно нашему договору.
— Один момент, — быстро сказал Мак-Кей. Он чувствовал себя беспомощным. Почему это произошло так быстро и именно в этот момент? Что значила едва сдерживаемая дрожь в ее голосе?
— Гости не должны вмешиваться, — сказала Эбнис.
— Бюро само решает, где ему вмешиваться! — ответил Мак-Кей.
— Ваша власть не безгранична, — отпарировала она.
Мак-Кию пришлось выслушать начала многих выражений: продажный политикан, громадные суммы взяток, манипулирование решениями, закулисные интриги, платная информация для масс, которые терпят произвол высокомерных и влиятельных жен начальников, секретные переговоры на высшем уровне, юридические маневры, чтобы затруднить деятельность Бюро Саботажа Расследования и дискредитировать его. И тогда платные шпионы докопаются до его далекого прошлого я обязательно отыщут что-то, чтобы ликвидировать его.
Мысли обо всех этих проявлениях власти обескураживали, и Мак-Кей еще раз спросил себя, с какой целью он подвергает себя такой опасности? Почему он поступил на службу в Бюро? «Потому, что меня трудно удовлетворить, — сказал он себе. — Я саботажник по призванию». И этот выбор теперь не изменить. Кроме того, Бюро до сих пор всегда одерживало верх.
И на этот раз было похоже, что Бюро взвалило на свои плечи ответственность за судьбу почти всех разумных существ Галактики.
— Согласен, и у нас есть свои границы, — сказал Мак-Кей. — Но я сомневаюсь, чтобы вы их когда-нибудь увидали. Ну, что здесь происходит?
— Вы не полицейский агент! — констатировала Эбнис.
— Может быть, надо пригласить сюда полицию?
— А какие для этого основания? — она улыбнулась. У нее была власть над ним, и она знала это. Ее юридический консультант, несомненно, показал ей все самые запутанные способы, какими можно избежать слишком явных нарушений законности.
— Ваши действия приведут к смерти этого калебана, — сказал Мак-Кей. — А это недопустимо. — Он не возлагал особых надежд на этот аргумент, но это помогало ему выиграть время.
— Вам еще нужно доказать, что калебанскую концепцию исчезновения нужно интерпретировать как гибель, — сказала она. — Вы этого не сможете сделать, потому что это недоказуемо. Почему вы вмешиваетесь? Это только безобидная игра между двумя близкими по духу парт…
— Больше, чем игра, — сказал калебан.
— Фанни Мей! — вскричала Эбнис. — Ты не должна вмешиваться в этот разговор! Вспомни о нашем договоре!
— Вспомни о противоречии между договором и постановлением правительства, — сказал калебан.
Эбнис нетерпеливо взмахнула рукой.
— У меня есть надежная информация, что калебан не может испытывать боли, он даже не имеет о ней никакого понятия. Мне доставляет удовольствие устраивать показательное бичевание и наблюдать реакцию…
— Вы испытываете боль, Фанни Мей? — спросил Мак-Кей.
— Не имею никакого понятия об мой концепции, — ответил калебан.
— Станет ли это бичевание причиной вашего окончательного исчезновения? — спросил Мак-Кей.
— Объясните точнее, пожалуйста, — попросил калебан.
— Имеется ли связь между бичеванием и вашим окончательным исчезновением? — спросил Мак-Кей.
— Универсальные связи заключают все события, — ответил калебан.
— Я хорошо заплатила за это удовольствие, — сказала Эбнис. — Прекратите ваше вмешательство, Мак-Кей.
— Чем вы заплатили?
— Это не имеет значения!
— Может быть, это имеет громадное значение, — сказал Мак-Кей. — Фанни Мей?
— Не отвечай ему! — приказала Эбнис.
— Я все еще могу вызвать полицию и предоставить это дело закону.
— Только сделайте это! — издевательски сказала Эбнис. — В этом случае будьте готовы к тому, чтобы тоже ответить за свое поведение, за вмешательство в отношения между представителями разных разумных рас.
— Я не могу, по крайней мере временно, настаивать на своем, — сказал Мак-Кей. — Каков ваш теперешний адрес?
— Следуя совету своего адвоката, я отказываюсь от ответа.
Мак-Кей мрачно уставился на нее. Она хорошо знала, что он не сможет привлечь ее к ответственности, пока не будет в состоянии доказать ее преступление, он должен заинтересовать прокурора в проведении следствия, разыскать свидетелей и, наконец, возбудить против нее дело. А ее адвокаты будут на каждом шагу ставить ему палки в колеса.
— Предлагаю решение, — сказал калебан. — В нашем с Эбнис договоре нет ничего секретного. Эбнис предоставляет в мое распоряжение воспитателя.
— Воспитателя? — переспросил Мак-Кей.
— Ну да, — угрюмо сказала Эбнис. — Я предоставляю в распоряжение Фанни Мей лучших учителей и воспитательные средства обучения, которые только может предложить наша цивилизация. Фанни Мей впитывает нашу культуру. Это стоит недешево.
— И Фанни Мей все еще не понимает, что такое боль? — недоверчиво спросил Мак-Кей.
— Надеюсь найти подходящее понятие, — ответил калебан.
— У вас достаточно времени для этого? — спросил Мак-Кей.
— Понятие времени затруднительно. Время обладает неизвестным качеством, которое мы обозначим как протяженность, субъективным и объективным измерением. Все это очень туманно.
— Я хочу спросить официально, — сказал Мак-Кей. — Млисс Эбнис, вы понимаете, что убиваете этого калебана?
— Исчезновение и убийство не одно и то же, — ответила Эбнис. — Так ведь, Фанни Мей?
— Между различными уровнями «я» существует огромное несоответствие эквивалентности, — сказал калебан.
— Я спрашиваю вас о всех видах, Млисс Эбнис, — сказал Мак-Кей. — Может ли калебан, которого зовут Фанни Мей, объяснить последствия ваших действий, которые, как он сам указывает, приведут к его Окончательному исчезновению. Вы называете это прерывистостью, что одно и то же.
— Вы только что слышали, что нет никакого эквивалента.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Вы сами запутались в своей хитрости.
— Фанни Мей, — спросил Мак-Кей. — А имеют ли действия Млисс Эбнис последствия…
— Мы связаны договором, — ответил калебан.
— Видите! — с триумфом воскликнула Эбнис. — Фанни Мей считает себя связанной договором, и вы вмешиваетесь в дело, которое вас совсем не касается. — Она сделала знак кому-то, находящемуся в туманном отверстии прыжковой двери. Мак-Кею не было видно, кто это был.
Внезапно отверстие стало вдвое шире. Эбнис отступила с сторону. В поле зрения Мак-Кея остались половина ее лица и один глаз. На заднем плане теперь была видна большая группа зрителей. К гигантскому «половнику» из прыжковой двери выбежала характерная фигура паленки. Сотни крошечных ножек несли его массивное тело. Из передней части снабженного круглыми глазами корпуса выступала единственная рука, в двупалой ладони был зажат бич. Рука просунулась через отверстие прыжковой двери, без усилия таща за собой бич, взмахнула им в воздухе и ударила. Бич хлестнул «половник».