Чрезвычайно важное значение имел остров Кипр, один из крупнейших островов Средиземного моря, где находились богатые медные рудники и откуда персы получали значительную часть флота. Между находившимися на острове греческими городами, самым значительным из которых был Саламин, и финикийскими, из которых самым значительным был Китий, шла постоянная борьба. Тираны греческих городов стояли на стороне союзников, а Тираны финикийских городов — на стороне персов. Союзнический флот подошел к Кипру, но не вступил в сражение, считая целесообразным выждать результата сухопутного боя. Однако в сухопутном бою вследствие измены одного из Тиранов греки были разбиты, и союзнический флот, считая положение безнадежным, отплыл без боя. Несмотря на отчаянное сопротивление, Кипр был покорен персами. После этого персы направили свои силы против карийцев; карийцам с помощью греков даже удалось однажды одержать победу над персами, но это ничего не решило, так как человеческие ресурсы персов были неистощимы. Персы прекрасно понимали экономическое значение Геллеспонта для греков, и потому посылают Давриса захватить Геллеспонт. Вслед за Геллеспонтом персы покорили Клазомены и Киму; подосланный персидским царем из Суз Гистиэй захватывает Лесбос и пытается склонить к отложению от союза Хиос и Фасос; он образует пиратское государство, с виду независимое, но фактически подготовляющее почву для персов.
Таким образом, положение союзников стало очень тяжелым. Понимая бесцельность обложения греческих городов только с суши, персы направляют огромный флот из финикийских, греческих, египетских, киликийских и кипрских кораблей к Милету. Греки были вынуждены принять морское сражение. Несмотря на опасность положения, между представителями отдельных греческих государств начались внутренняя борьба и соперничество. В персидском лагере находился бывший самосский Тиран Эак, изгнанный с Самоса в начале восстания. Через своих агентов он ведет агитацию среди греческого флота, обещая от имени персидского царя тем, которые перейдут на сторону персов, полное помилование. Сам Геродот считал, что при создавшемся положении такой переход на сторону персов был бы наиболее правильным, а греков, не пожелавших слушать Эака, он обвиняет в «глупом упрямстве». Пропаганда Эака имела успех. Когда недалеко от Самоса при острове Ладе произошло сражение (494 г.), из шестидесяти самосских кораблей, составлявших лучшую часть ионийского флота, сорок девять ушло с поля сражения в самом начале боя, вследствие чего поражение стало неизбежным. Разбив греческий флот, персы осадили Милет со всех сторон, и он был взят. Значительная часть этого величайшего в то время города Греции была уничтожена; все оставшиеся в живых были уведены в плен или проданы в рабство.
Ужасная судьба Милета, жители которого были связаны с афинянами тесными личными и торговыми сношениями, не могла не вызвать скорби и ужаса в Афинах. Здесь к этому времени образовалась радикальная демократическая группа, возглавляемая Фемистоклом.
Будучи хорегом в 494 г.,[170] он поставил трагедию Фриниха «Взятие Милета», первую греческую трагедию, посвященную событиям текущего момента. Вся публика рыдала, как один человек, видя на сцене судьбу милетян. Это было демонстрацией против господствующей персофильской партии и выпадом против Персии; поэтому на Фриниха был наложен штраф в 1000 драхм. Этим, однако, господствующая партия не могла спасти своего положения.
На следующий, 493 год персофильские группы лишились власти: архонтом был избран Фемистокл.
На Самосе группа, возглавляемая племянником Поликрата, Тираном Эаком, и большинством военачальников, стояла за подчинение персам: наоборот, как сообщает Геродот, «богатые самосцы сильно не одобряли образа действий своих военачальников относительно персов»: они сели на корабли и уплыли в Сицилию. В этом случае беднота, несомненно, стояла за подчинение Персии. Конечно, было бы нелепо видеть в персах защитников бедноты: они готовы были поддержать любую партию, которая ориентировалась на них и обращалась к ним за помощью (так, на Наксосе они пытались поддержать богатых). Но мы видели, что закрытие проливов больнее ударило торговые круги, чем бедноту: поэтому не удивительно, что в ряде мест именно торговые круги были руководителями восстания.
Персы довершают покорение Ионии. Один за другим подчиняются ионийские города. Об этом покорении впоследствии ходили легендарные рассказы, сохраненные нам Геродотом: рассказывали, что персы становились поперек каждого острова от моря до моря, держа в руках огромный невод; затем с этим неводом они двигались вдоль острова, так что ни один человек не мог от них убежать.
Византий, который попытался стать независимым и взыскивать пошлину с проходящих кораблей в свою пользу, был окончательно покорен персами, а значительная часть его населения покинула город и переселилась в Месембрию на Черном море. Персы, таким образом, принимают серьезные меры к прочному овладению Геллеспонтом как ключом к хлебу; афинянин Мильтиад, бывший Тираном на Херсонесе, принужден был бежать в Афины. Здесь Алкмеониды возбудили против него процесс за то, что он на Херсонесе властвовал как Тиран над афинскими гражданами (после изгнания Писистратидов в Афинах был принят общий закон об изгнании Тиранов), но Мильтиаду удалось оправдаться.
Отношение различных общественных групп материковой Греции к персам мало чем отличалось от отношения к персам соответствующих общественных групп в малоазиатских греческих городах. Земледельческие по преимуществу общины — Фессалия, Беотия, Локрида, Аргос и другие, возглавляемые землевладельческой аристократией, стояли за подчинение персам. Другие государства стояли за борьбу с персами, но и здесь, как сообщает Геродот, «широкие массы населения не желали вести войну и сильно сочувствовали персам».
Иная группировка сил была, однако, в Афинах, в Спарте и в тяготевших к Спарте государствах Пелопоннесского союза. Почему широкие демократические массы афинских торговцев и ремесленников, руководимые Фемистоклом, стояли за борьбу с Персией вплоть до овладения проливами, мы говорили уже выше. Не нуждается в особом объяснении и то обстоятельство, что на Персию ориентировались, подобно другим Тиранам, Писистратиды, а также Алкмеониды, торговые связи которых вели через малоазиатские города в Персию и вообще в Переднюю Азию, а никак не в Понт, открытый для афинской торговли Писистратом. Труднее понять поведение патриотической группы афинских аристократов-землевладельцев и зажиточных крестьян, руководимых Мильтиадом: в то время как крупные землевладельцы в перечисленных выше государствах материка (и, несомненно, в Малой Азии) стояли за подчинение персам, они вместе с спартиатами стояли за борьбу с Персией. Эта позиция землевладельцев никак не может объясняться тем, что они были заинтересованы в новых рынках или проливах: эти группы были только за сухопутную, следовательно оборонительную, войну и противодействовали ведению войны на море, которая одна только могла вести к овладению проливами. Однако нет ничего ошибочнее, чем сводить всякое общественное движение непосредственно к экономике. В Афинах ждали нашествия персидских полчищ, чуждых афинянам по языку и культуре; от них ожидали всяких ужасов. Война ощущалась афинянами как справедливая война — не удивительно, что группа, бывшая в это время носительницей афинской культуры, возглавила патриотический подъем, объединивший представителей всех групп. Кроме того, можно указать еще на следующее:
1. Спартанцы не могли допустить появления в Пелопоннесе внешней силы, тем более если она была дружественной с заклятым врагом Спарты Аргосом. Появление в Пелопоннесе сильной иностранной армии (как показали позднейшие события) вызвало бы попытку сближения с ней со стороны периэков и илотов и восстание последних. Таким образом, антиперсидскую ориентацию спартанцев можно понять. Ведущие круги афинской аристократии всецело опирались на союз со Спартой — Эллинский союз был только расширенным Пелопоннесским союзом. Не удивительно, что и эти афинские аристократы стояли за борьбу с Персией.
