В связи с этим необходимо обратить внимание на следующее: многих исследователей поражало несоответствие между изображением общественной жизни в различных частях гомеровских поэм. В одних местах речь идет о могущественном микенском царе, власти которого подчиняется почти вся Греция, в других местах поход на Трою изображен как совместное предприятие многих равноправных греческих царей; Агамемнон лишь избран ими как руководитель данного похода, но даже в военное время остальные цари неохотно подчиняются его руководству и всячески ропщут. В одних местах Агамемнон самодержавный властитель, в других — решающая власть принадлежит народному собранию. Эти разногласия дали даже повод к курьезному спору: одни ученые говорят о военной демократии и примитивном родовом обществе в поэмах Гомера, другие — о централизованной монархической власти, третьи о господстве аристократии и т. д. С этим связан и вопрос о том, в каких кругах возникли гомеровские поэмы.

Если мы вспомним то, что было сказано выше о различных слоях в поэмах Гомера, то мы должны будем прийти к выводу, что самая постановка вопроса в этих спорах неправильная. Мы должны будем задать вопрос: не обстоит ли дело с общественным строем так же, как с торговлей и вооружением? Нельзя ли допустить, что Гомер пытается изобразить общество микенской эпохи, но невольно вносит в него ряд черт, характерных для того времени, когда жил автор? Общество этого времени возникло из общественных образований двух типов: с одной стороны, из отсталых родовых общин греческого материка, находившихся в стадии прогрессирующего развития, с другой стороны — из передовых общин критского типа с классовой структурой, находившихся в стадии глубокого упадка и разложения. Поэтому можно уже априорно сказать, что гомеровское общество гораздо ближе к первобытному родовому обществу, чем более древнее микенское, но в то же время имеет гораздо более импульсов для быстрого прогресса классового расслоения, чем всякое другое родовое общество.

Раскопки в различных местах Греции показали, что культура, широко распространившаяся в XVI-XIII вв. по материковой Греции, была чрезвычайно близка к критской. Любопытно, что наиболее выдающиеся художественные памятники критского искусства найдены как раз на материке. Таков, например, кубок из Вафио (в Лаконии) с изображением охоты на быков и их укрощения; это, несомненно, лучший из всех памятников критского искусства. Наряду с этими изделиями здесь найдены изделия местного производства, сходные с изделиями критского искусства и лишь немного им уступающие. Далее, как мы говорили уже, здесь найдены и изделия, представляющие собой неуклюжие подражания критским изделиям, — то, что в искусстве называется «варварским подражанием». И, наконец, рядом с обломками сосудов высокого критского искусства, в одних и тех же гробницах найдены совершенно грубые изделия местной работы, представляющие собой резкий контраст с критскими изделиями: рядом с прекрасными лакированными критскими сосудами, покрытыми стильными художественными изображениями, — сосуды из плохо обработанной матовой глины, тускло разрисованные линейными орнаментами или кругами и спиралями; иногда даже эти рисунки просто нацарапаны. Наряду с художественными изображениями из Крита здесь находятся грубые идолы, изображающие богинь, и примитивно вылепленные изображения коров из плохо обработанной и плохо покрашенной глины или изображения человека на лошади, напоминающие рисунки первобытных людей на самых низких стадиях культуры.

Совместное нахождение предметов столь различных культур может служить лишним подтверждением нашего предположения об одновременном сосуществовании на материке Греции общин критской культуры и общин первобытно-родовых. Разумеется, в этом случае между общинами того и другого типа должны были существовать какие-то взаимоотношения, ближе, однако, нам неизвестные. Вряд ли эти отношения ограничивались меновой торговлей; вероятно, немало этих родовых общин было путем вооруженного нападения или экономической кабалы превращено в поселения рабов и другого рода зависимых людей; несомненно, эксплуатация и грабеж этих общин носили подчас жестокие и грубые формы. Тем не менее наличие в классическую эпоху в западной Греции ряда свободных общин примитивного типа показывает, что на многие области этот процесс порабощения вовсе не распространился, а в других местах носил временный и непрочный характер.

Археологические памятники микенской культуры дают право заключить, что жители микенских городов, в отличие от жителей Крита, не чувствовали себя в безопасности и должны были постоянно опасаться набегов извне. За это говорит наличие здесь, в противоположность Криту, укрепленных замков и городских стен, сложенных из вытесанных и пригнанных друг к другу гигантских многоугольных камней. Эти камни чрезвычайно велики: греки думали даже, что они сложены великанами-киклопами. Действительно, такая постройка требовала мобилизации огромного количества человеческих сил, что уже было невозможно в Греции классической эпохи.

В связи с этим и сюжеты фресок, украшающих дворцы властителей материковой Греции, существенно отличаются от сюжетов в дворцах Крита. Сражения, осада городов и т. д. — обычные сюжеты этих фресок. Можно полагать, что этим внешним врагом были все снова и снова прибывающие с севера орды греческих кочевников; возможно также, что эти укрепленные замки служили цели защиты правящего класса от восстаний угнетенных групп населения.

Стены, сложенные из гигантских камней, огромные дворцы, выложенные камнями дороги, колоссальные гробницы и т. д., требовавшие применения массы человеческих рук, вряд ли могли быть выполнены на той стадии коллективом свободных граждан. По-видимому, мы имеем дело с тяжелой принудительной работой, которой властители обременяли подчиненное им население.

Далее, в курганах, насыпанных над микенскими гробницами, наряду с трупами животных, принесенных в жертву на поминках покойника, и с осколками сосудов, употреблявшихся при этом, найдены трупы людей, свидетельствующие и о человеческих жертвоприношениях на могиле. Такой заупокойный культ, при котором убивалось большое число людей, свидетельствует о наличии значительного числа рабов или, по крайней мере, военнопленных.

Обездоленному свободному населению, обремененному тяжелой барщиной, и рабам противостояла сильная и богатая аристократия. Микенские дворцы не дают уже возможности судить надлежащим образом о богатстве правящего класса, так как до нас дошли только остатки огромных дворцов и стенных фресок. Содержимое этих дворцов давно разграблено. Зато до времени Шлимана сохранился целый ряд гробниц, которые не успели разграбить, и они дают нам ясное представление о богатстве и могуществе этой знати. Так, близ Микен Шлиман обнаружил шесть подземных, так называемых шахтных гробниц, относящихся к XVI в., и пять надземных сооружений, так называемых купольных гробниц, относящихся к XV и XIV вв. В подземных гробницах найдено огромное количество чрезвычайно ценных вещей, положенных вместе с трупом. Это — диадемы, цепочки, привески, золотые пластинки в виде листьев, цветов, бабочек, каракатиц, сфинксов и т. д., которые микенские дамы, по-видимому, пришивали к своим платьям. Число золотых вещей, найденных в этих гробницах, равно нескольким тысячам. Находки в этих гробницах показывают, что правившая в Микенах аристократия была прежде всего военной аристократией. Так, здесь найдено очень много художественно выполненных мечей и кинжалов чрезвычайно разнообразных типов, с инкрустированными изображениями.

Мы вправе утверждать, что во главе этой богатой и могущественной аристократии стоял сильный монарх, власть которого простиралась на Пелопоннес, острова, а частью и на среднюю и северную Грецию. В пользу этого говорят данные археологических раскопок, хотя их одних было бы недостаточно для такого утверждения.

Просторные гробницы, наполненные золотом и другими драгоценными вещами и вмещавшие лишь несколько трупов, свидетельствуют не только о резком расслоении микенского общества на богачей и бедняков: этих гробниц так немного, что они скорее принадлежат правившим последовательно друг за другом могущественным властителям. В одном из гробов найден замечательный скипетр, обложенный золотом и украшенный листьями из хрусталя, являющийся как бы роскошной репликой царского скипетра, описанного у Гомера.