В СССР, кроме автора этой книги и, по-видимому, В. С. Сергеева, остальные специалисты, насколько мне известно, продолжают оставаться на старых позициях, несмотря на их неприемлемость. В самом деле, Геродот даже заявляет, что в городах, сражавшихся с персами, народные массы были «ревностными персофилами»; это указание, как и другие аналогичные, ими просто игнорируется. Далее, и утверждение, что Тираны шли заодно с аристократией, противоречит фактам: как известно, Тираны в материковой Греции и Малой Азии, поскольку их внутренняя деятельность нам известна, были заклятыми врагами аристократии. Сторонники этого взгляда играют на двух смыслах термина «демократия»; под демократией подразумеваются и богатые торговцы и ремесленники простого происхождения, заинтересованные в античном «народоправстве», и городская беднота, часто предпочитавшая «народоправству» диктатуру, накладывающую руку на богатых. Первые были обычно настроены персофобски, вторая — персофильски. То, что Греко-персидские войны имели, якобы, результатом быстрое развитие демократии, просто извращение фактов. Развитие демократии началось с Солона и Писистрата, вылилось в особо яркие формы при Клисфене в 509 г. и получило дальнейшее развитие в 501 г. (стратеги) и в 487 г. (выборы архонтов по жребию). После 480 г. ни о каких дальнейших демократических реформах мы больше не слышим; наступает эпоха усиления ареопага, т. е. эпоха реакции. И только после 460 г., после изгнания Кимона, возглавившего борьбу с Персией, начинается эпоха новых демократических реформ, несмотря на то что для них уже во время Греко-персидских войн были созданы все предпосылки усилением значения флота и уменьшением роли гоплитов. Всячески приветствовать надо поэтому то, что в учебнике В. С. Сергеева совершенно отсутствуют эти антинаучные рассуждения и что он подчеркивает основное значение экономического фактора в этой войне.[181]

Произведенный мной пересмотр всего труда Геродота[182] (результаты которого будут опубликованы в особой книге), как я полагаю, окончательно убедит в правильности этого подхода. Недаром уже в древности заклятый враг Геродота Плутарх, стоявший на позициях, с которыми я здесь полемизирую, прочел между строк истинную тенденцию Геродота и назвал его даже «варварофилом».

Другими важными источниками являются прежде всего «Библиотека» Диодора, имеющего главным источником Эфора, и Плутарховы биографии Фемистокла и Аристида.

Для оценки Геродота очень важно сочинение Плутарха «О злокозненности Геродота». Точка зрения Плутарха, жившего через 600 с лишним лет после Греко-персидских войн, вполне совпадает с точкой зрения моих противников, но его панэллинский патриотизм характерен для настроения греков, живших под римским игом, а не для событий начала V в. (см. мое введение к переводу «Избранных биографий Плутарха». М., Л., 1941).

Победы при Саламине, Платее и Микале надолго устранили опасность нового вторжения персов на материк Греции или захвата островов Эгейского моря. Первое, что надо было сделать и в чем не могло быть разногласий между ведущими государствами и различными политическими группами внутри этих государств, — это снова открыть захваченный около 512 г. путь через проливы к черноморскому хлебу. И действительно, союзный флот после победы при Микале направляется на север и после продолжительной осады завладевает городами Сестом на фракийском Херсонесе и Византием на Боспоре.

Дальнейшие пути участников «эллинской» войны расходились. Битва при Платее, выигранная на суше прежде всего спартанцами, окончательно устранила персидскую опасность. Даже Геродот, который при описании Саламинской битвы во что бы то ни стало старается доказать, что спартанский наварх (адмирал) Еврибиад был бездарностью, что второй крупнейший вождь пелопоннесцев Адимант, предводитель коринфян, был трусом и предателем, не может отрицать того, что битва при Платее была выиграна благодаря таланту командующего, спартанского регента Павсания и благодаря изумительной стойкости войска гоплитов, тоже прежде всего спартанского.

Все понимали также, что эта победа стала возможной лишь благодаря организации Эллинского, т. е. расширенного Пелопоннесского союза, в котором руководящую роль играли спартанцы и их друзья и сторонники в других городах Греции, представители аристократической партии: под Платеей афинянами руководил вождь этой группировки — Аристид, самое возвращение которого из изгнания в 481 г. означало усиление позиций аристократической группы. Вот почему победоносное окончание войны имело непосредственным результатом усиление позиций аристократии. Однако и радикальная демократия, опиравшаяся на городскую бедноту, виновницу победы при Саламине, была еще достаточно сильной и, несмотря на энергичное противодействие аристократической группы, не желала сдать свои позиции. Первые годы после Платейской битвы наполнены ожесточенной классовой борьбой.

В Спарте окончание войны также усилило разногласия между двумя ведущими «группами»: временно снятые с повестки дня неслыханным напряжением всех сил государства и общим патриотическим порывом, они теперь снова вышли наружу. Группа, возглавляемая царским домом Агиадов, стояла, в силу исконной традиции этого царского дома, за улучшение положения периэков и илотов и за освобождение части илотов со включением их в ряды господствующего класса. Дело в том, что благодаря усилиям враждебной группы, опиравшейся на эфорат, царская власть, не ограниченная юридически, лишилась фактически всякого влияния. Искусно играя на соперничестве между двумя царскими домами и в случае нужды устраняя нежелательных им царей, спартанские эфоры фактически присвоили себе всю власть в государстве. Включение в число граждан новых людей, обязанных своей свободой группе, возглавляемой Агиадами, дало бы ей новые возможности, опираясь на народное собрание, сократить власть эфоров. Но Спарта была чисто земледельческой страной, и включение новых людей в состав спартиатов не могло не повести к уменьшению благосостояния господствующего класса. С этим бедствием можно было бы бороться только путем вывода колоний и широкого ввоза товаров и рабов из-за границы. Став у власти, «партия» Агиадов могла спокойно решиться, после соответствующего изменения конституции (запрещавшей ввоз товаров в Спарту, выезд спартиатов за границу и т. д.), на переход к широкой колонизационной и торговой деятельности. Этой группе нечего было бояться восстания илотов и периэков.

Противостоящая Агиадам группа, руководимая царским домом Еврипонтидов, была всемерно заинтересована в сохранении существующего положения. В ее интересах было, чтобы вся военная сила Спарты находилась, по мере возможности, внутри границ Лаконики, готовая в любой момент дать отпор восстанию илотов. Эта же группа была кровно заинтересована в сохранении Эллинского союза, в котором распоряжалась бы Спарта, ибо этот союз был, как мы сказали, расширенным Пелопоннесским союзом, а один из пунктов договора этого союза обязывал, по-видимому, каждого союзника в случае восстания илотов немедленно прийти на помощь Спарте. Поэтому «партия» Еврипонтидов решительно противилась всякой внешней экспансии. Она возлагала все надежды на международную дипломатию, в которой спартанцы не имели равных. Необходимо было всячески поддерживать и усиливать преданные Спарте аристократические группы в греческих государствах, — прежде всего, конечно, в Афинах, и при их помощи продолжать ту же политику, которую вела Спарта уже со второй половины VI в.: подавлять всюду всеми возможными средствами демократические движения.