Вполне понятно, что илоты, живя компактными группами и будучи потомками коренного свободного населения Лаконии и Мессении, делали непрерывные попытки свергнуть с себя ненавистное иго. Как мы увидим, весь V в. наполнен восстаниями илотов. Поэтому, как замечает Фукидид, «всегда у лакедемонян большинство их предприятий направлено было к ограждению от илотов». Однако просто убивать илотов было невозможно, потому что, как мы видели уже, илот не был просто рабом, или «одушевленным имуществом». Когда хотели обуздать революционные элементы среди илотов, последним от имени государства объявлялась война; после этого уже поправу войны их можно было безнаказанно убивать. Эти убийства назывались «криптиями» («тайными предприятиями»): молодые спартиаты отправлялись в илотские поселения со списками подозрительных в политическом отношении илотов, прятались в укромных местах и, неожиданно выскакивая оттуда, убивали этих людей. Илотам было предписано носить особую одежду; ежегодно в определенный день они подвергались побоям без всякой вины, «чтобы они никогда не разучились чувствовать себя рабами». Господа должны были подвергать их наказаниям за малейшие провинности, а тех из господ, которые обращались с илотами слишком гуманно, закон наказывал. В походе и во время сражения илоту давали в руки оружие, кроме лишь копий, но спартиаты никогда не выпускали из рук копья, чтобы иметь возможность немедленно убить илота, как только он попробует взбунтоваться. Дом спартиата представлял собой настоящую крепость: чтобы уберечься от нападения илотов ночью во время сна, устраивались особые хитрые запоры. По сообщению поклонника Спарты, афинского Тирана Крития, «и во время еды, и во время сна, и во время хождения по некоторым другим делам страх перед рабами заставляет спартиатов быть всегда настороже».

В это же время окончательно определилось и правовое положение периэков. Как мы увидим ниже, Спарта в это время прекратила политику агрессии; в целях внешней безопасности ей особенно важно было создать вдоль морского побережья и сухопутных границ ряд поселений и укрепленных пунктов со свободным населением. Жителями этих поселений и были периэки, пользовавшиеся личной свободой и правом гражданства («лакедемоняне»), но не имевшие политических прав в Спарте. Они обладали известным самоуправлением, но под надзором должностного лица, присылаемого из Спарты. Основным занятием периэков было также земледелие, но их земля, в противоположность земле спартиатов, могла быть отчуждаема. Беднейшие из них (не служившие в армии гоплитами) занимались также ремеслами, торговлей и мореходством.

Положение спартиатов мы охарактеризовали уже выше. Они жили в городе Спарте, занимаясь исключительно военными упражнениями. Средством для их существования был оброк, присылаемый илотами из деревни. Так как земельные участки спартиатов в эту эпоху были в общем одинаковыми по величине и в то же время неотчуждаемыми, то в первое время после реформы разницы между богатыми и бедными в среде спартиатов вовсе не могло быть — они назывались «равными» («гомеями»). О казарменной жизни спартиатов было сказано уже выше; в VI в. потребительско-коллективистические элементы были искусственно усилены в целях укрепления военной мощи и для борьбы с илотами. Принцип общности имущества выражался в том, что спартиат, оказавшись (например, во время охоты) на чужом участке, мог, не спрашивая у хозяина, пользоваться его припасами, лошадьми и рабами.

Государственные учреждения Спарты также остались в принципе теми же, чем были в старину. Во главе государства по закону стоят два царя — один из рода Еврипонтидов, другой — из рода Агиадов. Эти цари в случае единодушия были полновластными владыками государства, но они издревле ненавидели друг друга; вдобавок эфоры принимали все меры к тому, чтобы этого единодушия никогда не было. Обычно цари из дома Еврипонтидов защищают интересы спартиатов и идут заодно с эфорами; цари из дома Агиадов, в древнейшие времена защищавшие интересы аристократии внутри спартиатов, теперь, по уничтожению этой аристократии, делают попытки опереться на периэков, илотов и демократические силы вне Спарты.

Эфоры теперь выбираются народным собранием, но способ их избрания был, по словам Аристотеля, совершенно детским; поэтому правящая группа всегда могла добиться избрания своих ставленников. Функции эфоров были судебными и полицейскими. Кроме того, они надзирали за частной жизнью отдельных граждан. Фактически они были владыками страны. Они могли требовать объяснения от царей, и после троекратного вызова цари обязаны были явиться на объяснение к эфорам. Они созывали народные собрания и герусию и председательствовали в них; руководили финансами и международной политикой. В случае несогласия между царями (а это несогласие было правилом) эфорам принадлежала и верховная власть в государстве. Несмотря на то, что царям принадлежала неограниченная власть в войске, эфоры добились влияния и в военном деле.

О государственном устройстве Крита писатели V в. не говорят почти ничего. Разрозненные сообщения содержатся в «Законах» Платона и в «Политике» Аристотеля. Целый ряд сообщений находим у поздних авторов (Страбона, Полибия, Афинея, Поллукса и других); по большей части они имеют источником историка IV в. Эфора, собравшего очень много сведений о Крите.

У Афинея же содержится и застольная песнь Гибрия с Крита (см. выше, с. 143) — свидетельство совершенно исключительного значения.

Основным источником являются надписи — особенно гортинский судебник V в. и договор кносцев с тилисийцами. Интересны для историка также монеты критских городов.

Столь же отрывочный и недостоверный характер носят и сведения из истории Спарты.

Подробное изложение древнейшей спартанской истории, начиная с «возвращения Гераклидов» и кончая Мессенскими войнами (наиболее полное изложение у Павсания в III книге его «Описания Эллады», посвященной Лаконии, и в VI книге, посвященной Мессении), оказалось мифом с рядом ходячих фольклорных сюжетов; только список царей и несколько основных фактов, например переселение дорян, основаны на достоверном историческом предании: данные гомеровских поэм и данные археологии и языка (сходство языка аркадян с языком Кипра) показывают, что, примерно, с XII—X вв. на месте носителей микенской культуры, говоривших на диалекте, близком к аркадскому («ахейском»), появляются менее культурные племена, говорившие на дорийском диалекте, что эти племена пришли в Лаконию с севера и что они в значительной мере (в области государственного устройства и в области культуры и религии) унаследовали быт предшествующей микенской эпохи.

С V в. Спарта с ее порабощенными производителями и культом военной муштры стала идеалом для реакционеров всей Греции; появляется обширная панегирическая литература, тенденциозно извращающая факты и изображающая как создание мудрого законодателя Ликурга крайне архаическое устройство Спарты, восходящее в ряде черт частью к родовому, частью к микенскому обществу. В Спарте не было писаных законов, и все, что касается государственного устройства Спарты, хранилось, как сообщает Фукидид, в строгой тайне от иностранцев. С другой стороны, спартанские государственные деятели и их клевреты за границей пытались по-своему восстановить древнейшую историю Спарты с целью обосновать собственные политические планы. Такие сочинения (от которых до нас дошли, в лучшем случае, жалкие отрывки) писали спартанский царь Павсаний, спартанские полководцы Лисандр и Фиброн, афинский олигарх Критий. На этом недоброкачественном материале и построены как «Лакедемонская полития» Ксенофонта, так и биография Ликурга у Плутарха, содержащие, тем не менее, ряд ценных фактов из области пережитков, сохранившихся в более позднее время, и отдельные древние документы. Наиболее достоверны и ценны сообщения Аристотеля в его «Политике»; ряд интересных указаний содержится также у Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Диодора и в Плутарховых биографиях Лисандра, Агесилая и, прежде всего, в его биографии спартанских реформаторов III в., царей Агиса и Клеомена. Спартанские надписи относятся к более позднему времени и дают лишь небольшой материал для обратных умозаключений; наоборот, археологические данные, при скудости литературной традиции, получают особенно большое значение.