Благодаря этим реформам внешнего и внутреннего характера спартанцам после многолетней борьбы удалось одержать верх над мессенянами и завоевать всю территорию Мессении. Части мессенцев удалось бежать в различные концы греческого мира — на Родос, в Аркадию, в южную Италию. Огромному большинству пришлось снова стать илотами, а земля была снова поделена между спартанцами. В то же время и союзникам спартанцев элидцам удалось отобрать назад у писатов олимпийское святилище.
Борьба с Аргосом велась очень долго, так как, по-видимому, как раз в ту эпоху, когда Спарта находилась в наиболее тяжелом положении, Аргос достиг наивысшего расцвета. Это произошло при царе Фидоне, которому удалось на некоторое время даже захватить в свои руки руководство олимпийскими состязаниями, получившими в это время уже широкое международное значение. Этот Фидон был, вероятно, одним из руководителей калаврийской амфиктионии, о которой мы говорили выше: Аргос вел уже в это время морскую торговлю. Введенная Фидоном система мер и весов была, по-видимому, в ходу во всей этой амфиктионии; во всяком случае нам известно, что она была в ходу на торговой Эгине и в Афинах до Солона. Лишь после долгой войны, уже после смерти Фидона, спартанцам удалось к началу VI в. отобрать у Аргоса Кинурию и остров Киферу. После этого спартанцы двинулись против другого союзника Мессении, против аркадского города Тегеи. И эта долгая борьба велась с переменным счастьем — спартанцам пришлось испытать тяжелые поражения. Однако, в конце концов, и здесь им удалось одержать верх. Этот успех совпал с коренной внутренней реформой, реформой государственного строя в Спарте. Следствием этой реформы было, по-видимому, то, что спартанцы не покорили Тегеи, а заключили с ней договор. Судя по аналогии с рядом других однообразных договоров, заключенных впоследствии Спартой с пелопоннесскими государствами и еще позже с Афинами, основное содержание этого договора, по-видимому, сводилось к следующему: 1) каждая сторона должна явиться на помощь другой в случае, если она станет жертвой нападения третьего государства, и 2) тегейцы обязаны явиться на помощь спартанцам, если против них восстанут илоты. Далее, нам известно, что тегейцы обязались изгнать из своей области бежавших сюда мессенцев и не казнить никого за сочувствие Спарте.
Во внутренней жизни Спарты после окончания Мессенских войн (первая половина VI в.) произошел коренной переворот, начало которого надо, по-видимому, относить уже ко времени самой войны. Весь государственный аппарат был преобразован так, чтобы служить для быстрого, энергичного подавления возможных восстаний илотов, а в связи с этим, для пресечения самой возможности проникновения демократических идей из-за границы, спартанцам запрещается под страхом смертной казни выезжать за пределы государства. Наоборот, иностранцы периодически изгоняются из Спарты («ксенеласия»). Так как участие в торговых оборотах влекло за собой с неизбежностью разложение старых общественных форм и проникновение новых взглядов, в том числе и демократических идей, то ввоз золота и серебра в Спарту был воспрещен и спартиатам было предписано обходиться исключительно железной монетой. Для оплаты дорого стоящих товаров такую монету пришлось бы отгружать возами; ясно, что она делала невозможными торговые сделки. Единственным видом доблести теперь считается умение стоять на своем месте в военном строю, не отходя ни на шаг ни взад ни вперед от товарищей и не страшась смерти. Все другие виды атлетики рассматриваются теперь как нечто недостойное спартанца; на олимпийских состязаниях с 548 по 400 г. из двухсот победителей только двенадцать — спартанцы. Старинные вымирающие учреждения — союзы мужчин — видоизменяются так, что государство превращается в вооруженный лагерь; каждый гражданин с раннего детства проходит тяжелую вооруженную муштру. Государство вмешивается во все стороны личной жизни гражданина, отбирая у него и уничтожая новорожденных, если из них не могут вырасти хорошие солдаты, заставляя граждан разводиться и жениться в интересах государства и т. д. Граждане не могут заниматься ничем, кроме военного дела. Результатом этого была некультурность, а часто и неграмотность спартиатов, отсутствие в их среде ученых, поэтов, художников и полное исчезновение художественной архитектуры, живописи и поэзии. Они должны были носить бороду, брить усы, есть за обедом невкусную «черную похлебку». Жилище спартанца должно быть построено исключительно при помощи пилы и топора; следовательно, запрещается применение рубанка, и жилище приобретает, таким образом, примитивный, архаичный вид. Наконец, запрещаются письменные законы; законы должны передаваться только устно.
Но особенно крупную роль в новом государственном устройстве, естественно, должна была играть организация нового класса — илотов.
В советской науке очень энергично дебатировался вопрос о происхождении илотов и о том, к какой группе населения их надо отнести. В конце V и в IV в. в Греции были весьма распространены попытки оправдания рабства, исходящие из расовых различий: раб — варвар, варвары якобы существа низшей структуры — полулюди, полуживотные, созданные для подчинения, и потому, по мнению этих идеологов рабства, вполне правомерно, что греки обращают варваров в рабство. По тем же причинам и в критских мноитах, и в спартанских илотах, и в фессалийских пенестах удобно было видеть остатки додорийского населения страны. Самое слово «илот» производили от селения Гелос в Лаконии. К сожалению, эта теория бытует до сих пор и в советской науке. Между тем мы имеем целый ряд несомненных свидетельств, доказывающих, что и лаконские и мессенские илоты говорили «на том же языке, что и спартанцы» (Фукидид). Однако всюду угнетенное население, живущее, подобно илотам, обособленно среди людей другого языка, как правило, сохраняет свой язык. А ведь можно заключить, что не только мессеняне, но и лаконские илоты были по происхождению такими же дорийцами, такими же «потомками Геракла», как спартанцы. А если это так, то совершенно естественно предположить по аналогии с Афинами, Сикионом и другими греческими государствами, что основным источником образования рабства в Спарте было рабство за долги, тем более что слово «илот» в греческом языке может иметь и такой смысл. Любопытно, что в некоторых государственных богослужениях илоты должны участвовать совершенно так же, как свободные, — например, во время траура по царю; это показывает, что илоты когда-то были спартанскими гражданами, так как религиозные учреждения более косны, чем светские, и часто отражают общественные отношения прошлых эпох.[161]
Разумеется, покоренные войной и порабощенные народы также были обращены в зависимое, близкое к рабству, положение, а впоследствии вошли в класс илотов — примером этого является Мессения; но и в этих случаях часто в рабство обращались низшие классы покоренного населения, а привилегированный класс сливался с победителями.
Положение илотов существенно отличалось от положения рабов в других греческих государствах — нередко в литературе они противопоставляются рабам; подобно земельному участку и илот был здесь государственной собственностью, лишь предоставленной в пользование отдельному спартиату. Спартиат не мог ни убить, ни продать илота за пределы своего клера, не мог требовать с илота больше того, что было установлено государством, т. е., по-видимому, больше половины его дохода. Илот жил со своей семьей на своем сельском участке, расположенном вдали от Спарты, где жил его господин — спартиат. По уплате оброка илот мог свободно распоряжаться своим имуществом; среди илотов были довольно богатые люди. Когда хозяин вступал в непосредственное общение с илотом, илот обязан был беспрекословно повиноваться ему, но в такой же мере он обязан был повиноваться и любому другому спартиату — в противном случае он мог быть жестоко избит. Илотам было запрещено, находясь внутри страны, носить оружие.
Все это вынуждает нас провести резкую грань между илотами и греческими рабами обычного типа. Поэтому Энгельс был, по существу, совершенно прав, когда называл илотов крепостными: эта примитивная форма рабства имеет ряд черт сходства с крепостной зависимостью и рабством.
