Внутренние отношения в самой Спарте к этому времени претерпели крупные изменения. Известно, что по законам, действовавшим в Спарте с начала VI в., все спартанцы получали одинаковые участки земли; в Спарту запрещено было ввозить золото и серебро; единственным видом денег были тяжелые железные прутья, что делало невозможной более или менее широкую торговлю. Такое положение вещей не могло долго продолжаться. Фактически среди спартанцев рано началось расслоение. Так, например, были случаи, когда богатый человек получал в приданое за женой-эпиклерой (единственной наследницей) в дополнение к своему участку еще второй участок земли. Были и другие формы обхода закона о неотчуждаемости земли. В результате такого процесса, повторявшегося в ряде поколений, в одних руках сосредоточивалось несколько участков земли. И, наоборот, были граждане, владевшие только одним клером, но имевшие несколько сыновей, так как свободных клеров в V в. уже не оставалось, а новых переделов земли не производилось. Поэтому среди спартанцев оказалось немало обедневших.

В первые десятилетия IV в. процесс расслоения чрезвычайно ускорился. Многие спартанцы, побывавшие на Востоке, привозили с собой большие богатства. По свидетельству Ксенофонта,[287] «каждый спартиат мог делать все, что ему вздумается, в любом греческом городе», и «все греческие города безусловно повиновались приказаниям каждого лакедемонянина»; спартиатов засыпали подарками, и они могли в этих городах бесконтрольно хозяйничать, взыскивая с них огромные суммы. В результате этого в Спарту сразу нахлынуло много богатых людей, привыкших жить иначе, гораздо роскошнее, чем жили обычно спартиаты в самой Спарте. Правда, ввозить в Спарту золото и серебро по-прежнему запрещалось, но этот закон легко обходился. Например, спартанский полководец Лисандр хранил свои богатства в Дельфийском храме Аполлона, другие спартиаты хранили деньги в Тегейском храме Афины, откуда они могли небольшими суммами получать эти вклады, пускать их в оборот и, таким образом, увеличивать свои богатства. По свидетельству Платона, «одного только золота и серебра в частном владении во всей Греции нельзя было найти столько, сколько его было в одном Лакедемоне. В самом деле, с какого времени уже идет оно туда от всех эллинов, нередко же и от варваров, зато оттуда никуда не выходит».[288]

При помощи различных обходов закона стала быстро прогрессировать скупка земли. К рассматриваемому времени относится закон эфора Эпитадея, разрешившего спартиатам дарить землю и передавать ее в наследство кому угодно из полноправных спартиатов. Но в форму сделки о дарении можно было юридически облечь и продажу. То, что фактически несомненно происходило и до этого времени, теперь было закреплено законодательным путем, и земельные владения стали еще быстрее сосредоточиваться в одних руках. При этом для Спарты характерно то, что главными крупными собственниками земли стали женщины, потому что мужчинам обычай запрещал заниматься коммерческими и финансовыми делами.

Наряду с очень богатыми гражданами, среди спартиатов появились и бедные люди. Многие спартиаты не были в состоянии приобрести себе тяжелое вооружение, не могли делать взносы на совместные обеды, «фидитии». По спартанским обычаям тот, кто не прошел военного обучения, кто не был членом фидитии и не имел вооружения, автоматически лишался политических прав. И в таком положении оказалось большинство спартиатов.

Спартиаты разделились теперь на два слоя: на полноправных спартиатов, сохранивших свое имущество и называвшихся «гомеями» (homoioi), т. е. «равными» (ср. английских «pairs» — «пэров»), и на всех остальных — «гипомейонов» (hypomeiones), т. е. «меньших». Последние были лишены всяких прав, кроме только, может быть, права участвовать в народном собрании, апелле, что не имело в это время большого значения. Гипомейоны не могли быть избираемы ни в число геронтов, ни в число эфоров. Теперь в Спарте мы встречаем новое учреждение — «малую экклесию». В ней участвовали только гомеи, и как раз наиболее важные дела не передаются на решение общего народного собрания — апеллы: их решает «малая экклебсия». В Спарте усиливается брожение среди обездоленных групп, и гипомейоны для общей борьбы с гомеями сближаются с периэками и илотами, стремясь добиться расширения прав обездоленных групп. Из правивших в Спарте представителей двух царских домов, Агиадов и Еврипонтидов, Агиады опирались в значительной степени на бесправные группы.

В рассматриваемое время такой позиции, по-видимому, держался царь Павсаний. Возглавляемая им группа считала политику Лисандра гибельной для Спарты, столетиями воздерживавшейся от широких международных предприятий и пытавшейся сохранить старинную простоту еще эпохи Мессенских войн. Эта партия стояла за сближение с Афинами, против угождения персам и против каких-либо насильственных переворотов в греческих городах, так как эти перевороты нарушали традиции Пелопоннесского союза.

Мы уже говорили выше о том уважении, с которым относился к автономии малоазийских греков противник Лисандра Калликратид, представитель этой партии, о его возмущении низкопоклонством перед персами и стремлении к миру с Афинами. Партия Агиадов готова была пойти частично на расширение прав илотов, начало которому положил царь Плистоанакт, освободивший в конце V в. часть илотов.

Теперь момент был особенно благоприятен для демократического переворота; царь из дома Еврипонтидов Агис скончался, а его сын Леотихид, вероятно, склонялся на сторону группы Павсания. Вышло, по-видимому, так, что оба царя — и Павсаний и Леотихид — оказались сторонниками реформ. По спартанским законам, если между царями существовало единогласие, они были самодержавны, и эфоры не могли опротестовать их постановления; поэтому группа, господствовавшая в Спарте, всегда и стремилась к тому, чтобы между царями были разногласия. Теперь, однако, положение создалось тяжелое. Группе, стоявшей против реформ, пришлось использовать старинное средство удаления нежелательного царя. Свидетели, вероятно, подложные, доказывали, что Леотихид не настоящий сын Агиса, а плод прелюбодеяния, правда, как утверждали другие свидетели, Агис перед смертью заявлял, что все слухи об измене его жены ложны, что Леотихид — его родной сын. Но с этим не посчитались, Леотихид был отстранен от престола, и царем был назначен брат Агиса Агесилай, которого выдвинул Лисандр, рассчитывавший, что Агесилай будет послушным орудием в его руках и что при помощи Агесилая он будет господствовать в Спарте. Но Лисандр ошибся. Через короткое время Агесилай отстранил Лисандра от дел и сам стал руководить политикой Спарты.

Устранение Леотихида и вступление на престол Агесилая обмануло надежды всех тех обездоленных, которые рассчитывали на реформы. Вполне естественно, что они стали думать о настоящем восстании и об уничтожении правящего класса. Во главе заговора стал некто Кинадон, один из гипомейонов. Нашелся, однако, доносчик, который своевременно сообщил правящей партии о заговоре. Ксенофонт (Греческая история. III, 3, 5—9) красочно описывает эти события:

«Кто-то возбудил перед эфорами обвинение в заговоре, причем был указан и руководитель его — Кинадон; это был юноша сильный телом и духом, но не принадлежавший к сословию го-меев. Когда эфоры спросили, каков был план заговора, доносчик сказал, что дело произошло таким образом. Кинадон отвел его в отдельную часть агоры и приказал ему сосчитать, сколько спартиатов на агоре. Тот насчитал, кроме царя, эфоров и геронтов, еще около сорока спартиатов. — "С какой целью, Кинадон, ты приказал мне их сосчитать?" Тот ответил: "Вот этих считай своими врагами, а всех прочих, находящихся на агоре в числе более четырех тысяч, своими союзниками". Далее он указал ему, встречаясь по дороге с прохожими, на одного-двух врагов, а всех прочих называл союзниками. Он говорил, что во всех загородных усадьбах спартиатов есть только один враг — хозяин, а союзников в каждой усадьбе много. На вопрос эфоров, сколько было, по его мнению, соучастников в заговоре, тот ответил, что и об этом сообщил ему Кинадон: руководители заговора посвятили в свои планы лишь немногих и притом лишь самых надежных людей, но они хорошо знают, что их замыслы совпадают со стремлениями всех илотов, "неодамодов" (вольноотпущенных илотов), гипомейонов и периэков; ведь когда среди них заходил разговор о спартиатах, то никто не мог скрыть, что с удовольствием съел бы их живьем. На следующий вопрос — откуда предполагалось достать оружие — он заявил, что, как сказал ему Кинадон, те из заговорщиков, которые были в рядах войска, имели собственное вооружение. Что же касается вооружения народа, то Кинадон, вместо ответа на этот вопрос, повел его в железный ряд, где показал ему много ножей, мечей, вертелов, секир, топоров и серпов. Кинадон сказал ему при этом: "Оружие такого сорта имеется у всех тех людей, которые занимаются обработкой земли, дерева или камня, да и в большей части всяких других ремесел употребляется достаточно инструментов, которые могут служить оружием для людей, не имеющих никакого другого оружия"».