Ни о чем Зоран не мечтал в тот момент так сильно, как о том, чтобы отплатить профессору за всю пролитую им кровь. За каждую упавшую слезинку родных и близких тех несчастных, которые стали его жертвами. И ничего Зоран не боялся так, как возможного провала.

«Он заходит домой. Сейчас он даст указания няне, а затем пожелает спокойной ночи сыну. Примерный папаша. Потом пойдет в свой кабинет, где я и достану его».

Наемный убийца, притаившись в тени улиц, наблюдал за окном кабинета Чарльза Килбери, расположенном на втором этаже дома. Только когда свет в нем загорится, Зоран тронется со своего места. И сделает то, что должно.

«Долго, черт побери».

Зоран был охвачен волнением, и единственным способом его унять являлся переход к активным действиям, а не томительное ожидание.

«Убийца должен уметь ждать. Я должен лучше усваивать уроки Андерса».

Лишь по прошествии лет Зоран станет выдержанным и неотвратимым. Лишь по прошествии лет он станет холодным, как лезвие собственного меча и неуловимым, как ртуть. А пока что он был беспокойным, как пламя на ветру, и таким же горячим. Но, несмотря на это, все-таки смертоносным.

«Может, он решил остаться с сыном на ночь? Почитать ему сказку или спеть колыбельную? Тогда мне снова придется откладывать убийство на следующий день. А какому-то несчастному терпеть муки».

Зоран разочарованно вздохнул. Он не мог знать, что это маленький Рейнольд читает отцу сказку на ночь, а не наоборот. Страшную сказку о тех, кто зовется Воронами. Последнюю сказку в жизни профессора Чарльза Килбери. Сказку, которой предстояло стать явью.

Свет в кабинете вдруг загорелся.

«Наконец-то».

Работавшая в доме профессора няня, которая по совместительству являлась еще и служанкой, в последние дни не переставала ломать голову над тем, почему во входной двери постоянно ломаются замки. Она все гадала: случайность это или чьи-то происки. Зоран знал ответ на этот вопрос. И знал, что очередной сломанный им замок пока что не заменен.

Он беззвучно проник внутрь, толкнув для этого входную дверь.

«У тебя хороший дом, профессор. Ни одна петля не скрипит».

Он сделал несколько шагов по мягкому ковру и немного приблизился к ведущей на второй этаж лестнице. Сердце бешено колотилось, и Зорану даже показалось, что его биение можно услышать из соседних комнат. Возможно, так оно и было, ведь в прихожую неожиданно вошла и торопливо двинулась в его сторону няня. У нее была привычка: во время ходьбы она смотрела не вперед, а под ноги. Но это не помогло Зорану остаться инкогнито: такое препятствие на пути, каким является он, даже слепой заметит.

Няня подняла голову и, ахнув, замерла.

«Черт».

Зоран среагировал молниеносно и тут же нащупал в потайном кармане одежды свой амулет в виде скрещенных черных крыльев и вытащил его, представив взору испуганной няни.

Маятникообразное вращение из стороны в сторону. Гипнотический взгляд колдовски-зеленых глаз, направленный будто в саму душу. Низкий, усыпляющий голос.

— Тебе показалось.

Взор няни быстро опустел. Теперь она была согласна со всем, что ей говорили. Отведя остекленевшие глаза в сторону, она монотонно процедила:

— Что-то я совсем заработалась, — и пошла дальше заниматься хозяйством.

Зоран ненадолго остановился, вслушиваясь в доносившиеся со второго этажа звуки. И не услышал ничего, кроме тихого шороха от соприкосновений кончика пера с бумагой. Чарльз Килбери что-то писал.

Наемный убийца тихо выдохнул, посчитав, что его прибытие осталось незамеченным, и начал подниматься по лестнице, которая, как и пол на первом этаже дома, была покрыта ковром.

«Спасибо, что облегчаешь мне задачу, Чарльз».

Поднимаясь, Зоран остановился на одной из ступенек и извлек из сапога кинжал. Это действие вышло беззвучным и не могло раскрыть его присутствия: на внутреннюю поверхность скрытых в сапоге ножен предварительно было нанесено специальное масло.

Преодолев последнюю ступеньку, Зоран повернул налево. Туда, где находился кабинет. Сердце убийцы не унималось, а, наоборот, с каждой секундой качало кровь все с большим напором и силой, мощно при этом стуча и мешая Зорану сосредотачиваться на своей цели.

Он подошел к двери и слегка толкнул ее. Заглянул в образовавшуюся щель одним глазом. Профессор, как и ожидалось, сидел спиной к входу и корпел над какой-то рукописью. Этому мучителю явно было не до мыслей о самосохранении, о чем говорила абсолютно непринужденная, но при этом горделивая поза, глядя на которую, Зоран почувствовал, как внутри него разгорается гнев.

«Должно быть, когда играешь с жизнями людей, как с куклами, начинаешь мнить себя Богом. Посмотрим, насколько ты бессмертен, ублюдок».

Он немного ускорился, стараясь все же сохранять при этом тишину, и отвел кинжал назад. Когда он подошел к профессору на расстояние удара, кровь начала пульсировать в висках так громко, что заглушила все остальные звуки. В том числе звуки маленьких детских ног, ступающих по полу где-то позади.

«Пора».

Зоран уже намеревался нанести удар в спину Чарльзу Килбери, как вдруг услышал детский крик:

— Папа!

Наемный убийца обернулся, и в этот момент ему в плащ вцепился маленький мальчик, лет десяти-двенадцати на вид. Это был сын профессора, Рейнольд, и он решительно вознамерился не допустить кровопролития.

«Будь я проклят, громкая скотина. Ничего не могу сделать тихо».

Мальчик подобно клещу схватился за одежду Зорана, и тому ничего не оставалось делать, кроме как ударить ребенка, чтобы тот отлип. Что Зоран, собственно, и сделал. Рейнольд мгновенно отпустил плащ и упал на пол, держась за плечо, которое вскоре суждено было украсить огромному, сливового цвета синяку.

Затем Зоран обернулся и увидел, как к его ключице уже стремится клинок. Профессор Килбери оказался на удивление проворным и не собирался сдаваться без боя. Но этого оказалось недостаточно.

Зоран рефлекторно уклонился от удара движением, которое тысячи и тысячи раз отрабатывал в стенах Скалы Воронов. Надо отдать должное: в плане фехтования Зоран уже тогда был практически совершенен. Андерс прекрасно его обучил.

Лезвие сжимаемого профессором меча разрезало воздух и устремилось вниз, к полу. Слишком длинное движение. И слишком долгое. Для Зорана этого было достаточно. Он ни секунды не обдумывал следующее действие: его мышцы сами сократились и молниеносно направили острие клинка туда, куда нужно. Прямо в сердце. Жестокое, черное сердце профессора-душегуба, до смерти замучившего десятки невинных жертв.

Чарльз Килбери открыл рот и выпучил глаза. Зоран заглянул в них и произнес:

— Сдохни. Чудовище.

Профессор пучил глаза за спину своему убийце и пытался что-то сказать. Только потом, вспоминая об этих событиях, Зоран поймет, что Чарльз Килбери, доживая последние мгновения, прокряхтел: «прости». Он обращался к своему сыну.

Мертвое тело свалилось на пол. Зоран оглядел его и, убедившись, что профессор больше никогда не встанет, развернулся. И замер.

Рейнольд еще не плакал. Пока что он просто смотрел на своего папу. Ощущение того, что тот, кто час назад разговаривал с ним, не заговорит уже никогда, еще не проникло в самое сердце. Пока что оно не растеклось по всему телу, заполняя болью каждую его клеточку. Пока что оно было скорее шоком, чем горем, изводящим каждую секунду и заставляющим рыдать. Но скоро все изменится.

Мальчик посмотрел на убийцу своего отца. Зоран поймал этот взгляд и его сердце едва не разорвалось. Нет, он не сомневался, что все сделал правильно. Просто он узнал эти глаза, наполненные слезами, готовыми в любую секунду обрушиться на щеки двумя обильными ручьями.

Это были не только глаза Рейнольда. Это были еще и глаза Зорана, которые так же наблюдали в свое время смерть родителей.

Он как никто другой понимал мальчика в тот момент. Он знал, какую боль тому предстоит пережить. И ему было жалко дитя и стыдно перед ним.

Хоть он и не сомневался, что все сделал правильно.