Они остановились друг напротив друга и посмотрели в глаза. Так, как невозможно смотреть на того, кто безразличен.

«Хоть у кого-то удался роман с чародейкой».

— Здравствуй, Тэя, — поздоровался Зоран. Та оторвала взгляд от своего раненого возлюбленного и, не скрывая удивления, ответила:

— Зоран? Глазам своим не верю! Как ты?

— Бывало лучше; а ты… а Адела?

Чародейка лукаво улыбнулась и сказала:

— Об этом мы поговорим позже, мастер Зоран. Возможно. А сейчас… Лаур, пойдем. Я должна заняться исцелением твоей раны, — она взяла за руку еле стоящего на ногах Лаура и повела прочь из шатра. Зоран слышал, как, уходя, Лаур спросил Тэю:

— Откуда ты его знаешь?

— Мы когда-то сидели за одним столом; а ты откуда? — был ответ.

После этого пара удалилась достаточно далеко, чтобы их реплик было не разобрать. Вдруг снова заговорил Давен:

— Генри, как это случилось? Нападение.

Но Генри мог лишь почесать затылок, так как в момент покушения он искренне считал себя лошадью и сейчас мог лишь обрывками вспомнить, как пытался завести разговор со стоящим в соседнем стойле жеребцом Руином.

— Я не помню. Потерял сознание.

Давен разочарованно покачал головой, утратив надежду получить вразумительный ответ на свой вопрос. Но Зоран решил прояснить ситуацию:

— Я могу рассказать. Но сначала хочу, чтобы ты тоже кое-что прояснил, как мне и было обещано.

— По правде говоря, этот разговор должен был состояться еще тогда. Ты не пришел. Но все же мы обсудим то, о чем ты просишь. Генри, оставь нас.

Генри вышел, а Давен заговорил вновь:

— Я обещал рассказать тебе, что двигало мной, когда я спасал гладиаторов. Так слушай: я вытащил вас, потому что это то, чем я занимаюсь повсеместно. Я спасаю тех, кто пострадал от творящегося в этом загнивающем королевстве произвола, и делаю их своими союзниками. Ты видел, как здесь людно? Это все те, кому я помог. Здесь вечно притесняемые гномы и эльфы. Здесь эмигрировавшие южане, к которым относятся как к животным. Здесь освобожденные рабы, в том числе бойцы подпольных арен. Здесь задушенные налогами ремесленники, уставшие от собачьей жизни. Здесь те, кого незаконно посадили в тюрьму. Здесь, в конце концов, простые нищие, которые родились на улицах Ригерхейма и о которых некому позаботиться. Это приют для желающих все изменить. Это оплот восстания против существующих порядков.

— Хм. Звучит неубедительно. И как же ты к этому пришел?

— Теперь моя очередь задать свой вопрос.

— Ладно, слушаю.

— Что случилось в Эйзенбурге? Как получилось, что ты спас Лаура и Генри во время нападения?

— Меня и еще нескольких людей наняли, чтобы убить Альвина. Когда мы ворвались в кабинет, где он был вместе с Лауром, я остановился. Вы спасли меня на арене, и я должен был ответить тем же. Приняв Альвина за тебя, я велел ему с Лауром убегать через окно, а сам стал задерживать своих товарищей. Альвина все-таки убили, но Лаура и Генри я смог увезти из города.

— Очень неподробно. Очень.

— Твой ответ не менее лаконичен. К тому же от него за версту несет каким-то популизмом. Кто ты? Как тебя зовут на самом деле? И кто такой Альвин? Он твой брат-близнец?

— Альвин — это всего лишь мой двойник, как раз на случай покушения. Я как чувствовал, что оно близко. Меня же действительно зовут Давен. Если ты внимательно учил историю, то это имя должно тебе о чем-то говорить.

— История знает многих людей с таким именем.

— И много ли среди них благородного происхождения?

— Немало.

— А кто самого благородного, мастер Зоран?

Наемный убийца перебирал имена всех благородных Давенов, которые были живы в тот момент. Практически все из них были либо старыми лысеющими дворянами, либо праздными зажравшимися юнцами. Но вдруг Зорана осенило.

«Первенец Зигмунда Второго. Старший брат Лютера Третьего».

Посмотрев на удивленную физиономию Зорана, Давен произнес:

— Я вижу, ты догадался?

— Но ты же, якобы, умер, — ответил Зоран. — Девять лет назад, если не ошибаюсь.

Давен улыбнулся:

— Это неправда. Но правда в том, что мой дорогой братец, Лютер, с детства был завистливым и не по годам умным мальчиком. А еще коварным, будто самый искушенный в интриганстве взрослый муж. Я, будучи старшим сыном тогда еще живого Зигмунда Второго, должен был унаследовать трон, но Лютер думал иначе. Он сымитировал мою безвестную пропажу. Умудрился нанять каких-то людей, которые похитили меня из дворца, прямо под носом у стражи, и отправить меня очень далеко на юг. О, ты даже не представляешь насколько именно далеко, Зоран. В Ригерхейме тем временем объявили о моей внезапной кончине, потому что мой отец не мог и не хотел позорить себя тем, что даже за сыном не может уследить. Я же коротал оставшуюся часть юности в рабстве. Надо ли говорить о том, как изменилось мое мировоззрение после всех этих событий? Я познал все горести, все отчаяние, с которым сталкиваются люди, которым не повезло родиться с голубой кровью в венах. Я пил из одной чарки с такими же рабами, коим стал сам. Ел с ними одну еду. Спал рядом с ними на мокрых досках. Получал удары кнутом на галерах. И знаешь, что я понял за это время? Ни один король не стоит даже пальца любого из тех, с кем я делил свою участь. Я два года не выпускал весло из рук. А потом судно, на котором я работал, захватили пираты. Я поддержал их во время абордажа, и они приняли меня в команду, признав мое боевое мастерство. Три года я бороздил с ними просторы, пока не стал капитаном. А потом решил вернуться в Ригерхейм, чтобы сделать его лучше и отвоевать у брата то, что мне причитается. Однако, Лютер, похоже, узнал о моих планах. Это ведь он тебя нанял?

— Да. Но я не собираюсь ему служить.

— Интересно, почему? С каких это пор у убийц есть принципы?

— Там, откуда я пришел, они всегда были. Пока недавно мой магистр не продался королю.

— Ты хочешь сказать… что ты со Скалы Воронов?

— Моей ноги там больше не будет.

Собеседники внимательно рассматривали друг друга. Давен действительно походил на сына Зигмунда Второго, так как унаследовал многие черты его лица. А Зоран действительно походил на того, у кого руки в крови гораздо выше, чем по локоть. Давен разглядывал его со смесью одобрения и любопытства. Но также — некоторой настороженности, ведь после сражения на арене, очевидцем которого стал Давен, где Зоран сначала устроил кровавый ад, пройдясь по противникам подобно мяснику на скотобойне, а затем просто стоял и улыбался, сын Зигмунда Второго не мог чувствовать себя полностью комфортно рядом с этим человеком.

— Надо же… Ты — член ордена, который считается мифом половиной Ригерхейма, а на другую половину наводит ужас. А я все думал, где же ты научился так драться. Итак, похоже, мы очень многое друг другу рассказали. Теперь скажи мне, Зоран, ты хочешь присоединиться ко мне?

— Я хотел лишь отплатить долг за свое спасение.

— Ты отплатил его, — отмахнулся Давен. — Да и не должен ты был ничего.

— Должен был. И раз все уплачено, то я пойду. Присоединяться к тебе я не стану. Борьба наследников за власть и политические игрища в принципе — это вещи, от которых я хочу держаться в стороне. Но ты можешь быть уверен, что я не выдам места, где ты находишься.

— Второй раз ты уходишь, мастер Зоран. Но, возможно, как и в первый раз, не навсегда. Возможно, наши пути пересекутся еще. Спасибо тебе за Лаура и Генри. Желаю удачи в дороге. Мои двери всегда будут для тебя открыты.

— Прощай, Давен. Могу ли я поговорить с Тэей напоследок?

— Да. Их с Лауром шатер у самих ворот.

***

Зоран уселся на пеньке, неподалеку от того шатра, который он принял за Тэин. Внутрь он зайти не решился, так как счел, что это будет слишком неуважительно к даме и ее кавалеру, Лауру.

«И на что я надеюсь?»

Зоран размышлял над тем, насколько круто бросает его жизнь в различные передряги. Он давно перестал верить, что судьба вознаграждает человека за их преодоление, но в глубине души порой откапывал надежду на это. Мечтал, что хотя бы Аделу он сможет найти. Ведь времени на это у него осталось совсем не много: братья неизбежно доберутся до него и убьют.