Зоран лбом стукнул Редрика прямо в нос, после чего молниеносно вынул меч из ножен. Затем увидел, как для удара коротким ржавым мечом замахнулся Клиф.
— Нет! — крикнул Рудольф Зорану. — Остановись!
Но тот уже ничего не слышал, кроме музыки гнева, которая играла в его душе. Предвкушение расправы растеклось по венам, наполнив их холодом и мощью. Сердце неистово забилось — бешеный зверь, запертый в клетку. И погнало кровь к жаждущим боя мышцам.
Он отскочил от удара Клифа на расстояние, не позволяющее короткому клинку дружинника до него дотянуться, развернулся при этом вокруг своей оси, после чего размашисто рубанул Клифа по горлу. Горячая багровая жидкость брызнула Зорану на лицо, на котором уже играла улыбка.
Дьявольская улыбка психопата. Жуткая и кривая, как забрызганный кровью частокол.
Следующим пал оправившийся от удара Редрик. Острое, как бритва, лезвие клинка Зорана прорубило ему левую ключицу, после чего, прорезая плоть, добралось до самого сердца.
Он просто делает свою работу — очищает мир от гнилого налета. Ничуть не хуже работы мясника, насаживающего туши животных на крючья, и куда как полезней. А уж насколько приятней…
Лезвие чьего-то топора блеснуло сверху, над головой. Затем оно устремилось прямо к голове Зорана, но едва ли у него был шанс прикоснуться к ней. Мастер-ворон коротким отскоком ушел с линии атаки и отточенным движением нарисовал в воздухе еще одну смертельную дугу. Та диагональю пересекла голову очередной жертвы, раскроив ее ровно на две половины. И новый труп, уже третий по счету, свалился на землю. Это был тот, кто говорил с Рудольфом от лица крестьян.
Погост возле Ярры был совсем крохотным, и Зоран об этом знал. Этот погост срочно нужно было пополнять свежими трупами, причем лучше всего — мертвыми ворами.
И он продолжал бойню.
Женщины и дети, вопя от страха, бежали. Старики, отставая от них, также пытались скрыться. Мужчины же твердо намеревались отправить Зорана к праотцам. Единодушные, свирепые, но неумелые, дико крича и проклиная, они кидались на него с вилами, дубинами и топорами, но профессиональный убийца был неуловим как вихрь и беспощаден как палач.
Нет. Он и был палачом.
Блок, уклон, удар. Глубокая рана от пупка до шеи на теле очередной жертвы. Фонтан крови, брызнувший вверх. Алые капли, упавшие на искореженное в дьявольской улыбке лицо. Пьянящие, будто крепленое вино. Труп, упавший рядом.
Отскок, нырок, еще одна роковая линия, начерченная мечом. Еще одно вспоротое брюхо. Кишки, вывалившиеся наружу клубком окровавленных змей. Труп.
Локоть в кадык, колено в печень. Мужчина, еще живой, неуклюже рухнул на четвереньки, ловя ртом воздух.
Короткий замах. Лезвие, в мгновение ока опустившееся на шею крестьянина, что стоял на четвереньках. Голова, покатившаяся в сторону. Труп.
Один за другим нападавшие падали замертво, даже не сумев коснуться Зорана, и рядом с ними падали их отрубленные конечности. А одетый в черное потрошитель все отпрыгивал лягушкой, все уклонялся извивающимся змеем, все крутился юлой, и все улыбался. И бил. Бил. Снова бил.
«Кто я? Я — Зоран из Норэграда! Я — справедливость! Я — смерть!»
Еще пятерых кое-как вооруженных человек удалось убить Зорану, до того как он споткнулся о чей-то труп и выронил меч, который кто-то из врагов тут же пнул подальше. У крестьян появился шанс, и они не растерялись.
Четверо деревенских мужиков окружили упавшего на землю убийцу, и один из них замахнулся вилами для решающего удара.
Он мог бы стать для Зорана последним. Он должен был стать последним для него. И когда все закончится, один ставший изгоем граф возненавидит себя за то, что не позволил этому случиться.
Вилы прошли только половину расстояния до груди Зорана, когда, бешено рыча, на крестьян налетел волкоподобный, колоссального размера монстр.
Крики ужаса. Звуки вгрызающихся в плоть зубов и когтей. Еще четыре изуродованных трупа меньше, чем за полминуты.
Драться было уже не с кем.
Зоран встал и, вытерев рукавом кровь с лица, огляделся по сторонам: повсюду были отделенные от тел конечности, кровь и застывшие на обезображенных мертвых лицах гримасы боли и страха.
С трудом приходя в себя после дикой вспышки ярости, словно очнувшись в холодном поту после ночного кошмара, он стоял посреди последствий учиненной им мясорубки, не способный поверить, что все это — дело его рук.
«Вам надолго запомнится Ярра счастливыми лицами ее благодарных жителей».
Затем он встретился глазами с огромным, на две головы выше него, стоящим на задних лапах, почти как обезьяна, зверем. Тот из-за особенностей полости рта (который более походил на пасть) скорее прорычал Зорану, нежели проговорил:
— Ты — чудовище. Мясник. Убирайся из Ярры и никогда больше сюда не приходи, — и хоть это и являлось больше рычанием, чем речью, в нем все равно чувствовались горе, обида и подавленный плач.
Зверь встал на все четыре лапы и убежал в сторону леса.
«Подлый Рудольф обретет покой».
Зоран продолжил с ужасом смотреть на плоды своего гнева. Когда он принял контракт на Рудольфа, он и представить не мог, что это приведет к такому исходу. Зачем Гастрод попросил разделаться с графом, ведь другие жители, оказывается, этого не хотели?
Вдруг Зоран увидел, как на кучу трупов уставился оцепеневший от страха мальчишка.
Зоран спросил его:
— Где староста?
Мальчик отстраненно ответил:
— Юлиан? Вот он, — мальчик пальцем показал на труп крестьянина, который говорил от лица деревни.
Наемный убийца недоуменно посмотрел на ребенка:
— Нет. Вашего старосту зовут Гастрод.
Мальчик все также отстраненно ответил:
— С таким именем у нас никого нет.
Диалог продолжить не удалось. Хохот зазвучал неожиданно и словно разрезал пространство.
Зоран услышал доносящийся наполовину из его головы, а наполовину где-то за спиной, со стороны тракта, сумасшедший, пугающий, демонический смех. Он узнал его. Это был смех Гастрода.
Вопль безумца, пробирающий до самых костей, подобно северной зиме.
Потустороннее улюлюканье, высасывающее из разума ощущение реальности.
Злобная радость того, из-за кого и произошла эта дрянная история.
Зоран быстро подобрал меч с земли, после чего с гримасой ненависти побежал в направлении, откуда доносился смех.
Когда большая дорога, пролегающая между рядами деревьев, свернула и оставленная им позади деревня скрылась из виду, Зоран сразу увидел впереди себя, ярдах примерно в пятнадцати, силуэт. Это, определенно, был Гастрод. Но выглядел он далеко не таким, каким Зоран его запомнил.
Это был уже не маленький ветхий старик, но демоноподобное существо, тело которого в два раза превышало рост среднего мужчины и напоминало черное сгоревшее дерево. Монашеская одежда по-прежнему была на нем, и из рукавов ее торчали огромные, белые как мел ладони, пальцы которых походили на невообразимой длинны сухие ветки.
Улыбка того, кто называл себя Гастродом, представляла собой огромную открытую пасть, из которой торчали редкие, но громадные зубы, сходные по форме с кинжалами.
Глаза по-прежнему были черны и безжизненны, как два камня, а седые, развевающиеся на ветру волосы стали намного длинней: примерно в половину роста этой твари.
И он хохотал.
Зоран остановился. В глазах его не было страха, а только лишь ненависть. Он заговорил:
— Ты знал, что так случится?
— Конечно, зналль. Я же старр. И муддр, — Гастрод коверкал слова своим скрипучим голосом так, словно человеческий язык вдруг стал неудобен ему для произношения. При этом он абсолютно не шевелил губами, и рот при каждом звуке не менял принятой ранее формы уродливой улыбки.
— Кто ты? Дух? Демон?
— Я пррост-то старрик.
— Это ведь ты скомандовал продолжать? Когда Рудольф пытался меня остановить.
— О да! Я не хоч-чу, чтоббы ты подавляял себьбя! Я прост-то открылл то, что в тьеббе дреммалло! Открылл навек-ки! От отц-ца к сыну, Зорран, от отц-ца к сыну… Ты ж-жэ поммнишь свойего отц-ца?