Выступает Пэ в кубе. Зал аплодирует. Речь его и правда трогает душу. А вот он, Николай, совестно признаться, говорит постно, говорит всегда гораздо хуже, чем пишет.

Работая рука об руку с человеком, легче подмечаешь в нем то, что не видно другим. И все же на вопрос «що такэ Папуша?», как и Шеляденко, пока вразумительного ответа не дал бы.

В перерыве комбинатские растеклись по всем этажам. На первом — баянист с «массовичкой», на втором — струнный оркестр и танцы, на третьем — шахматные баталии. Гудят, позвякивают стаканами буфеты.

— Здесь что, цвет комбината? — спросил Петь.

— Если по твоей терминологии, — да, — ответил Николай.

— Колхозные бабехи!

— А на тебе какая сорочка?

Удивился вопросу:

— Белая… в клеточку.

— Так вот: твоя белая, в клеточку, сорочка сшита из шелка, сотканного нашими «колхозными бабехами».

Папуша вышагивает медленно, вытянув руки по швам. Как и многие, ростом обиженные, чуть пыжится. Не представишь его иначе, как в директорских доспехах: зимой в синем кителе, в коричневом кожаном пальто и фетровых бурках; летом — в сером кителе. Но никак не вообразить его в домашних туфлях.

— Ты где, Варфоломеич, пропадал?

— Да вот, — обнял Ольгу за плечи и выдвинул вперед, — не отпускает одного.

— Правильно делает.

Петь-Петух захандрил: и дернуло же притащиться в Таборную слободку. Помышлял было распрощаться с милыми родичами, но короткий разговор с подошедшим к ним простоватым мужчиной изменил его намерение.

— Послухайте мою Свитланку, — сказал тот. — Шестым номером выступает.

Когда на афишах оперного театра прочтешь, что поет Светлана Шеляденко, — торопись, иначе не достанешь билета. Но чтоб у нее был такой отец?..

— Приемный отец, — подсказала Ольга.

Николай покосился: отец, и все тут.

Артисты выступали вперемежку с участниками самодеятельности. «Самодеятельные» оплошничали, но публика аплодировала им тоже громко и дружно.

— Светлана Шеляденко! — объявил наконец конферансье. — У рояля…

Платье из парчи. Оголенные руки.

Страстная хабанера доносила жар солнечной Испании. А Николаю вновь представилось: морозная ночь, баки, Березнякова…

Степан Петрович смотрит то на сцену, то на свои большие рабочие руки и вертит головой, не смущаясь бьющей из него во всю отцовской гордости. О днях, когда в театре поет его дочь, прядильный цех узнавал и без афиш: Шеляденко стихал, становился уступчивей. Все, что писали о ней газеты, он вырезывал и наклеивал в специально купленный для этого альбом.

После концерта Светлана подошла к отцу. В сером костюмчике, совсем обыкновенная.

— Я — Зборовский, — вместо приветствяи произнес Петь. Тридцатилетнему баловню этого казалось вполне достаточно, чтобы привлечь к себе внимание девушки.

Светлана вынула из сумочки кулечек и стала угощать конфетами. Все брали по одной, по две. Петь-Петух отказался.

Директора и главного инженера вызвали в Госкомитет по химии. Хотите, не хотите, заявил им Груздев, а в план будущего года впишем комбинату сдачу в эксплуатацию первого производственного потока волокна вепрон. В январе — феврале дадите пробную партию для Ветрогорской трикотажной фабрики, во втором квартале — промышленный выпуск. Торопитесь, друзья, до ввода комплекса осталось недолго, девять-десять месяцев.

— Но позвольте, — горячился Папуша, — там и конь не валялся. Строителям работы по горло. Толком еще не начат монтаж.

— А ты пошевеливай, на то ты заказчик. Помогай. Не будь сторонним наблюдателем.

И хотя комбинат не раз пользовался доброй поддержкой Груздева, спорить не пришлось. Директора-химики знали его повадку: приказывать не приказывал — просил. Но просьба — приказ.

— Любопытно получается, — задним числом шумел Пэ в кубе, — ему-то что: вепрон ускоряй! А вискоза пусть трещит?

…Дорога от заводоуправления до стройки что черное месиво. Не зря шоферы костят ее.

По ту сторону улицы уже развертывается строительство цехов вепрона. Бульдозерами снесены деревянные домики, сглажены огороды, а люди — большинство их рабочие комбината — кто с радостью, кто с ахами да вздохами переселились за два квартала отсюда в новые дома. Кому что: одним счастье — балкон, водопровод и ванна, другим — огород да колодезь.

— Товарищ Колосов! — кричит ему кто-то сверху, с лесов.

Закинул голову — оттуда смех. В предсумеречном закате маячат чьи-то кирзовые, облепленные глиной, сапоги.

— Не признаете?

По голосу угадал: Катюша, дочь начальника участка. Ох и девка! Никакой высоты не страшится. Над новым химическим корпусом возвели башенку. Вылезла из нее через окошко и свесила ноги. Малярит — загляденье: что кистью, что краскопультом.

Приложил ко рту рупором руки:

— Какого черта без страховки? Лихачествуешь?

— А вы чем отчитывать да ругаться, Николай Варфоломеевич, полезайте-ка лучше к нам. Стратосфера тут шик-модерн.

Увидел начальника участка, блондина лет сорока пяти, бесстрастно глядевшего вверх, и зло метнул в него:

— Ваша дочка когда-нибудь шлепнется оттуда. А вам хоть бы что!

— Ничего не сделается. Ей бы верхолазом, а не маляром работать.

Растерев ногой окурок, Николай стал подниматься с этажа на этаж по скрипучим дощатым настилам.

С лесов раскрывается панорама строительства. За ходом его, казалось бы, можно следить и отсюда.

На обширной площадке — строители, механизаторы. Экскаваторы роют котлованы. Пазухи фундаментов засыпают тысячами кубометров бетона. Идет кладка корпусов. На леса подаются кирпич, растворы, железные балки… Неподалеку возводят стены холодильно-компрессорной станции: вепрон требует определенной температуры, холод и будет нагнетать эта станция. А на заборе, огораживающем огромную площадку, красный плакат: «Сдать вепрон в срок!»

По сути создается еще один завод, оснащенный новейшей техникой. Проект предусматривает и разбивку сквера.

— Скверик… клумбочки… фонтанчик… Да пошел ты, главный, к черту! — разозлившись, утянул его с лесов Папуша. — Вот увидишь, с монтажниками не оберемся хлопот, столько горюшка хлебнем.

Тем временем на площадке частично уже идут отделочные работы, и хозяевами положения понемногу становятся монтажники. Они поторапливают строителей, ломая собственные графики. Медленнее подвигается монтаж в прядильном и химическом цехах вепрона, где, попросту говоря, строители запарились. Местами неправильно выполнена кирпичная кладка. Беспокоит и кровля: полмесяца позади, а ни метра брони не уложено. Медленно, крайне медленно остекляются цехи.

Да, главного инженера здесь недолюбливают — частенько срывает он прогрессивку. А тут еще, при выборочной проверке, контролеры Госбанка, финансирующего строительство, обнаружили немало приписок. Ряда работ, числившихся выполненными, в натуре не оказалось. Заказчик, доверившись бумаге, переплатил. Кое-кого за это в строительном тресте наказали, и попутно всыпали… кому? Директору комбината.

Надо, обязательно надо усилить контроль. И Папуша принял решение отозвать Шеляденко из прядильного, назначить его «полномочным представителем» на строительную площадку.

— Та що ты, голуба, — отнекивался Степан Петрович, — я в новом производстве, в полимерах… сам знаешь.

— Не прибедняйся.

— Зачем его туда? — заступился было Николай. — Не найдется, что ли, другого, помоложе? В его годы…

— Ты мени брось про годы! — взорвался Шеляденко и, к удивлению Николая, тут же дал согласие.

А потом сказал ему:

— Думаешь, Мыкола, нэ розумию що к чему?

— А тут и нечего разуметь. Надо быстрее пустить вепрон, вот и все.

— Человек ты головастый, а нэ кумекаешь. Хлопчика для порки — от що Папуше треба. Сам отвечать не хоче, а Шеляденко в случае чого можно и пид цэ мисце. — Закинул руки за спину, показав «мисце». — Нэ доглядел, мол, вин… Хитро?