Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Добрэ. Ось тилькы причипурюсь, — ответил Шеляденко. Но недосужно было — забыл.

Пэ в кубе снова напомнил:

— Бросай все и дуй к фотографу! Мероприятие срываешь!

Глава XIV

Наконец настал час, когда празднично прокатился по цехам сигнал: к машинам!

Один за другим вступали в строй агрегаты первой технологической линии вепрона. Успешно прошла прокрутка в химическом корпусе — сначала на холостом ходу, затем под нагрузкой. Потом получили «добро» к пуску перемоточные машины крутильных цехов. Опробовали сушила и холодильно-компрессорную станцию. Начали отладку.

Заработали ловкие руки Клавы Коничевой, а вместе с ними еще двадцать пять пар рук других работниц из ее бригады. И еще сотни, сотни…

Вот он, господин вепрон! Из него изготовляют прочные, самые различные изделия — от дамских чулок до морских канатов и деталей машин. Так что теперь, Олька, натягивая по утрам чулок, ты не станешь ворчать: опять спустилась злополучная петелька.

Объективно ценная и полезная идея сама по себе только замысел. Идея в действии, в осуществленном материальном виде, никогда не бывает точным отпечатком задуманного. И это тревожило Николая. Велика роль исполнителей — ведь бумажный змей и тот требует управления.

Обработанные в цехах шпули с нитью поступили на завершающую цепочку технологии — в ткацкий цех.

Первый моток вепрона Николай положил на письменный стол Папуши в канун Нового года. В ответ не услышал радостного хохотка. С чего бы директор не в духе? Заметил стоявшего у стены Шеляденко — весь ощетинился, бледен, дрожит, рубец на лбу обозначился резче, пальцы сжаты в кулак. Видно, здесь состоялся «разговор».

— Опять воюешь, Степан Петрович? — попытался ослабить накал.

— А ты, Колосов, пидожды смиятыся. Я и при тоби всэ договорю.

Поводом к стычке с Пэ в кубе на этот раз послужил, казалось бы, пустяк. Заглянул Шеляденко в клуб, на щите портреты ветеранов, окаймленные красным материалом, сотканным из тех самых мотков вискозного шелка, какие тоннами проходили через их работящие руки. А его-то, шеляденковского, портрета и нэма.

— Нэ то, щоб морду свою побачить захотив. Но якого биса граешь ты мною? «Дуй к фотографу. Мероприятие срываешь». — Шеляденко шагнул к Папуше и бросил ему прямо в лицо: — Що я тоби, клоун?

Папуша дружелюбно тронул плечо Степана Петровича:

— Ну вот, разошелся. Портрет… какая мелочь.

Шеляденко отстранился и сказал тяжело, гневно, будто каждое слово вколачивал:

— Знай, дирэктор, я тэбэ бачу наскрозь. Чим выще обезьяна лизэ на дэрэво, тим виднэе ее зад… Ты у мэнэ увэсь от туточки, — протянул вперед руку с раскрытой ладонью. — Увесь со всим своим крохоборизмом!

«Крохоборизм… Замечательно хлесткое словцо!» — подхватил мысленно Николай. Шеляденко пригвоздил им самое слабое в директоре: его эгоцентризм, дешевую амбицию, нетерпимость к суждениям других. Люди ведь становятся рабами личных малоценных желаний, когда живут лишь одними потребительскими интересами.

— Портрет… какая мелочь! — снова повторил Папуша, как только Шеляденко, предотвращая попытки к примирению, быстро вышел.

— Мелочь, говоришь? — Вероятно, мало кто на комбинате может судить о директоре так объективно, как он, его главный инженер. — Попирать достоинство труженика — мелочь? Думаешь, не знаю, чем тебе не потрафил Степан Петрович? Знаю: правдой-маткой. Шеляденко весь тут, открыт, сам комбинат — это Шеляденко. А ты, ты, Павел Павлович, весь себе на уме. Несомненно, за ввод первой линии вепрона тебя отметят. И ты смиренно станешь ответствовать: «Не меня — вас, дорогие товарищи, отмечают в моем лице, за ваш честный труд… за ваше…» Размякший, ты, посовещавшись с главным бухгалтером, видимо, раскошелишься премиями. А после снова поведешь себя так, будто только тебе, мудрому директору, комбинат обязан своими успехами. Тебе одному, а не таким, как Шеляденко.

Николай вынул из кармана зажигалку-пистолетик. Подержал в руке, потом, выстрелив огонек, закурил и медленно произнес:

— У некоторых в характере такие черты, что выговора в приказе за них не дашь. А с работы снимать следовало бы.

Пэ в кубе опешил. Никогда не видел своего главного таким исступленно злым. Подыскивал ответ, не теряя надежды превратить разговор в шутейный:

— Довольно. Остынь! — Подтянул поближе к себе моток вепрона и стал внимательно разглядывать его. — Вот это действительно не мелочь — настоящий подарок к Новому году.

Ловкий ход. Знал, что, переключаясь на разговор о вепроне, главный всегда сердцем теплел.

Апрель. Местами панели огорожены, приходится обходить: с крыш сбрасывают снег. Прохожие — кто в чем: в плащах, в демисезонном пальто и даже в шубках. Только лица у всех одинаковые — праздничные: осуществлен полет человека в космос. Красив и мужествен этот поразивший мир человек, первопроходец вселенной. Толик бегает по квартире взъерошенный, сияющий: «Гагарин! Гагарин!» У него уже накопилась коллекция открыток героя-космонавта.

Николай и Ольга собрались в кино. Возле Дома культуры их окликнули два парня:

— Хелло! Нет ли лишнего билетика?

Волосы у них длинные, поповские, бородки подковой, не то биттлы, не то… Николай покачал головой: откуда такие у нас?

Сидя в кинозале, услышал, как в переднем ряду девушка пилила своего парня:

— Опять картина про войну. Надоело…

Вспомнилось, как в Ленинграде весной сорок третьего однажды заглянул в кино. Зрительный зал наполовину был пуст — бескозырки, пилотки, платки, усталые лица. Но с какой жадностью следили эти люди за суровыми кадрами фронтовой хроники!

Впрочем, грешно винить девушку. И сам он, Николай, чубастый мальчуга, когда-то о революции знал тоже понаслышке… А Толик? Дольщиками в лепке характера сына были и Ольга, и бабушка Дарья, и сам он, отец, и детский сад — шумная артель маленьких человечков, и школа… Полгода назад Толик твердил, что хочет стать мореходом. Теперь же переметнулся — зачастил к деду в медицинский городок.

К Ветрогорску прокладывают газопровод. «Незримое топливо» должно прийти издалека по стальным подземным трубам. В городе уже проектируют замену угольных топок заводов и домовых котельных на газовые. Во многих квартирах устанавливают плиты, водогреи, колонки. Магазины сетуют: пал спрос на керосинки, примуса, электроплитки. А санитарно-эпидемиологическая служба уже занялась подсчетом, насколько чище станет воздушный бассейн, когда над жилыми кварталами перестанут стлаться черные шлейфы дыма.

Так уж повелось в Ветрогорске: подключать крупнейшие предприятия к городским хлопотам. Скажем, нужно украсить улицы к празднику, благоустроить стадион или оборудовать в школах мастерские — обязательно начинают теребить шефов.

На этот раз местные власти решили: кому, как не комбинату, следует определить, чем и как можно помочь строителям газопровода?

Папуша отбояривался: потребителем газа станет весь город, не только Таборная слободка. Но вынужден был сдаться.

— Нажимают, Колосов, — сказал после очередного звонка из горкома. — Может, выручишь?

Николай согласился. Пэ в кубе обрадовался:

— Кто ж лучше тебя там разберется? — А сам подумал: в горкоме одобрят, узнав, что на трассу выехал не кто-то из второстепенных, а главный инженер.

…Длина трассы более семисот километров. Стартовать Николай решил с окраины невзрачного городишка — с «нулевого пикета». Так назвали место, откуда берет начало газопровод.

В городке нетрудно было разыскать начальника строительного управления, который охотно прихватил его с собой. Ехали в машине вдоль полотна железной дороги, потом — по берегу реки.

Строителям нелегко: путь преграждают болота, торфяные трясины, реки, холмы, железнодорожные насыпи, леса. Работа на трассе не приостанавливалась даже в лютый мороз, в проливной дождь, и теперь вот — в жару.

Там, где прошли лесорубы, лес уже не шумит. После раскорчевки пней и расчистки вырыты траншеи для труб. В пути все чаще стали встречаться очистные, изоляционные, битумоплавильные установки, трубоукладчики, походные электростанции. Обогнали грузовик, тяжело нагруженный деталями бурильной машины.

78
{"b":"904064","o":1}