— Какова дальнейшая судьба этих предателей? — спросил подполковник Зубов.

— Не знаю, я их потерял из виду, но думаю, что их ждет такая же судьба, как меня, — ответил с горькой усмешкой Клюев.

— Продолжайте.

— В пятьдесят первом году меня на самолете перебросили в Западную Германию, где на бывшей даче Гитлера, вблизи города Берхтесгадена, под общим руководством полковника Смита я проходил обучение по диверсии и вредительству. Францисканский монах Доменико Биджаретти обучил меня коду внешней связи. Пятнадцатого апреля этого года я был переброшен на самолете в Мюнхен, где перед вылетом получил задание добраться до Москвы, через Мосгорсправку дать объявление: «Продается старинный зеркальный шифоньер красного дерева», и указать адрес до востребования любого почтового отделения; человеку, который отзовется на это объявление, агенту Си-Ай-Эн, я должен всецело подчиниться, передав все, что мною доставлено на самолете из Мюнхена. Остальное вы знаете.

Клюев замолчал и откинулся на спинку кресла.

Полковник, нажав кнопку звонка, сказал:

— Нам придется вернуться к отдельным деталям вашей биографии, но на сегодня довольно.

Лейтенант пропустил в дверь Клюева-Рубцова и вышел за ним,

Кузьма Тимофеевич Иншаков появился в Москве в сорок втором году. Несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, он пленил сердце вдовствующей продавщицы магазина и женился на ней, получив в приданое отличную комнату в одной из квартир дома в Криво-Арбатском переулке.

В прошлом Иншаков был столяр-краснодеревщик, а в настоящее время пенсионер по старости и вдовец с пятилетним стажем.

Занимался Кузьма Тимофеевич подыскиванием старинной мебели, подбирал ее в гарнитуры, реставрировал и сбывал по высокой цене, наживая на рубль — десять.

В квартире звали, что Иншаков покупает мебель, но считали это чудачеством и человеческой слабостью к старинным вещам. Кроме того, был Кузьма Тимофеевич «счастливым человеком» — всегда при деньгах. Объяснялось это тем, что почти в каждом тираже займа он выигрывал тысячу, две, а то и пять. Соседи говорили, что он родился в «сорочке», и звали его «счастливчиком».

Сегодня обычный обход комиссионных магазинов не дал желаемых результатов, но, прочитав в витрине объявление Мосгорсправки о том, что продается старинный шифоньер красного дерева, Кузьма Тимофеевич воспрянул духом.

Дело в том, что старинный туалет с венецианским зеркалом, пуфик к нему, кресло и кровать красного дерева он подобрал давно, а вот шифоньера не было. Редкая вещь — шифоньер из красного дерева, да еще старинной работы.

Вернувшись домой, Кузьма Тимофеевич выпил стаканчик портвейна, отчего склеротический нос его стал малиновым, а маленькие глазки влажными, и, сев за столик, написал:

Написав ответный адрес и номер своего телефона, Кузьма Тимофеевич запечатал конверт.

Утром, когда полковник Каширин вошел в кабинет, капитан Гаев уже ждал его. Полковник сел в кресло, закурил сигарету и выжидательно посмотрел на капитана.

— Товарищ полковник, в Москве оказалось много любителей старинной мебели. На имя Рубцова 31-м почтовым отделением получено за вчерашний день двадцать семь писем.

— Что-нибудь есть интересное? — спросил полковник.

— Пожалуй, только одно письмо, вот это, — сказал капитан и положил письмо на стол перед полковником. — Иншаков Кузьма Тимофеевич, — продолжал капитан, — родился в 1891 году, уроженец г. Ростова-на-Дону, при приближении линии фронта к Северному Кавказу выехал в Москву к сестре Елене Тимофеевне, затем женился на вдове Екатерине Андреевне Шулеповой, унаследовал ее комнату в Криво-Арбатском переулке, получает пенсию, занимается спекуляцией старинной мебелью, связан с продавцами магазинов. Чревоугодник и пьяница, завсегдатай Сандуновских бань.

Полковник повертел в руках письмо, положил его и сказал:

— Садись, капитан, потолкуем, — и когда Гаев сел, полковник продолжал. — Ты, Гаев, поставь себя на место твоего противника, подумай и скажи: ты взял бы такого типа в агенты своей разведки?

— Нет, — не задумываясь, ответил Гаев.

— Та-ак, — протянул полковник. — Если мы будем считать, что данные, собранные тобой, верны — Иншаков глупая и мелкая фигура. А где им взять лучше? На кого они могут опереться в нашей стране? На безрыбье, как говорится, и рак — рыба. С Иншаковым надо повидаться. Остальные письма оставь, я их просмотрю сам. У тебя все?

— Нет, самое интересное впереди, — сказал Гаев. — Вчера при таможенном осмотре на Внуковском аэродроме личных вещей фотокорреспондента журнала «Лайф» Генри Пресли объектив фотокамеры Лейц вызвал подозрение: на стенках объектива противоаберрационная нарезка была закрыта темной блестящей массой, которая оказалась шифрованной микропленкой. Вот расшифровка, — закончил капитан, положив на стол узкий лист бумаги.

«Фрэнк благополучно добрался до цели и предпринял необходимые шаги. Полагаю, что четкая работа Келли заслуживает благодарности. Майкл».

— Совершенно очевидно, что Генри Пресли — передаточная инстанция. Кто-нибудь из работников посольства, как это часто бывает, занимается совместительством, — усмехнулся полковник и добавил:

— Он прочел наше объявление о шифоньере красного дерева и сделал совершенно закономерные выводы: Фрэнк добрался, дал объявление, стало быть, предпринял необходимые шаги; а Келли — это мюнхенский специалист по переброске шпионов и диверсантов, наш старый знакомый. Все ясно, но вот письма, нужного нам письма, товарищ Гаев, пока нет.

Вечером приятный тенорок попросил к телефону Кузьму Тимофеевича. Обладатель тенорка оказался еще и обладателем старинного шифоньера красного дерева.

А утром Кузьма Тимофеевич выехал электричкой в Ильинское, где находился старинный шифоньер. Но он опоздал: шифоньер уже был продан. Тяжело переживая эту неудачу, Иншаков вернулся домой уже поздно, весь вечер ожесточенно парился в Сандуновских банях и пил холодное пиво. Ночью спал плохо, видел во сне, будто шифоньер красного дерева, лязгая зубами, открывает пасть и, точно библейский кит, проглатывает Кузьму Тимофеевича прямо в костюме-тройке и с зонтиком. В чреве шифоньера душно и пахнет березовым веником, а на самом видном месте плакат: «В шайки ногами не становиться».

Наклоняется над ним банщик Аким и говорит ласково: пожалуйте, Кузьма Тимофеевич, я вас на квартиру доставлю. Выводит Аким его из шкафа, и вот они оба около парадного и Кузьма Тимофеевич читает с облегчением: «К. Т. Иншаков. Звонить два раза». Аким нажимает кнопку, слышны резкие звонки, но дверь не открывают, тогда Иншаков сам звонит два раза, еще два раза, еще…

Проснулся он и слышит — звонят действительно, а на столике рядом лежит и благоухает березовый веник. Посмотрел он на часы — было двадцать минут пятого.

Вскочил Иншаков с кровати, набросил халат, а звонок у дверей все заливается. Где-то в боку заныло от дурного предчувствия. Поднял он сиденье пуфика, вынул большой пакет, побежал на кухню и бросил его в мусорное ведро, после чего открыл дверь.