Наконец адъютант, молоденький офицер в безукоризненно сшитой военной тужурке, подошел по знаку своего начальника к репортеру и, возмущенно взглянув на кучки пепла вокруг кресла, пригласил посетителя к адмиралу:

— Адмирал может уделить вам пять минут.

— О’кей, — буркнул Коперхед, подумав, что ему хватит и одной.

Дверь бесшумно распахнулась перед ним.

— Хелло, мистер э… э… — забасил, приветливо улыбаясь, адмирал.

— Коперхед, сэр.

— Э… Коперхед. Располагайтесь, как дома. Чем обязан?

По сравнению с чванливыми офицерами из приемной адмирал был само радушие. Этакий рубаха-парень, старый морской волк, плюющий на все правила приличия и этикета.

— У вас отличная газета, мой мальчик. Всегда идет под полными парусами… ха-ха… по ветру! Так чем обязан?

— Мою газету интересуют некоторые подробности операции дельфинов…

— Вот как? — улыбка сползла с лица адмирала.

— И причины отозвания со своего поста консула Карлсона.

Адмирал побагровел:

— Какого черта ваш паршивый листок вечно сует нос, куда не следует?

Коперхед незаметно нажал затвор объектива фотоаппарата.

— Сэр, общественность вправе знать…

— Плевать я хотел на вас и вашу общественность!

— Законное право газеты, сэр…

— Здесь я закон! Что вы лезете не в свое дело? Убирайтесь! — взревел адмирал, надвигаясь на репортера. Коперхед сделал второй снимок.

— Выбалтываете секреты нации, стрикулисты!.. — адмирал рывком открыл дверь. — Лейтенант, укажите этому типу дорогу, — рявкнул он в приемную.

— Но, сэр…

— Вон!

— …свободная пресса так или иначе узнает о провале вашей затеи…

— Лейтенант!

Подтянутый сухопарый адъютант схватил Коперхеда за плечи и подтолкнул к двери. Коперхед уперся. Под элегантной тужуркой адъютанта напряглись стальные мускулы, и репортер почувствовал, что его с неудержимой силой несет к выходу.

— Вы еще пожалеете! — в бессильной злобе крикнул он. Секретарша, пряча усмешку, услужливо распахнула дверь…

На пороге появился полный высокий мужчина в морской форме. Он сделал несколько четких шагов вперед. На секунду все замерли. Коперхед пытался вспомнить, где он видел это самоуверенное румяное лицо. «Правительственный вестник… Новый консул Карлсон», — мелькнуло в голове, и он резко повернулся лицом к Майлсу.

— Какого черта вас сюда принесло, болван? — заорал Майлс.

Коперхед сделал последний снимок.

— Разрешите доложить, сэр…

— Молчать! Лейтенант…

Адъютант напружинился, и в следующий момент Коперхед очутился на полу, а затем покатился вниз по великолепной широкой лестнице. «Раз, два, три», — машинально отсчитывал он ступеньки. Дверь с треском захлопнулась.

«Ну, теперь берегись», — злобно думал он, поднимаясь и отряхивая свой лучший выходной костюм. Со стен ему насмешливо улыбались предшественники Майлса: известные адмиралы, капитаны и пираты в напудренных париках…

Статья, озаглавленная «Адмирал Майлс отказывается говорить», иллюстрированная тремя снимками, восхитила редактора.

Однако читателям не удалось насладиться блистательным репортажем Коперхеда. Экстренный выпуск был конфискован еще в типографии.

Лето 1918 года. Один из труднейших периодов в жизни молодой Советской республики.

Пылает в огне боев Урал. Победной поступью прошла революция по городам и селам сурового необъятного края. Но, оправившись от первых поражений, враг повсюду собирает силы. В Оренбургских степях рыскают сотни казачьего атамана Дутова. Снежным комом, пущенным с гор, катятся по железнодорожным магистралям эшелоны восставших чехов. От Симбирска и дальше на восток движутся хорошо вооруженные части врага. Навалились на Самару, выбили оттуда еще не окрепшие отряды Красной Армии. Прыжок через реку Белую — и чехи занимают Уфу.

5 июля 1918 года вооруженные силы красных оставили город, отступили на пароходах вниз по рекам Белой и Каме.

Перед эвакуацией города губисполком, руководящий обороной, вызвал Александра Чеверева. Командир отряда, успешно действовавший против белоказаков, получил новое боевое задание. Он назначался в арьергард отступающих сил и должен был охранять Бельско-Камский бассейн от внезапных налетов врага.

Чеверев посадил свой отряд на маленький пароходик «Зюйд» и добрался до Дюртюлей, торгового села на левом берегу реки Белой.

Юрко бегает «Зюйд» по реке, с мостика зорко смотрит капитан: не дымят ли пароходы противника? И по берегу в сторону Уфы командир ежедневно высылает разведку. Нужно вовремя предупредить штаб красных, обосновавшийся в Николо-Березовке, о подходе врага.

Встретили чеверевцев в Дюртюлях настороженно. Что за люди, не будут ли грабить, не сядут ли нахлебниками на шеи крестьян?

Но вскоре недоверие исчезло.

В первые же дни Чеверев сурово наказал одного бойца, обидевшего девушку-татарку. В другой раз выпустил на свободу несправедливо обвиненного во враждебных действиях против Красной Армии местного муллу. Ничего особенного, конечно, в этом не было, просто поступил Чеверев так, как и должен поступать коммунист. Но весть о справедливом командире далеко разнеслась по округе. Потянулись к Чевереву крестьяне со своими жалобами и думами. Присмотревшись к чеверевцам, просили принять их в отряд.

На первых порах всего около ста человек было в чеверевском отряде. Тут сошлись люди решительные, крепкие духом, преданные революции. Не было той силы, которая заставила бы их свернуть с избранного пути.

Они-то и составили ядро, вокруг которого рос отряд.

Прошло некоторое время, и чеверевцы уже насчитывали в своих рядах до полутора тысяч человек.

Все ближе к Уфе подходила теперь разведка чеверевцев, все большую ярость врага вызывал отряд, засевший в его тылу.

Именно тогда и родилась в отряде слава Данилы Чиркова. Впрочем, никто не называл его здесь Данилой. В глаза и за глаза все ласково его звали Данилкой.

Стройный, гибкий, с густой шевелюрой над выпуклым чистым лбом, Данилка выглядел совсем юным. А между тем и по годам, и по жизненному опыту он был уже человеком зрелым, многое повидавшим и испытавшим.

Если предстоял опасный и трудный поход в тыл врага, командир всегда посылал Данилку. Он не раз побывал в Уфе и Бирске, исколесил всю округу. И не было случая, чтобы вернулся Данилка, как говорится, с пустыми руками. Сведения, принесенные им, помогали чеверевцам бить врага.

Случалось, что Чирков исчезал надолго, и чеверевцы уже не надеялись увидеть его в живых. Но, побывав в лапах врага, не раз заглянув в глаза смерти, Данилка вырывался на свободу, возвращался в отряд, как всегда, подобранный, полный энергии, готовый снова отправиться в поход.

В такие дни вокруг него толпились бойцы, жадно выспрашивая обо всем, что довелось ему пережить во вражеском тылу.

Данилку полюбили за отчаянную смелость, за удачливость. Казалось, для него не существует препятствий. Он вселял в бойцов веру в победу. Рассказы о замечательном разведчике передавались от одного к другому. Слава Данилки Чиркова росла.

Командующим 2-й армией Блохиным поставлена перед чеверевским отрядом задача — очистить Нижне-Бельский район от мелких кулацких банд, рыскающих по деревням, чинящих расправу над коммунистами, убивающих красноармейцев. Тактика у бандитов обычная: налетят с шумом-гамом на беззащитную деревню, разграбят, а то и подожгут крестьянские дома, убьют местных активистов и исчезнут при малейшем признаке опасности. Укроются в глухом лесу или разбредутся по домам — ищи потом ветра в поле.

Чтобы покончить с бандитами, нужны силы немалые. Полуторатысячного чеверевского отряда, плохо вооруженного и наспех обученного, недостаточно. Но и отвлекать регулярные части, с фронта нельзя. Получив приказ Блохина, Чеверев призадумался: где взять подкрепление? Есть в Мензелинске отряд интернационалистов — бывших военнопленных мадьяр_г чехов, сербов, перешедших на сторону Советской власти. Хорошо бы получить от них помощь, договориться о совместных действиях.