Придя, он прежде всего спросил у Ван Ань-дэ, как он себя чувствует. Но Ван Ань-дэ больше всего беспокоился о том, как идут дела на объекте.

Так, беседуя сначала о работе, потом о защите родины, они, наконец, заговорили и о вражеской Деятельности как явной, так и тайной.

— Ты читал газеты за эти несколько дней?

— Нет, не читал, — смутившись, признался Ван Ань-дэ.

Политрук рассказал ему несколько случаев о борьбе с предателями и шпионами. Для всех этих случаев было характерно то, что подрывные элементы получали возможность действовать, используя в качестве лазейки слабости некоторых товарищей в наших рядах. Ван Ань-дэ слушал очень внимательно. Он то радовался за тех, которые осознали свои ошибки и встретили великодушное отношение со стороны партии, то сожалел и негодовал, когда речь шла о тех, кто оказывался втянутым в болото контрреволюции.

— Только вера в партию является единственным выходом! — заключил политрук.

Ван Ань-дэ, не отводя глаз, пристально смотрел на верхний край москитной сетки.

— Товарищ политрук, кушать, — сказал вошедший боец.

Политрук встал.

— Политрук… — остановил его Ван Ань-дэ, вскочив как сумасшедший.

Политрук махнул бойцу рукой, и тот вышел.

— Политрук, я… я хочу рассказать партии все начистоту.

Ван Ань-дэ схватил руку политрука и положил ее себе на голову…

Ночью командир второго взвода уже был здоров. Четким военным шагом он подошел к штабу роты, чтобы доложить политруку обстановку.

Политрук еще не возвращался, дверь была заперта.

Папаша Чжоу, который жил как раз в комнате напротив, радушно пригласил его к себе отдохнуть и попить чаю. Он оказал, что политрук должен скоро прийти.

Комвзвода не стал отказываться и вошел в комнату командира роты. Там его встретил любезный прием «отца» и «дочери».

Когда «девушка» доставала чашки, командир второго взвода быстрым движением сунул маленькую бумажку в руку «старика». Как раз в этот момент вошел один из связных с чаем. «Старик» притворно закашлялся и даже, наклонившись, сплюнул. Комвзвода бросил в его сторону взгляд, полный ненависти и гнева, в котором, однако, проскальзывали удовлетворение и насмешка.

Утром дверь в комнату командира роты открылась. Вошел политрук.

— Вы уже встали, отец? Последние дни я был так занят, что не мог уделить вам должного внимания. Вы уж не обижайтесь.

— Что вы, что вы! Вы так много работаете, товарищ политрук.

«Девушка» стояла за спиной «старика» все с тем же застенчивым видом. Тогда политрук сказал:

— Отец, после завтрака моторно-парусный бот возвращается на Большую землю…

Не дав политруку закончить, старик быстро заговорил:

— Очень хорошо, очень хорошо, и нам пора возвращаться.

— Ну вот и кстати. Я тоже еду на совещание и попутно смогу заехать вместе с вами в госпиталь к командиру роты.

«Старик» слегка вздрогнул, но тут же, спохватившись, обрадовался:

— Вот и прекрасно, вот и прекрасно! Но нам не хотелось бы затруднять вас, у вас ведь столько важных дел.

— Не беспокойтесь, если бы у меня не было времени, я бы послал связного проводить вас.

«Девица» подавила вздох.

Мотор на боте работал непрерывно семь с половиной часов. И вот он пришвартовался у военной пристани.

Пока политрук вместе с обоими «членами семьи военнослужащего» подкреплялись в бюро обслуживания, связной с командного пункта порта позвонил в отдел общественной безопасности.

К тому времени, когда приехавшие поели, перед дверью бюро обслуживания остановился «виллис» и из него вышли четыре бойца службы госбезопасности.

Увидев их, политрук встал и, обращаясь к «членам семьи военнослужащего», сказал:

— Ваша комедия окончена! Теперь… прошу!..

«Старик» не успел произнести и слова, как на руках «отца» и «дочери» защелкнулись наручники…

На этом история кончается. Но если у кого-либо возникнут недоуменные вопросы, то пусть на них ответят сами главные действующие лица.

Вот протокол допроса «дочери» и «отца».

Вопрос: Каким образом вы смогли выдать себя за родственников командира роты Хэ?

— Однажды я нашел около почтового ящика письмо. Очевидно, его обронил письмоносец. Я вскрыл письмо и прочел. Военный по имени Хэ Юнь-куй писал своей невесте и ее отцу о том, что по его собственной неосторожности ему камнем во время работы повредило ногу, что сейчас он уехал с острова Дашу и лежит в тыловом госпитале. Поэтому, писал он, оформление брака придется отложить, и не велел им пока приезжать к нему в часть, как было условлено в предыдущем письме. Прочтя это письмо, я увидел, что случай посылает мне редкую возможность. Ведь раздобыв сведения о размещении огневых точек на одном из прибрежных островов, я смогу получить за них самое меньшее тысяч восемнадцать. И я решил рискнуть. Письмо я опустил в ящик, чтобы те, кому оно было адресовано, не поехали в армию.

Вопрос: Тогда каким же образом у вас оказалось первое письмо командира роты и пропуск?

— Первое письмо было подделано по образцу почерка второго письма.

Я учел, что содержание письма, в котором речь идет о семейных делах, не может быть известно посторонним, поэтому нужно было лишь добиться сходства почерка, а что касается содержания, то о нем примерно можно было догадаться по второму письму.

Что касается пропуска и удостоверения личности, выданных местными властями, то название волости мы узнали по штемпелю на конверте второго письма, а сделать печать волостного управления не составляло никакого труда.

Располагая этими двумя вещами, мы подделали рекомендательное письмо бюро обслуживания…

Вопрос: Откуда же вы узнали о том, что товарищ Хэ Юнь-куй является командиром роты? И откуда вы так хорошо узнали некоторые подробности из его жизни?

— Приблизительную картину положения в его семье мы составили по донесениям нашей осведомительной сети, а остальное мы разузнали на боте. Нам повезло — вместе с нами ехал один; старший сержант, который очень охотно и подробно рассказал нам все, что нас могло интересовать.

Ван Ань-дэ тоже подвернулся случайно. Я решил использовать некоторые его слабости и успешно достиг своей цели…

Гм, он все еще считал, что достиг цели.

1955 г. сентябрь.

Перевод И. Малаховой

Утренний туман, окутал всю долину, и в его густой пелене потонули близлежащие поля, деревни, дальние леса и цепи гор.

Командир отделения погранвойск Хэ Лун-цин и боец И Чжи-цай, посланные ночью в дозор по охране границы, медленно, покачиваясь от усталости, брели в этом бескрайнем белом океане. Более трех часов они пролежали в мокрой от росы траве и только сейчас возвращались на заставу. Их лица были влажны, на бровях поблескивали бусинки воды, выгоревшие на солнце фуражки и гимнастерки промокли насквозь. Ледяной ветер с гор, со свистом бьющий прямо в лицо, заставлял поеживаться от холода.

— Ну и местечко! Ведь июль, а какой холод! У нас в Сычуани, наверное, уже давно не расстаются с веерами, — сердито проговорил идущий впереди И Чжи-цай.

— А ты сейчас не в Сычуани, а в провинции Юньнань, на границе, — ответил Хэ Лу-цин.

Он подумал о том, что после поимки главаря хунаньских бандитов, перешедшего границу под прикрытием тумана, и после разгрома отряда го-миньдановцев, вторгшихся в пределы Родины, враги уже несколько месяцев не предпринимают никаких действий, поэтому И Чжи-цай без прежнего рвения ходил в дозор. Однако, боясь обидеть товарища, вслух он этого не сказал и уже мягче проговорил:

— Сказать по правде, мне такой климат нравится. Ты посмотри, за один день ты здесь увидишь и весну и осень. Утром и вечером погода почти такая же, как на севере в конце осени, а днем — словно весна южнее Янцзы. Где ты еще найдешь такое место?