— Есть выполнить немедленно! — повторил Арбузов.

Колобок торжественно ввел в свою мрачную, давно не топленную землянку гостей — пехотинцев, которых встретил на побережье у выброшенной морем вражеской баржи.

— Пошли это мы с Журкиным по дрова,— рассказывал товарищам Колобок.— Смотрю, в десяти шагах два силуэта... Сквозь пургу не разглядишь, кто они... Думаю, фашистский десант! Немедленно кулаком Журкина в бок, а он мне: «Окружать надо!» Окружили... Оказалось, наши солдаты. С пути, говорят, сбились!

— У вас тут собьешься! Как с завязанными глазами! — весело говорил, отряхиваясь от снега, коренастый, будто высеченный из дуба, с ясными, открытыми глазами пехотинец Савченко.— Того и гляди, скалу лбом прошибешь.

— Ох, и дыра! — добавил второй, щупленький на вид, худенький, такого же роста, как и Колобок, солдат.— Ночь непроглядная, пуржища крутит,— он растер закоченевшие руки.— Куда ни выйдешь — море. Куда ни глянешь — одни голые сопки. Даже зверя не встретишь... Да тут не то что воевать, жить — героем быть надо!

— А мы уже более трех лет здесь! — гордо пояснил Колобок.— Привыкли...

— Под Сталинградом и то, пожалуй, легче было,— оглядывая землянку, невесело оказал Савченко.— Да, живется вам в этой норе не сладко!

Матросам гости приглянулись. Они усадили их на самое почетное место. «Помощь нам с Большой земли, значит, наступать скоро!» Колобок затопил «пузатку» ради такого события. Дружно вспыхнули, затрещали в печке принесенные им просмоленные доски. Посветлело, потеплело в землянке.

Около печки на нарах накрыли стол. Ротный кок поставил перед гостями огромную, вкусно зажаренную «северную курицу» — треску, которую художественно оформил маринованными грибками, сбереженными еще с осени.

Прием вышел на славу. Скоро гости и хозяева сняли с себя полушубки, остались в бушлатах и телогрейках. Колобок уже давно разгуливал в одной гимнастерке: шутка ли — на груди лихого разведчика поблескивали два ордена Славы! «Не смотрите, мол, что ростом не вышел!»

Но странно, солдаты будто не замечали его. От их невнимания Колобок даже помрачнел. «Эх, кочколазы, да можете ли вы по-настоящему разглядеть стоящего матроса-разведчика! — Он свысока посмотрел на невзрачного пехотинца.— Тоже мне «помощь»! Да такого и ветром сдуть может! Мелюзга!»

Кок принес начищенный, словно бляха у адмиральского связного, медный чайник, гости и хозяева оживились. В объемистых кружках забулькал пахнувший родным очагом крепкий горячий чай. Что могло быть желанней для русского человека, особенно после лютого холода, чем этот согревающий нутро душистый напиток!

— Горяченький! — бросил Савченко,—Спаситель наш!

Глянув на раздевшихся гостей, матросы растерялись: широкая грудь Савченко светилась множеством орденов. На узкой груди маленького пехотинца они едва умещались, а над двумя орденами Ленина ярко горела Золотая Звезда.

«Вот так «кочколазы»,— краснея прикрыл свои ордена Колобок.— Куда уж мне с моими!»

Матросы молчали. Разговор не клеился. Многие чувствовали себя виноватыми: «А мы до сих пор Гранитный взять не можем!»

По орденам и медалям этих скромных солдат матросы могли представить карту великих побед от Черного до Баренцева моря. За орденами были видны Одесса, Севастополь, Сталинград, Курск, Москва, Ленинград.

Маленький солдатик казался Колобку недосягаемо сказочным богатырем. «Росточку такого же, как и я». Матросу хотелось осторожно дотронуться до золотой звездочки.

— Вы вот в настоящих делах бывали, а мы...— Колобок поднялся, выпрямился.— Я тоже скоро буду таким!..

— Вы больше, чем в настоящем деле,— перебил его Савченко.— Давно мечтал попасть к вам — в отряд капитана Углова!

— Слышали о нем? — оживленно заговорили матросы.— Он на Гранитном.

— В нашем полку последние дни только и разговоров что об Углове. Солдаты на помощь к нему рвутся.

— А не слышали ли вы, кто разыскал отряд капитана Углова? — важно спросил Колобок.

— Читали в «Североморце» о четырех матросах. Особенно много написано там о лихом разведчике Черных,— с волнением сказал Савченко.— Настоящий разведчик. Хотел бы я хоть одним глазком посмотреть на него!

От счастья лицо Колобка сделалось похожим на переспевший помидор.

— Черных — это я! — не удержался Колобок. — Матросы Колобком величают!

— Так вот вы какой! — оба солдата стали внимательно рассматривать Колобка.— Небось до морской пехоты на настоящих кораблях плавали?

— На линкоре,— небрежно бросил Колобок.

— О! — округлились глаза солдатика.— Чувствую бывалого моряка.

Колобок гордо прошелся по землянке.

— Простите, в каких водах вы ходили и на каком линкоре? — спросил Савченко, знавший названия всех крупных кораблей.

— По матушке-Волге на «Севрюге» хаживал,— не задумываясь, ответил Колобок.— Ух, и линкорище же!

Солдаты, сдерживая  улыбки, отвернулись. Матросы повалились на нары от смеха.

— Ну да,— растерянно залепетал Колобок,— на «Севрюге», которая от Саратова до Кинешмы ходит.

— Да это же буксир,— с трудом сдерживая смех, пояснил Савченко.— А еще говоришь — моряк.

— Леший его разберет, что это — линкор или буксир! По мне — на воде держится, и ладно,— разозлился Колобок.— И никакой я не моряк вовсе... Из пехоты сюда зачислен! — горестно признался он.— Кочколаз...

— Не унывай,— ласково сказал Савченко, положив руку на плечо Колобку.— Скоро вместе вперед пойдем!

Майор Карпов вошел в землянку радисток.

— Дежурный радист Ильичева! — четко доложила ему Лена.— Связь с отрядом капитана Углова еще не установлена!

— Плохо, очень плохо,— Карпов укоризненно посмотрел на Лену, словно она была виновата в отсутствии связи. — Надеюсь, слышали, в каком тяжелом положении капитан?

— Все слышали, — лоб девушки прорезали две глубокие морщинки.

Подставив табурет, Карпов предложил Лене сесть. Сам сел напротив. Он любил разговаривать с человеком лицом к лицу. «Глаза собеседника раскроют то, чего не в силах сказать язык».

— Вы заболели? — Карпов искоса посмотрел на Лену, как бы пытаясь разгадать ее сокровенные думы.— Сердце не спокойно?

— Нет, здорова и сердце спокойно...

— За последние дни вы изменились! — майор покосился на газетный портрет Углова, висевший на стене над радиоаппаратом.

— Я всегда была такой.

— Не спорьте, такой я вас вижу впервые.

Встретив всепонимающий взгляд Карпова, Лена опустила глаза.

— Может быть...

Стройная фигурка ее сделалась неподвижной. Цепкие пальцы теребили гимнастерку.

Карпову стало грустно. Он задумчиво посмотрел на девушку, на ее открытый лоб, на ясные умные глаза. «Вот и она такая же»,— он вдруг горько улыбнулся, вспомнив южный городок, уютный, утопающий в вишневом цветении домик и свою первую любовь... гибель Уточкина и последнее письмо Нины.

— Матроса Арбузова знаете? — поборов воспоминания, спросил Карпов.

— Знаю...

— Он скоро пойдет с рацией в отряд капитана Углова.

— На Гранитный?

— Да!

— Один?

— Нет. С ним пойдете вы!

— Я? — от неожиданности Лена даже встала, схватила лежавшую на нарах книгу, снова положила ее.— Простите,— радостно посмотрела она на майора.

— Сознайтесь, вы любите его?

Лена не ответила.

— Углова нельзя не любить!

На побледневших за последнее время щеках девушки вспыхнул нежный румянец. Ее мечта сбылась! Она пойдет в отряд Углова! Она все преодолеет. Она или умрет или увидит его.

— Предупреждаю, задание опасное,— продолжал майор.

— Да, я люблю его!

— Вижу! С вами надежный спутник. Он, как и вы, альпинист. Вас там, на вершине, ждут.

Командование отрядом после ранения капитана Углова принял на себя старший матрос Ерохин. Он понимал, что положение оставшихся на вершине было невыносимо тяжелым. Продовольствие и боеприпасы отнимать у врага стало трудно. Противник действовал осторожно. Надо было учитывать каждый патрон, каждую гранату. Атаки отбивались врукопашную, а людей осталось немного. Матросы пухли от голода, едва передвигались. Заботливо закутанный в трофейные шинели капитан Углов был в тяжелом состоянии. Сознание лишь иногда возвращалось к нему.