Тэккер пошевелил бровями, что-то припоми­ная. Затем тихо сказал Кестеру:

—    

Все документы мне в салон. Сделайте все аккуратно, чтобы ни одна душа не заподозрила... Поняли?

—    

Будет исполнено, сэр,— также тихо отозвал­ся Кестер. Поручение вполне соответствовало его наклонностям.

Подводную лодку качало даже на глубине. Наверху свирепствовал шторм. В отсеках темпе­ратура доходила до пятидесяти градусов. Люди обливались потом, судорожно ловили ртами го­рячий воздух. Но все находились на своих по­стах, делали привычное дело.

Хуже всех чувствовал себя инженер Николай Румянцев. Сугубо штатский человек, он впервые участвовал в столь тяжелом походе. Лодка дол­го не всплывала, и Румянцеву иногда казалось, что он не перенесет всего этого. Румянцев был талантливым инженером. У себя на заводе в Тайгинске он пользовался большим авторитетом, несмотря на молодость. (Совсем недавно

ему

исполнилось двадцать семь.) Он был самоуверен и, как ему казалось, достаточно вынослив. Он мог неделями не выходить из своей лаборатории, с настойчивостью одержимого сотни раз прове­рять расчеты, отказывать себе во всем ради це­ли— в отдыхе, развлечениях, даже в любви. Его помощница Инна Кравченко, светловолосая де­вушка с большими задумчивыми глазами, только укоризненно покачивала головой и упрашивала:

— Николай Арсентьевич! Пельмени. Пока не остыли... Ну хотя бы немного...

Он досадливо хмурился и, чтобы отвязаться, рассеянно проглатывал пельмени. Весь завод знал, что Инна влюблена в своего начальника, и только сам Румянцев не подозревал ничего. Он уже привык к заботливому отношению Инны и принимал его как нечто должное.

Но сейчас, очутившись далеко от родного го­родка, он понял, что ему недостает Инны, ее за­боты, ее ободряющего слова. Моряки относились к нему предупредительно, но сами они вели суро­вую жизнь, которая казалась Румянцеву не­мыслимой.

Собственно говоря, Румянцев должен был ра­доваться. Испытания его прибора прошли успеш­но, и теперь лодка возвращалась в базу. Правда, впереди предстояли новые испытания, новая про­верка. На это уйдет, пожалуй, вся весна и часть лета.

Странно было видеть на военном корабле, где все подчинено строгому распорядку, где каждое движение рассчитано, этого немного мешковатого, чуть сутулого, слегка близорукого молодого че­ловека в сером костюме, желтых ботинках, та­кого домашнего, сухопутного. У него было блед­ное тонкое лицо, высокий белый лоб с залыси­нами, спокойные серые глаза, всегда немного со­щуренные. На красиво очерченных губах обычно блуждала улыбка. Инженер все время был со­средоточен, что-то высчитывал на листе бумаги, не отходил ни на шаг от своего прибора. Прибор еще не имел официального названия, но Николай Арсентьевич, не лишенный, как и все молодые люди, честолюбия, уже именовал свое детище «УГЛР» — Универсальный гидролокатор Румян­цева. Этот прибор был результатом многолетней работы, напряженных поисков, бессонных ночей. Электроника, полупроводники, свойства редких металлов и сплавов, пьезоэлектрические свойства минералов и титанатов — все было использовано инженером в новом приборе. Особенно много усилий было затрачено на создание специаль­ного излучателя ультразвуковых импульсов — вибратора.

В большинстве случаев в таких устройствах применяется магнитострикционный вибратор который устанавливается под килем подводной лодки. Румянцев отказался от использования магнитострикционного эффекта и нашел принци­пиально новое решение схемы. Он построил во­гнутый излучатель-рефлектор, концентрирующий в небольшом пространстве огромные мощности, Излучатель Румянцева не был возвратом к ста­рым, дорогостоящим генераторам подобного типа.

Это был сравнительно дешевый, портативный и обладающий большим запасом прочности при­бор, рассчитанный не на лабораторию, а на повседневное использование в любой обстановке. По-новому была решена и схема усилителя. Спе­циалист, привыкший к обыкновенным ламповым усилителям, не нашел бы в устройстве Румянцева ни одной лампы. Это был так называемый маг­нитный усилитель-ферристор, напоминающий по внешнему виду обыкновенный трансформатор. Но весь секрет заключался в сердечнике, сделан­ном из особого сплава. Этим прибором можно было усиливать сколь угодно большие мощности, чего трудно достигнуть на вакуумных лампах и полупроводниковых приборах. Чувствительность такого усилителя весьма и весьма высока, а дол­говечность почти безгранична. Излучатель слу­жил также приемником отраженных сигналов.

Новый гидролокатор, вернее универсальный гидроакустический прибор, позволял не только обнаруживать подводные и надводные корабли на значительном удалении, определять направле­ние и расстояние до цели, но также зондировал водное пространство вокруг корабля в большом радиусе, заменял эхолот; но самое главное, с по­мощью этого устройства можно было держать непрерывную связь с базой и своими кораблями.

Это была своеобразная приемно-передающая станция, обладающая довольно широким диапа­зоном частот, ибо частоту колебаний вибратора можно было регулировать по своему усмотрению. Найденный новый звуковой канал на определен­ных глубинах давал возможность поддерживать связь почти на неограниченном удалении от своей базы.

Таким образом, корабли получили мощное средство подводного наблюдения. Вращающийся под днищем корабля излучатель ощупывал «под­водный горизонт», вспыхивали неоновые лам­почки, на экране осциллографа появлялась пило­образная светящаяся кривая. Для сильного на­правленного поляризованного ультразвукового луча не страшны были ни воздушные пузырьки, ни разница температур различных слоев воды.

Экипаж подводной лодки приходил в восторг от этого изобретения. Лодка как бы получила «зрение».

Да и честолюбие Румянцева было удовлетво­рено. В письме Инне Кравченко он так и напи­сал: «Мое честолюбие и тщеславие удовлетво­рены: дела идут успешно. Можете поздравить меня. Рад, что в этом деле есть большая доля и вашего труда, труда всего коллектива. Задер­живаюсь здесь на неопределенное время. Моря­ки— милые отзывчивые люди. Они делают все возможное, чтобы скрасить мой быт. Со многими я по-настоящему подружился. Кстати, возможно, что это письмо передаст вам главный старшина Буняков Петр Степанович, симпатичный смышле­ный юноша. Насколько я понимаю, он уходит в скором времени в запас. Он наш земляк, из Усть-Телецкого, но хочет устроиться куда-нибудь на завод. Рекомендую его. Может быть, у нас есть вакансия? Прошу поговорить с Константином Ефремовичем. Мне лично очень хотелось бы иметь такого помощника, знающего подводную лодку как свои пять пальцев. Ведь работы только развертываются. Буняков — отличник боевой под­готовки, и о нем даже писали в газетах...»

Да, Буняков в самом деле был ценной наход­кой. У него были «золотые руки», и такой чело­век мог пригодиться в заводской лаборатории. Вручить письмо главному старшине Румянцев решил перед самым отъездом моряка на родину.

Лодку качало все больше и больше. От этого мерного покачивания у инженера темнело в гла­зах, он испытывал приступы' тошноты.

Командир подводной лодки капитан третьего ранга Дорофеев смотрел на инженера с состра­данием. «Скорее бы уж добраться в базу... Со­всем наш инженер расклеился...»

Дорофеев и сам испытывал неимоверную уста­лость. За последние три дня он не сомкнул глаз. В спокойном матовом свете лампы его худое ли­цо казалось особенно угловатым, а умные упря­мые глаза тонули в тени. Он пытался стряхнуть сонную одурь, до крови кусал пересохшие губы, но веки непроизвольно слипались. Сказывалось непрерывное напряжение последних суток. Но Дорофеев был энергичным человеком. Всякое проявление усталости он считал непростительной слабостью, а потому старался держаться молод­цом. Люди сменялись, уходили, приходили, а командир корабля продолжал бодрствовать, и, может быть, никому даже в голову не приходило, что перед ними смертельно усталый человек: До­рофеева привыкли видеть при любых обстоятель­ствах бодрым, деятельным, распорядительным. И хотя каждый выход в море требовал предель­ного напряжения сил, нравственных и физических, другой жизни, спокойной, неторопливой, лишен­ной всяких тревог и забот, Дорофеев даже не представлял. Как это можно беззаботно лежать на диване, покуривать трубку, лениво перелисты­вать страницы журнала или книги?.. В прошлом году Дорофеев побывал в отпуске. Решил мах­нуть к Черному морю. Жена Аня и сын Алешка были в восторге. Теплое ласковое море, много солнца. Первые дни Дорофеев, закатав штаны до колен, бродил по берегу, собирал цвет­ные камешки, отдыхал душой и телом. Случился шторм. Огромные седые волны с гулом обруши­вались на берег. И тут что-то проснулось в душе Дорофеева, что-то глубоко скрытое, но властное, зовущее. Он вдруг затосковал по своему кораб­лю, по своим матросам, стал думать, все ли он сделал, чтобы вот так безмятежно отдыхать здесь, под сенью кипарисов, Инспекторской про­верки он не опасался, но хотелось, чтобы боего­товность экипажа проверяли в его присутствии. Помощник надежный... Но мало ли что... Он успокоился только тогда, когда очутился в своей базе.