Красивейший камень величиной с перепелиное яйцо сверкал в утренних лучах и имел лишь один изъян — тонкую трещину, рассекающую его будто под линейку слева направо.

Рубин Дориана был такой же величины. Только трещин было две, и пересекали они камешек крест-накрест.

— Он пришёл сюда. И вернулся со мной. Значит… — сердце зашлось, и дыхание перехватило.

Обхватив перстень за камень, поспешила снять мощнейший артефакт переноса с пальца.

— Дориан, — обняла подушку, вжимая её в себя. — Прости-прости-прости… я не настолько смелая, как ты, — вцепилась в наволочку. — Это ты герой, а у меня нет столько сил… Как бы я ни хотела, мне не хватает духу вернуться.

Хотелось орать. Хотелось растерзать подушку в мелкие клочья, да что там подушку — хотелось растерзать в мелкие клочья весь мир! И себя заодно! Но… я была слаба… Слабая никчёмная человечка… Не было во мне искры иномирного бога… не было ни капли его крови, ни его воли, ни силы, ни света, ни чистоты…

Проснулась вечером, затемно.

Снова вымылась, как давно мечтала — не торопясь, с ароматным гелем и пенным шампунем, и с молочком для тела в самом конце. Затем переоделась в чистые домашние шорты и футболку.

Выпила кофе с маминой булочкой. Снова говорила с родителями, в этот раз об их новостях. Но вскоре разговор стал увязать.

— Вить, Полина до сих пор сама не своя, — смотрела задумчиво мама.

— Отстань ты от девки. Посмотрел бы я на тебя после такого… круиза, — папа развернул газету, но явно не мог сосредоточиться ни на заголовках, ни на статьях.

И из кухни не выходил.

— Я хочу вернуться, — произнесла вдруг отчётливо, сама до конца не понимая, хочу или нет.

— Полин… — начала осторожно мама.

— Я позорно сбежала от него в самый ответственный момент, — честно призналась самой себе. — А должна была…

— Взять меч, булаву или что-то там у вас принято? — отец отложил газету.

— Вить! — подняла голову мама. — Ну какую булаву?! Поддержать его — это да, это по-женски.

— Гендерные стереотипы на марше, — подмигнул отец матери.

— Так вы… отпускаете меня? — в груди поднялась тёплая волна благодарности, ведь чем больше я думала о возвращении в Эрхейвен, тем больше крепло это желание.

— Мы никогда тебя не держали, — всхлипнула мама и начала буквально рыдать, видимо, и так по углам слёзы глотала. — А ты уверена, что… любишь его, и… Может передумаешь?

— Мам, мамочка, некогда передумывать! — ответила с жаром, вскакивая из-за стола. — Завтра ночью они уже будут в Рейфорге! В ту же ночь Лиар подойдёт к границе. Там всего пол дня пути, и надо как-то успеть… И…

Побежала в свою комнату, соображая на ходу, во что одеться. Так, чтобы удобно было, но чтоб не выделяться особо.

— Мам, где моё эрхейвенское платье?!

— На балконе! Я его днём постирала, — ответила мама из коридора.

— Ага, — метнувшись на балкон, ввалилась в комнату уже с кучей тяжёлой ткани наперевес.

Быстро стянув с себя футболку, откинула в сторону кринолин, впрыгнула в нижнюю рубашку и корсет, и уже привычно натянула на всю эту конструкцию верхнее платье.

— Помоги, пожалуйста, там шнуровка сзади, — повернулась к матери спиной.

— Может гостинцев передать этим… родственникам нашим, Магнарам? — приговаривала мама, ловко справляясь со шнуровкой.

— Стелл, ну какие гостинцы? — отозвался из коридора отец. — У них там военный поход, подвиги, ага, и Полинка наша будет с банками огурцов в авоськах по полю носиться… махать ими нежити по мордасам.

Папа шутил. Я вдруг вспомнила, что шутит он только в самых страшных и непонятных ситуациях. И снова стало не по себе. На этот раз от ясного, осязаемого даже понимания: это всё в последний раз. Возможно, в последний раз.

Воздух стал гуще. Перед глазами поплыло. Я смотрела во всех глаза на собственную комнату, на отца, который стоял в коридоре, вцепившись в сложенную газету. Потом на маму, которая, наконец, закончила с завязками платья.

— Ну всё, — смахнув накатившие слёзы, прошла в прихожую, натянула на ноги кроссовки и выпрямилась. — Ой, мам, принеси ещё, пожалуйста, аптечку. На всякий случай… Она с ремешком, и там всё самое нужное… Пап, а ты зажигалку принеси, — глянула на отца, замечая, как покраснели его глаза.

Бросилась к нему, обняв крепко-крепко. Потом маму, которая вернулась из кухни. Потом ещё раз обняла их по очереди, уже перекинув через плечо аптечку из бордового кожзама. Снова смахнула ладошками слёзы и шмыгнула носом.

— Ну всё. Пока… — всхлипнула со смехом, поднимая на уровень глаз руку с кольцом. — Вообще-то, я может ещё вернусь, — судорожно вздохнула. — Технология же есть. Можно сказать, отработанная.

— Но колдун же сказал… — мама не окончила фразу.

— Да он вечно врёт, — отмахнулась я.

Выдохнула. Повернулась к входной двери, повернула кольцо, загадывая очутиться там, где сейчас Дориан, и отпрянула от сильного порыва ветра.

Из дыры пахнуло влагой и хвоей, а в квартиру залетела охапка высохших листьев.

— Люблю вас! — обернулась к родителям в последний раз.

— Мы тебя тоже! — крикнула мама.

Я шагнула в тёмный вихрь. В самый последний момент заметила, что вместе со мной в дыру летит маленький зажжённый фонарик. Где-то позади папа закричал:

— Батарейки новые! Хватит надо-ол…

А потом всё схлопнулось.

Полина

Несколько странных мгновений, проведённых в портале, я перебирала в голове фразы, с которыми брошусь Дориану на шею. Да только произнести их сразу же не довелось.

Ветер успокоился. Ворох листьев и сухих травинок осел на землю.

Дориана рядом не оказалось. Как не было и Вирджиля. Луч лежащего в траве фонаря освещал полянку, окружённую высокими деревьями.

Подняла фонарик и осмотрелась. Буря эмоций тоже улеглась и начала сменяться едкой тревогой. Как бы я ни храбрилась, страх вновь заползал под кожу.

— Молодец, — заговорила сама с собой, чувствуя, как зуб на зуб не попадает. — Из огня да в полымя.

Я ожидала, что портал откроется на дороге или лучше — в карете.

— Но что-то пошло не так, — осветила местность вокруг, лес и густую траву по колено.

Дороги не наблюдалось, не было даже вмятин от колёс и лошадиных копыт.

— Да и откуда им взяться? Чаща настолько густая, что сквозь неё ни одна повозка не протиснется. Дурацкий портал. Ой… — уловила краем уха подозрительный шорох, который приближался всё ближе и ближе, превращаясь в отчётливый хруст.

Резко обернулась.

И замерла с раскрытым ртом — из леса вылетел вампир. Луч фонаря выхватил оскаленный клыкастый рот, бешеные зелёные глаза, белую рубашку и знакомые штаны из тёмно-зелёного бархата.

За долю секунды поняла, что дело не в портале, а в точке назначения. Хотела оказаться рядом с Дорианом? Что ж, меня выбросило на траектории вампирской охоты!

Свет погас. Потому что фонарик выпал из рук, когда Дориан прыгнул на меня, сбивая с ног. Кажется, я проехала спиной по траве, обзаведясь десятком ушибов и ссадин.

Но все эти мелочи померкли перед болью от вонзившихся в шею острых клыков!..

Сутки спустя

Птица

Закатное марево легло на землю прозрачным малиновым покрывалом.

Со стороны Эрхейвена уже горели костры. А со стороны Синдурра нечисть штурмовала сеть. Наваливалась на неё волнами, сгорая и скукоживаясь, но не отступала — на горы трупов и пепла шла следующая волна. И следующая…

Меж тем, горгульи, которые без труда пересекли границу, уже наносили точечные удары по силам людей. Многие из крылатых монстров падали, сражённые стрелой или запущенным копьём, или арбалетным болтом. Горгулий было много, но люди превышали их по численности. Зато прочие чудища — разорви они сеть — попросту затоптали бы приграничный полк. Причём справились бы за минуты.

Силы людей были ничтожно малы, да ещё и выстроены небольшими взводами вдоль сверкающей золотом сети. Я понимала, почему так. Каждый отряд охранял магов — несколько десятков одарённых, что вот уже несколько часов вливали свежую силу в повреждаемое нечистью заграждение.